Башня Рассвета
Шрифт:
— Я начинаю. — сказала она тихо.
— Отлично.
— Нет, я начинаю и заканчиваю это. Сегодня. Прямо сейчас.
Потребовалось время, чтобы осознать слова. Всё, что это повлекло бы. Он осмелился спросить:
— А что, если я не смогу?
Вытерпеть всё это?
В глазах Ирэн не было никакого страха, сомнений:
— Не я должна отвечать на этот вопрос.
Нет, не должна. Шаол наблюдал, как солнечный свет танцует на медальоне, на этих горах и морях. Что она видит, когда смотрит на него? Учитывая, что он потерпевал неудачу, вновь и вновь…
Но они прошли
И он тоже.
Шаол успел сказать:
— Ты можешь навредить себе, если останешься слишком долго.
Опять же, никакого волнения, сомнений или ужаса.
— У меня есть одна теория. Я хочу проверить это. — она поцеловала его. — И ты… ты единственный человек, с которым я могу это попробовать.
Ирэн положила руки на его голую спину, и он задавался вопросом, почему только с ним. Но ничего не мог сказать, потому что в него врезались боль и тьма.
Ни в коем случае нельзя останавливать Ирэн, когда она погружалась в его тело. Её магия — белый рой света вокруг него, внутри него.
Валги. Его тело было испорчено их силой, а Ирэн…
Ирэн не колебалась.
Она взлетела вперёд, по лестнице его позвоночника, по коридорам его костей и крови. Она была светом, и выстрелила прямо в темноту, находя эту парящую тень, которая вновь растягивалась. Пыталась вернуть власть.
Ирэн ворвалась в темноту и закричала.
Он взревел, и они схватились друг за друга.
Всё было чужое, холодное и пустое; там было полно гнили, ветра и ненависти.
И Ирэн бросилась туда. Направляя свою силу, каждую последнюю каплю, туда.
В реальности, как будто поверхность тёмного моря разделила их, Шаол взревел от агонии.
Сегодня. Это закончится сегодня.
«Я знаю, кто ты».
Ирэн начала борьбу. И темнота отступила.
Глава 55
Агония прошла сквозь него, бесконечная и бесшумная.
Через минуту он потерял сознание. Оставив себя, свободно падающего в это место. Эту яму.
На дно.
Пустующий ад под подножьем горы.
Там, где все было заперто и похоронено. Там, где все это пустило корни.
Пустой фундамент, заминированный и разломанный на части, разрушенный под ноль, осталась только эта яма.
Ничто.
Ничто.
Ничто.
Бесполезное ничто.
Сначала он увидел своего отца. Свою мать и брата, и этот постоянный холод гор. Увидел лестницу, покрытую льдом и снегом, окрашенную кровью. Увидел человека, которому он с радостью продал себя, думая, что это поможет удержать Аэлину в безопасности.
Селену в безопасности.
Он отправил женщину, которую он любил, в безопасное место, убивать. Отправил ее в Вендалин, думая, что это лучше, чем Адарлан. Убить королевскую семью.
Его отец вышел из темноты, отражение человека, которым он мог стать, мог быть таким однажды. Черты лица его отца выражали отвращение и разочарование, когда он увидел его, сына, которым он мог бы быть.
Цена, которую просил отец… он считал это тюремным заключением.
Но, возможно, это был шанс выбраться на свободу — спасение
своего бесполезного, своенравного сына от зла, которое, как он, вероятно, предполагал, вот-вот развяжется.Он нарушил свое обещание отцу.
Он ненавидел его, но все же его отец — этот отвратительный, ничтожный ублюдок — выполнил свое условие сделки.
А он… он не сделал этого.
Клятвопреступник. Предатель.
Все, что он сделал, Аэлина пришла и разломала на маленькие кусочки. Начиная с его чести.
Она, с ее плавностью, с мрачностью, в которой она обитала… Он нарушил все клятвы, данные ей. Сломал все, чем он был для нее.
Он мог видеть ее, в темноте.
Золотые волосы, эти бирюзовые глаза, которые были последним ключом к разгадке, последним кусочком пазла.
Лжец. Убийца. Вор.
Она покосилась на солнце из-под шезлонга на балконе тех покоев, которые она занимала во дворце, книга лежала на ее коленях. Наклонив голову в сторону, она посмотрела на него с этой ленивой полуухмылкой. Кошка, которую отвлекли от ее отдыха.
Он ненавидел ее.
Он ненавидел это лицо, веселье и резкость на нем. Жесткость и порочность, которые могли бы разорвать кого-нибудь в клочья без единого слова — одним только взглядом. Только биением тишины.
Ей нравились такие вещи. Она наслаждалась ими.
И он был так околдован ею, этой женщиной, которая была живым пламенем. Он был готов оставить все позади. Честь. Клятвы, которые он дал.
Ради этой надменной, развязной, самодовольной женщины он разрушил часть себя.
И после этого она ушла, как будто он был сломанной игрушкой.
Прямо в объятия этого принца Фэ, который появился из темноты. Который подошел к этому шезлонгу на балконе и сел на него.
Ее полуухмылка изменилась. Ее глаза заискрились.
Со смертельным, хищным интересом она сосредоточилась на принце. Казалось, она засияла ярче. Стала более осознанной. Более сконцентрированной. Более…живой.
Огонь и лед. Конец и начало.
Они не прикасались друг к другу.
Они только сидела на этом кресле, между ними завязался негласный разговор. Как будто они наконец-то нашли отражение самих себя в мире.
Он ненавидел их.
Он ненавидел их за эту легкость, эту энергию, это чувство завершенности.
Она разрушила его, разрушила его жизнь, и затем отправилась прямо к этому принцу, как будто она переходила из одной комнаты в другую.
И когда это все пошло к черту, когда он отвернулся от всего, что он знал, когда он солгал тому, кто больше всего придавал значение ее секретам, она не была здесь, чтобы сражаться. Помочь.
Она вернулась только через несколько месяцев и бросила это ему в лицо.
Его бесполезность. Его никчемность.
«Ты напомнил мне о том, каким должен быть мир. Каким может быть мир».
Вранье. Слова девушки, которая была благодарна ему за то, что он предложил ей свободу, за то, что он толкал и толкал ее, пока она снова не закричала на этот мир.
Девушки, которая прекратила существовать в ту ночь, когда они обнаружили тело в кровати.
Когда она расцарапала его лицо.