Бару Корморан, предательница

Чистый Лист тоже заметила ее, и Бару показалось, что он приоткрыл рот.

Но его прервали.

Зате Ява кивнула, и солдаты гарнизона ударили в щиты. Толпа угомонилась. Теперь на площади слышалось лишь ржание лошадей да негромкие перешептывания.

— Я выступаю судьей в этом споре до первой крови, — провозгласила она. Гарнизонные офицеры повторили фразу нараспев, и их слаженный хор громом раскатился над шеренгами. — Сегодня ее превосходительство Бару Корморан с Тараноке, имперский счетовод, вызывает на бой его превосходительство Бела Латемана из Фалькреста, принципал–фактора Фиатного банка. Бару Корморан, чем вас оскорбили?

Это Бару репетировала сотню раз, и сейчас слова слетели с губ легко, как плевок, точно горькая желчь страха:

— Бел Латеман вероломен в службе и в любви. Он использовал свое положение на благо себе и в ущерб Ордвинну, а моими теплыми чувствами лить забавлялся, ухаживая за Хейнгиль Ри. Он оскорбил мой род, мой пол и мою родину. Подобного отношения я не потерплю ни от фалькрестийца, ни от кого–либо еще.

Столь простая речь должна была растрогать местное население. Здешняя публика — лесорубы и докеры. И, разумеется, сплетники — они разнесут словеса Бару на север и на юг, по дорогам и вверх по Инирейну, по всем княжествам и вольным городам. А князь Пиньягата услышит повесть о том, как остроглазая женщина, которую он перепутал с Наяуру, выступила против Каттлсона, и, естественно, запомнит ее имя.

— Бел Латеман, что вы можете сказать в ответ?

Теперь офицеры и шеренги солдат принялись повторять за Латеманом:

— Бару Корморан принудила меня встречаться с ней, используя свое положение. Ее разрушительные новшества разорили князей Ордвинна, и пятно позора легло и на мою репутацию. Она не подходит для высокой должности счетовода ни умом, ни происхождением, и я не хочу иметь с ней каких–либо отношений — ни личных, ни служебных.

От обвинения в трайбадизме он воздержался. Вероятно, устыдился и хотел избежать неловкости. Или отеческая забота Каттлсона заставила его передумать. А может, вспомнил о хирургах Зате Явы с их скальпелями, лишающими трайбадисток женского естества.

Бару сосредоточилась на собственных вздохах и попыталась зафиксировать результат. Простые числа — один (на данный счет есть разные мнения), два, три, пять, семь…

А Зате Ява могла добавить к вышесказанному кое–что еще… к примеру, процитировать законы, описывающие ошибочность и иррациональность поединков. Но она очень торопилась. Она жаждала увидеть Бару раненой и исключенной из игры.

— Пусть поединок до первой крови покажет нам, кто прав, а кто — нет. Бару Корморан, не угодно ли вам принести извинения и отказаться от боя?

Нет. Она доверится клинку.

— Нет.

— А вам, Бел Латеман?

— Мне — нет.

— Бел Латеман, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?

— Я призываю его превосходительство губернатора.

Служащие Фиатного банка и кучка людей возле князя Хейнгиля разразились ревом и рукоплесканиями. В унисон им заржали лошади. Каттлсон распахнул руки навстречу толпе и заключил в триумфальные объятия очерченный мелом круг, булыжники мостовой, аркады и строительные леса, которые облепили уличные мальчишки и мещане.

Зате Ява обратилась к Бару, старавшейся не думать ни о чем, кроме отца Сальма. Он храбро сражался в свете костров с богатырями и никогда не сдавался… Почему же он не вернулся домой с поля битвы? Почему?

Бару посмотрела на Зате. Странно, но в поджатых губах правоблюстителя чувствовался слабый намек на сожаление.

— Бару Корморан, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?

Бару решила окончательно закрепить свое уничтожение.

— Я выйду на бой за Бару Корморан.

Толпа ахнула, стихла и взревела, как набежавшая на берег волна.

И в круг ступила княгиня Тайн Ху — звон подкованных сапог по известняковой мостовой, коротко обрезанные волосы, алые штрихи на щеках. Она подняла клинок, приветствуя Каттлсона, взглянула на Бару и отсалютовала, коснувшись лба.

— Приказывайте, сударыня, — вымолвила она, в то время как Зате Ява старалась скрыть бешенство, а офицеры гарнизона повторяли публике все, что говорила княгиня.

А Бару метнула первый из заготовленных дротиков — слова, заставившие откликнуться дружным гласом бондарей, рыбников, знаменосцев Лизаксу, Отсфира и Унузекоме:

— Покажите им, кто и по какому праву должен править Ордвинном!

— Вультъяг! — хрипло, изумленно завизжала публика победнее. — Вультъяг!!!

* * *

«Рогатый камень» увлекал именно своими боевыми сценами — увлекательными и романтичными одновременно: ведь дореволюционный Фалькрест не зря славился ими! Бару проштудировала это произведение от корки до корки и не забыла, что фехтовальные сцены «Рогатого камня» отличались замечательной простотой и откровенностью, свойственной всей Второй Книге, без подробнейших описаний оружия, доспехов и генеалогий, которые переполняли древние эпосы.

Зато описания поединков занимали многие страницы и вызывали у каждого бурное восхищение. Парады, рипосты, финты и прочие маневры в фехтовании превращались в истинное искусство…

По Бару тренировалась по флотской системе. Здесь не было старинного изящества. Любой ответ являлся и атакой — контрударом, выверенным так, чтобы перехватить и отвести удар противника. Следовало резко сбить его с толку, а потом завершить контратаку захватом или нанести последний поражающий удар.

— На палубе, в шторм, в темноте, — рычала Амината, отстукивая костяшками пальцев ритм, — пьяный, загнанный в угол, один против шестерых!..

Это казалось Бару верным, хотя до Аминаты ей всегда было далеко.

Но Тайн Ху не знала флотской системы. А чему обучен Каттлсон, Бару себе даже не представляла. Впрочем, не важно. Каттлсон был выше и массивнее, а ручищи у него оказалась громадными.

Бойцы встали по местам, и площадь замерла. Правоблюститель Зате Ява стояла, вытянув руки но швам, кожа на ее неподвижном лице натянулась, как пергамент.

— Смотрите на ноги, — шепнул Мер Ло на ухо Бару.

Каттлсон принял стойку: согнул колени, выставив левую ножищу вперед, и поднял меч в позицию «вол» из флотской системы. Одна его рука застыла на яблоке — головке рукояти, другая была под самой гардой [17] . Острие, направленное на Тайн Ху, напоминало обвиняющий перст. Обнаженные плечи бугрились от мускулов, клинок был совершенно неподвижен. Невероятная демонстрация статической силы. Похвальба.

17

Часть эфеса холодного оружия — защищает кисть человека от удара противника.

Тайн Ху, оскорбительно повернувшись к противнику спиной (толпа со стороны банка разразилась свистом), стряхнула с плеч куртку и с лаконичной уверенностью развернулась к Кагглсону в полувыпаде, склонив корпус вперед. Ее мышцы заходили ходуном и взмокли от пота. Левая рука ее стиснула яблоко, правая ухватила рукоять под гардой, клинок она наклонила назад и положила на плечо, точно рабочий, несущий жердь.

Мощный, словно нос корабля, подбородок Каттлсона шевельнулся, и его сторонники вновь засвистели и заулюлюкали.