Башня. Новый Ковчег 4

Ставицкий замолчал. Снова поднялся и прошёлся по залу.

— Наши с вами предки, Олег Станиславович, и были представителями той самой элиты, новой элиты. Они заложили фундамент для её построения. Именно им мы обязаны всем, что сейчас имеем. Спираль развития сделала очередной виток, заперло остатки людей, лучших — ведь и среди альф, и среди омег отобрали именно лучших. Башня вместила в себя всех, но именно нашим предкам, альфам, элите, аристократам, предстояло создать новый генофонд. Для этого были все условия. И снова досадный скачок назад. Идиот Ровшиц, который вместо того, чтобы просто обеспечить своё место в элите — а у него были для этого возможности, — взял и снёс всю систему, пустив в расход лучших представителей. А, знаете, к чему это привело? Да всё к тому же. Генетика опять взяла своё. Альфы всё равно остаются альфами, даже если их называют по-другому. И лучшие снова оказались наверху, не прошло и семидесяти лет — ничтожный период времени с точки зрения истории, да и биологии. И наша в вами задача, Олег Станиславович, восстановить естественный ход развития человечества. Взять его под контроль. Мы не можем допустить, чтобы попирались законы природы. Мы должны помочь ей.

— Мы? — переспросил Олег. — Почему мы?

— Если бы вы интересовались своими предками, то у вас сейчас не возник бы такой вопрос. А ведь ваша бабушка по материнской линии была урождённая Платова. Родная сестра министра финансов, который занимал этот пост в Правительстве, свергнутом при Мятеже. Понятно, что это родство не афишировали, скрывали, а потому многие из потомков просто не знают о своём высоком происхождении. К счастью, мне удалось поработать с архивами, в моей семье сохранились кое-какие документы, записи, воспоминания. И я могу вам с гордостью сказать, что знаю почти о всех потомках той, прежней элиты. И почти все они сейчас занимают достаточно высокое положение. Потому что гены, Олег Станиславович. Гены не спрячешь, они всё равно возьмут своё. Да вы и сами — прекрасный пример, подтверждающий мою правоту.

— И что же вы собираетесь сделать, Сергей Анатольевич? — наконец Мельников ожил, заговорил и даже взял слегка ироничный тон. — Создадите кастовую систему? Вознесёте всех выживших потомков на вершину и станете снова возрождать генофонд? Заставите их пережениться между собой, начнёте сводить их, как собак на случку?

— Зря вы иронизируете, Олег Станиславович. Я понимаю, вы ещё не до конца осознали, вам нужно время. Но я вас уверяю, что в том, что вы сейчас сказали, есть очень много здравого смысла. Просто вы его пока не видите. Чистота крови — это очень серьёзная вещь. Более того, определённые работы над этим уже ведутся. И, кстати, ведутся у вас в секторе, под вашим непосредственным руководством. Хотя, некоторые изыскания мы, разумеется, не афишируем.

Олег дёрнулся, потом на его лице проступило понимание.

— Некрасов? — выдохнул он, говоря, скорее, сам с собой. — Чёрт, а я-то думал, с чего это он с должности главврача одной из лучших больниц попросился перевести его в отдел по изучению проблем генетики. Чего его в науку-то потянуло? Я думал, что он просто опасается, что с моим назначением я сам его уберу, вот и заранее озаботился, ушёл на менее денежную и престижную должность. А оно вот как.

— Да, Некрасов, — подтвердил Ставицкий, с удовольствием отмечая замешательство Мельникова. — Александр Романович с большим энтузиазмом воспринял мою теорию и оказался очень полезен на этом месте. Я вам даже больше скажу, его отдел тайно получал специальное финансирование, которое, разумеется, шло мимо вас. Вы уж, простите, Олег Станиславович, но вы бы такое распределение средств не одобрили.

— Не одобрил. У нас не хватает лекарств, люди умирают от болезней, которые вполне можно излечить. Естественно, что задача спасения жизней пациентов — первостепенна для любого врача. Научные опыты могут и подождать.

— Не могут. Именно это сейчас важнее. Нам нужен контроль за рождаемостью. Нельзя в нашем положении всё пускать на самотёк. Простые люди, омеги, должны обеспечивать рост популяции, это не подлежит сомнению, но ровно в той мере, которая необходима для жизнедеятельности Башни. Я думаю, что необходимо ввести лицензии на право иметь детей и на необходимое количество детей, которые будут выдаваться на основании генетических исследований только здоровым людям. Но это пока. Потому что дальше у меня есть кое-какая интересная задумка, — В этом месте Мельников удивлённо вскинул бровь, подался вперёд, возможно, намереваясь возразить, но Ставицкий пресёк эту попытку. — Не всё сразу, Олег Станиславович, не всё сразу. Вы это обязательно узнаете — всему своё время. Ну а что касается элиты, то есть, нас с вами, то тут мы, напротив, вменим в обязанность иметь потомство. И да, для этого будут рекомендованы кандидатуры. Партнёры будут подбираться. Пока по рекомендации, но я не исключаю, что в некоторых случаях эти рекомендации будут носить обязательный характер. Принадлежность к элите налагает высокую ответственность. Положение обязывает. Я понимаю, это звучит несколько дико, но я уверен, что вы, как умный человек, подумав и изучив этот вопрос, согласитесь со мной.

Мельников потрясённо молчал. Только тонкие пальцы нервно скользили по столу, выдавая его волнение.

— И закон. Тот самый закон моего братца. Приостановленный сейчас. Я прекрасно знаю, как вы, Олег Станиславович, относились к этому закону. Но в свете открывшихся обстоятельств, я думаю, вы пересмотрите своё мнение. К тому же мы внесём в этот закон некоторые корректировки. Нас с вами он, разумеется, не коснётся. Мы слишком ценны, чтобы подчиняться общим правилам. Но, сами понимаете, жить и давать потомство должны только лучшие, самые здоровые и сильные. А от балласта придётся избавляться. Так задумано природой. И мы не будем ей мешать вершить свой естественный отбор. Только поможем.

— Бред какой-то, — пробормотал Мельников, нервно поправил галстук и уставился на Ставицкого. — Вы же это… не всерьёз? Вы же не можете не понимать, к чему всё это…

— Я понимаю. И вы поймёте. Обязательно поймёте. Я не требую от вас ответа прямо сейчас. Не буду скрывать, Некрасову я обещал должность министра здравоохранения.

— Министра?

— Разумеется, никакого Совета больше не будет. Вернём старые добрые министерства. Так вот, Некрасов, конечно же, рассчитывает стать министром, но я думаю, что он вполне удовлетворится должностью заместителя. Вашего заместителя, Олег Станиславович. Потому что я бы предпочел видеть на этом месте человека из своего круга, того, в ком течёт кровь Платовых, а не безродного Некрасова. Увы, у Александра Романовича с родословной совсем плохо. Но он вполне может быть нам полезен. Его разработки по искусственному оплодотворению…

— Чему? — переспросил Мельников. — К чему нам это? Насколько я понимаю, вопрос увеличения, как вы выразились, популяции, перед нами не стоит. Скорее уж наоборот.

— Безусловно, искусственное оплодотворение не будет носить массовый характер. Напротив, это будет удел избранных. Слишком мало нас осталось благодаря стараниям Ровшица. Вот возьмите, например, Олег Станиславович, ваш брак. Мало того, что это откровенный мезальянс, так вы ещё и продолжением рода не озаботились. Мальчик, которого вы воспитываете, он вам приёмный и не несёт ваших генов. А это совершенно недопустимо в нашем положении. Если бы у вас с вашей женой был общий ребенок, то тогда ваши отношения с этой женщиной имели бы хоть какое-то оправдание. Но, — тут Ставицкий сделал паузу и посмотрел на побледневшего Мельникова. — При определённых обстоятельствах, я смогу закрыть глаза на ваш мезальянс. Вы понимаете меня, Олег Станиславович? Для других, разумеется, таких поблажек не будет. Браки, подобные вашему, в которых нет общих детей, будут расторгнуты. К сожалению, это необходимо. Но, повторюсь, в вашем случае, — Сергей сделал здесь акцент, внимательно наблюдая за Мельниковым. — В вашем случае, я готов пойти на компромисс и не настаивать на разводе. Если вы, конечно, будете вести себя соответственно своему высокому происхождению и станете работать со мной.

Ставицкий помолчал, изучающе сверля Мельникова глазами. Тот оставался бледен, но невозмутим. Это было хорошо — Олег Станиславович всё понял правильно, а значит, непременно сделает единственно возможные выводы в его положении.

— Да, в вашем случае я готов пойти на уступки, - продолжил Ставицкий. — Но сдать свой материал, извините, вы должны. Это ваша обязанность. Это преступно, если хотите, не иметь потомков в вашем случае. Но детали мы обговорим позже. Некрасов объяснит вам всё более профессионально. Я не врач и не биолог. И я очень хорошо понимаю вашу растерянность и даже негодование. Это не просто — принять такое. Некоторые воспримут то, что мы делаем, как злодейство. Да что там, почти все это так воспримут. И ясно, что для большинства мы будем использовать другие формулировки, реформы будут вводиться постепенно, так, чтобы не вызвать сразу протесты, хотя, конечно же, без них мы не обойдёмся. И нам с вами придётся ещё и доказать, что мы имеем право. Что мы достойны своих предков. Будет непросто. И поэтому я не жду от вас немедленного согласия. У вас есть немного времени подумать. До утра. Уверен, что ночи на размышления вам хватит. Вы — умный человек, Олег Станиславович. Вы — элита. И я бы хотел, чтобы мы с вами были вместе.

— А Савельев? — спросил Мельников, нахмурившись.

— Полноте, только не делайте вид, что вы переживаете за судьбу Павла Григорьевича. Я прекрасно знаю, как вы к нему относились. Забудьте про Савельева. Его больше нет. Или почти нет. Вопрос времени. Не стоит о нём думать, у нас с вами есть задачи поважнее. И я очень надеюсь, что вы примите верное решение. И не станете делать глупости.

Ставицкий выпрямился.

— Можете идти, Олег Станиславович. Завтра с утра я вас жду. Не сомневаюсь, что вы сделаете правильный выбор.

Мельников хотел что-то сказать, потом раздумал. Поднялся с кресла, аккуратно застегнул пиджак, поправил слегка сбившийся галстук — машинально, не задумываясь. Сергей отметил, что даже испытав такое потрясение, Мельников не изменил своим привычкам, и это вызывало уважение.

Когда за ним закрылась дверь, Ставицкий тоже встал. У него ещё оставался ряд нерешённых вопросов. Необходимо навестить Рябинина, проконтролировать, чтобы тот не наломал дров, но перед этим надо сделать ещё одно дело. Сергей слишком долго ждал, чтобы сейчас отказать себе в удовольствии исполнить свою мечту, вернуть ещё кое-что, принадлежащее ему по праву.