Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Она нашла нужный рычаг. Сейчас она будет управлять ими.
— Самая большая опасность — оставить Ордвинн без князей, — негромко произнесла Бару, игнорируя княжеский гвалт.
И опять наступила тишина.
Лизаксу оскалился понимающей улыбкой старого хищника, а другие воззрились на Бару в недоумении.
— Объясни! — сказала Игуаке.
— Люди хотят свободы, — вымолвила Бару, поднимая руку раскрытой ладонью вверх. — Я заронила в головы крепостных и помещиков мысль о жизни без вас. Если вы пойдете против них, они поднимутся и уничтожат вас. Разумеется, вы можете обратиться за защитой к Маскараду, который именно этого и ждет. — Бару выпрямилась во весь рост и продолжила говорить ровным тоном: — Каттлсон твердил, что им нужны князья, робеющие перед собственным народом, и народ,
Бару протянула руку вперед, как будто предлагая собравшимся незримый дар. Новую основу и опору. Бару Рыбачку, любимицу Девены.
— Фалькрест обрел свою мощь, избавившись от аристократии. Их «Наставление к вольности» написано кровью — княжеской и королевской. Вы, сидя здесь, думаете, что Пактимонт и Фалькрест защитят вашу власть, но они отшвырнут вас, как обглоданную кость, как только ваше время кончится. Ведь в конечном счете Маскарад стремится уничтожить княжества и сделать Ордвинн ровным и гладким, как линзы телескопов. Поэтому лучше обратитесь ко мне — и к народу, которым правите. Без нас у вас нет будущего.
Бару умолкла и насладилась недолгим мигом удовлетворения.
Когда заговорила Наяуру, Строительница Плотин, ее голос рассек тишину, подобно шипению змеи.
— Ты предложила моим людям лишь грабеж и дикость. — Мрачная, решительная, она поднялась с места, чтобы сравняться с Бару, и юная злость ее была острее обсидианового ножа, клинка Тараноке. — Я пошла войной на Игуаке, свою соседку и союзницу, дабы уберечь мой народ от поступи войск Маскарада. Я вела честную войну копья и камня, дружинника и рекрута. Чем ответила на все ты, Бару Рыбачка, дочь чужой земли? Ты спустила «шакалов» на мои леса и деревни. На семьи, на беззащитных детей! — Она плюнула па пол. — То, что сделали твои солдаты в Имадиффе, говорит само за себя. Я слышала о мужчинах с выпущенными кишками и о сожженных заживо матерях. Такого не спрятать ни за сладкими речами, ни за мудрыми разглагольствованиями!
— Война никогда не щадит невинных, — заметил Лизаксу.
Губы Наяуру скривились в отвращении.
— Да. Но Рыбачка не любит их! Я никогда не отдам своих людей Бару Рыбачке. Ее власть построена исключительно на лжи.
Первый день совета закончился унизительным провалом.
Тайн Ху попыталась перехватить Бару на пороге.
— Займись «шакалами», — недовольно буркнула Бару.
Разочарование и унижение гнали ее вперед. Отчаяние и дурные предчувствия новых испытаний заставляли действовать в одиночку. Она обещала мятежникам Внутренние Земли. И она получит их — собственным умом и волей. Обойдется без политических браков с Наяуру, без благородных соглашений и даже без советов Тайн Ху.
Если ей не удастся, то па что же надеяться?
Бару направилась к лагерю княгини Игуаке. Среди сияющих отполированными латами шеренг копейщиков Коровьей Княгини дружинники Сентиамуты чувствовали себя неуютно. Оно и немудрено: Сентиамуты — все как на подбор — были оборваны и красноглазы.
Перед строем стоял, осматривая копья воинов, князь Пиньягата. Увидев Бару, он отсалютовал ей.
— Доброго вечера!
— И вам, ваша светлость.
— Славный зимний поход. Ваши «шакалы» отлично показали себя в военной кампании. Избавили меня от кое–какой грязной работенки. За что я вам искренне благодарен. — Оторвав занозу от ясеневого древка, он бросил на хозяина копья зверский взгляд. — Я слышал, с вами ходит стахечийская ягата. Корень моего родового имени… Любопытно было бы взглянуть на их снаряжение.
Бару кивнула.
— А Игуаке — она тоже благодарна? — осведомилась она.
Пиньягата пристально посмотрел на свою собеседницу.
— Девена направляет тебя, — наконец произнес он.
И Бару вошла в дом княгини — одна, без оружия.
Конечно, из всех князей Внутренних Земель наиболее веские причины встать на сторону восставших были именно у Игуаке. Наяуру скоропалительно напала на нее без объявления войны, и наверняка — не без поддержки Маскарада. Значит, оскорбленная честь, гнев или жадность — в общем, хоть что–то да заставит ее примкнуть к мятежникам. У нее нет
выбора. Ее кавалерия и копейщики Пиньягаты скажут решающее слово в грядущей войне.Она не может не примкнуть.
Княгиня Игуаке ждала Бару, сидя в центре застывшего в камне водоворота — мандалы из красного и белого мрамора.
— На колени, — приказала она.
Поперхнувшись гордостью, многими днями лесного похода, Бару застыла на месте. Но промедление не привело ни к чему.
Игуаке продолжала любезно улыбаться. Бару не отводила от нее взгляда.
Мощная, великолепная Игуаке с кожей цвета земли под паром любила украшения. На ее золотых браслетах были отчеканены быки и лошади, скачущие вереницами, — живое воплощение красоты и богатства империи ту майя. Сколь ничтожной, должно быть, казалась Бару в сравнении с ней — по-крестьянски поджарая, мускулистая, как чернорабочий, без титула, без детей, без всякой власти.
Бару опустилась на колени и склонила голову.
Игуаке скрестила руки на груди.
— Ты создала восстание из теней, — изрекла она звучным голосом владыки. — Хитрые богатства из бумаги и чернил. Призрачные армии лесовиков, лишенных доспехов. Брачные перспективы при отсутствии довольных любовников и доказательств способности рожать младенцев. Я слушала, как на совете ты предрекала князьям конец, и подумала: может, у нее нет ничего, кроме пустых речей?
Бару открыла рот, но Игуаке сдвинула брови и махнула рукой. Один из стражей ударил древком копья о каменный пол.
Бару была иноземной простолюдинкой на княжьем дворе. И пока еще ей не дали позволения говорить.
— Наяуру предала меня, и я охотно спущу с нее шкуру, — продолжала Коровья Княгиня. Ее драгоценности мелодично позванивали при каждом движении. — Но я понимаю ее. Она мечтает заполучить мои стада и пастбища — так же, как и я сама желаю присвоить плотины и мельницы в свою собственность. Она хочет, чтобы ее дети породнились со мной, а мой род склонился к подножию ее трона. И она решила, что у нее есть шанс получить все это и вдобавок оказаться в фаворе у Пактимонта. Восстания открывают возможности, верно? А какие возможности можешь предоставить мне ты, Бару Рыбачка?
И княгиня указала своей дланью на Бару.
Та заговорила — без злости, без мольбы, взвешивая каждое слово.
— Ты пустила «Армию шакала» в свои владения. Ты дала нам людей и припасы. Мы в ответ разбили Наяуру, когда она пошла на тебя войной. Твои вложения окупились.
Игуаке многозначительно промолчала. Но Бару не сказала более ничего, и княгиня произнесла:
— Однако мой долг перед тобой — тоже призрачная тень. Он существует лишь в нашей памяти. Вероятно, я предпочту забыть о нем: теперь я могу выдать тебя Пактимонту, и в награду они уничтожат Наяуру и пожалуют мне ее земли. Но я могу выслушать ее блеянье, взять с нее виру [27] и вместе с ней истребить «шакалов». — Игуаке разглядывала Бару, точно бракованного жеребенка, неудачного отпрыска призового жеребца. — Сегодня я хотела услышать, что мне предложат восставшие. Но одними тенями тебе, Честная Рука, не перебить цены, которую готов платить Маскарад. Мы не забыли, что случилось с последним из южных князей, который присоединился к тебе: теперь народ Радашича склоняется перед стягом оленя. Мы помним о Дурацком Бунте и об участи тех, кто начал действовать слишком рано. Если ты хочешь, чтобы я рискнула воевать против Пактимонта, ты должна предложить мне реальные ценности.
27
Взыскание денег с виновника за содеянное им преступление (убийство).
«Сомнение предателя».
Бару подняла голову и взглянула в глаза княгини. Обдумала и тотчас отвергла последнюю мольбу: «Неужто свобода Ордвинна для тебя ничего не стоит?»
Ордвинн никогда не был добр к тем князьям, которые расплачивались кровью за идеи. Ордвинн привечал тех, кто платил кровью за власть.
И не только Ордвинн, но и весь мир. В конце концов, не Тараноке подчинил себе Империю.
— Я поняла твой вопрос, — сказала Бару вслух. — Ответ последует вскоре.