Башня. Новый Ковчег 4

— Савельев. Павел Григорьевич, — коротко представился он всем и быстро огляделся.

Их было человек двадцать. В основном среднего возраста, двоим или троим только хорошо так за шестьдесят, несколько женщин (Павел не удержался, снова чертыхнулся про себя: оставлять женщин, пока здесь творится такая хрень, точно нельзя, но это рабочие руки, и найдётся ли им замена, как знать), пара совсем юных пацанов — эти-то откуда здесь. Кто-то держался в тени, кто-то стоял рядом со стоящим в центре столом, на котором были разбросаны какие-то графики и схемы. При его появлении люди стихли, устремили на него глаза, и в этих глазах Павел видел настороженность, вопрос, надежду. Надежду. А вот сумеет ли он её оправдать, эту надежду.

— Давайте начнём, — Павел подошёл к столу, но садится на придвинутый к нему стул не стал, нагнулся, опёрся руками. — Коротко говорить не прошу, потому что понимаю, коротко не получится. У меня информация о работах устарела недели на две. Кое-что Мария Григорьевна мне успела рассказать, но это в общих чертах. Теперь надо развернуть. Кто начнёт?

На минуту повисла тишина, длинная, тревожная. В этой тишине было слышно, как скрипнул кем-то неловко двинутый стул, как негромко кашлянул пожилой мужчина — он был не в белом халате, а в синей спецовке, наверно, техник, возможно, кто-то из людей Величко, а потом заговорил невысокий человек, стоявший напротив Павла, по другую сторону стола — коренастый, широколицый, с копной кудрявых, подёрнутых сединой волос. Павел слушал, не перебивая, только в конце задал пару вопросов, привычно потянулся, ища глазами на столе ручку и пустой листок — их ему подсунула Маруся, быстро догадавшись, что ему нужно. Павел пододвинул к себе стул, сел, быстро принялся делать записи, изредка поднимая голову на очередного выступающего и едва заметно кивая. Краем глаза заметил, как в зал вошёл бледный Васильев, осторожно положил на край стола стопку документов и задвинулся куда-то в угол, спрятался за людскими спинами.

Где-то через четверть часа картина начала вырисовываться.

— Значит, сейчас у нас ГЦНы, — Павел не спрашивал, с этим и так всё было понятно. Сказал больше для себя, с силой потёр подбородок.

Испытания циркуляционных насосов нужно было начинать. Тот пожилой, что подкашливал, — кажется, его фамилия была Устименко, — отчитался, что последние необходимые проверки успешно завершены. Вот только…

— Без сменщиков запускать насосы сейчас смысла нет, — Устименко опередил Павла. — Сто часов работы, а мы здесь не двужильные. И не поймите меня неправильно, Павел Григорьевич, я не ною, но человек не машина, он устаёт. А когда устаёт, делает ошибки.

— Будут сменщики, — пообещал Павел. — Но вы правы, пока административный этаж военные не разблокируют, запускать насосы не будем.

— И сколько ждать? Сутки? Двое?

Знакомый, чуть надтреснутый голос заставил Павла вздрогнуть. Он медленно обернулся к говорившему, уже зная, кого увидит. Длинный, худой, с высокими залысинами, сальными, непонятного цвета волосами, с крупным носом на вечно угрюмом и недовольном лице — годы Селиванова не изменили. В памяти вспыхнули все их ссоры и конфликты, а их было немало. Когда-то они делили комнату в инженерном общежитии на семьдесят четвёртом, и слово «не ладили» едва ли в полной мере могло охарактеризовать всю глубину их непростых отношений. Савельев считал Селиванова надутым индюком, нередко позволяя себя злые шутки в его адрес (и там было над чем посмеяться — Селиванов был ворчлив, жаден, некрасив и по-стариковски сутул), а Селиванов в свою очередь называл Савельева «дешевым везунчиком» и карьеристом.

И вот надо же… где довелось встретиться.

— Надо будет, подождём и сутки, — Павел хотел назвать Селиванова по имени-отчеству, но не смог. Понял, что не то, что отчества, имени Селивановского и то не помнит.

Замешательство Павла не ускользнуло от внимания Селиванова, он и в молодости читал Пашкино лицо, как открытую книгу, и его толстые губы расползлись в саркастической усмешке.

— Нет у нас, Павел Григорьевич, эти суток. Ну-ка, Гоша, — он толкнул локтем стоявшего рядом паренька, совсем молодого, лет двадцати с небольшим, в больших очках на чуть вытянутом, миловидном, как у девочки лице. — Давай, Гоша, покажи товарищу начальнику последние сводки.

Гоша подскочил, как мячик, кинулся вперёд, быстро развернул перед поднявшимся со своего места Павлом свёрнутый в рулон длинный список. В глаза бросились столбики мелких цифр, линейные графики и формулы.

— Это обновлённые данные по снижению уровня воды, Павел Григорьевич, — бодро затараторил Гоша. Принялся объяснять, чуть путанно, то и дело поправляя спадающие с длинноватого носа очки. Совсем как Ставицкий — некстати мелькнуло у Павла в голове. — Вот если мы посмотрим на эти цифры, вот тут, а потом сюда… да, на графике нагляднее это показано, то можно заметить…

Парнишка говорил с жаром, с каким-то юношеским задором, повторяя периодически: «видите вот здесь, Павел Григорьевич, видите?», и до Павла постепенно доходило. Да, он видел. Нужно было быть слепым, чтобы не видеть.

Уровень воды не просто понижался, даже сказать, что он падал, было не совсем верно. Графики, в которые тыкал Гоша, сигналили о нарастающей скорости снижения. Наихудшем сценарии из всех возможных. Красная отметка Т1, проставленная на каждом графике, опасно приближалась.

— В арифметической же прогрессии опускается, — Гоша наконец-то оторвался от графика и поднял на Павла ясные голубые глаза.

— Вижу. А вот тут и тут, и ещё… — Павел заскользил взглядом по длинному списку, нашёл то, что искал, ткнул ручкой в график. — Ещё вот здесь. Что это за плато?

— Тут я пока сам не разобрался. Но да, на несколько часов скорость падения уровня воды снижается почти до нуля, причём, я смотрел, между этими плато нет никакой корреляции, ни по интервалам, ни по длительности…

— Должна быть, — прервал его Павел. — Ищи, Гоша… Как твоя фамилия?

— Васильев, — парень слегка смутился.

«Ну вот, ещё один Васильев, а какая разница», — мелькнуло в голове.

— В общем, нет у нас суток, — снова встрял Селиванов, зыркнул насмешливо-недобро на Павла. — Мы и так опаздываем дней на пять. А дальше ещё больше опаздывать будем.

— Да с чего бы это, Глеб Ростиславович, — Маруся вскочила со своего места, лицо её зло вспыхнуло. — Если только вы нас тормозить не будете!

— А я буду, Мария Григорьевна, — Селиванов в отличие от Маруси оставался совершенно спокоен. Видно было, что между этими двумя шёл свой нескончаемый спор. — Буду тормозить и вам спешить не дам. Спешка хороша только при ловле блох. А здесь надо всё делать по протоколу. Если чего-то пропустим, рванёт на обкатке так, что мало не покажется. Изжаримся все тут раньше, чем ТВЭЛы в реактор загрузим. Хотя… — Селиванов остановился, скривил худое некрасивое лицо. — Хотя сейчас-то у нас появился сам Павел Григорьевич Савельев. Он нам не даст пропасть.

Павел пропустил мимо ушей язвительный выпад Селиванова. Наслушался подобного ещё в молодости. Снова опустился на стул, уставился в графики Гоши Васильева.

Эти плато. На первый взгляд между ними действительно не было ничего общего — словно какая-то неведомая сила на время останавливала океан, и он замирал, чтобы передохнуть перед очередным смертельным броском. Но это на первый взгляд. Связь должна быть, у природы все закономерно, её просто нужно найти, это связь. И, как знать, возможно, в этом они сумеют выторговать себе отсрочку у безжалостной стихии. Им нужно время. Нужно, как никогда.

Задумавшись, он не обращал внимания на возникший шум. Селиванов, подняв тревожащую всех тему, словно взбудоражил улей. Что-то громко говорила Маруся, потом махнула рукой и уселась рядом с Павлом, красная и злая. Ей на помощь пришёл Устименко, принялся что-то громко доказывать Селиванову. Гоша Васильев опять хотел сунуться к Павлу, но, видно, не посмел и так и остался стоять рядом, перетаптываясь с ноги на ногу.

Звук телефона в этом гвалте Павел услышал не сразу и даже когда услышал, отмахнулся от него, как от досадливой мухи, что мешает сосредоточиться. Телефон трезвонил из-под вороха бумаг, которым его завалило. Маруся, чертыхнувшись, полезла разгребать бумаги, сняла трубку, сердито крикнула: