Башня. Новый Ковчег 4

— Энергетический сектор слушает! — а потом замерла, нахмурилась и, оторвав трубку от уха, сказала. — Павел Григорьевич. Это вас.

— Меня?

— Да. Какой-то Дорохов…

— Дорохов? — Павел выхватил трубку из её рук. — Слава? Что? Что случилось?

Шум в зале стих, отошёл на задний план, стал фоном, в ушах Павла звучал только негромкий голос Дорохова. Слава говорил быстро, профессионально гася эмоции, не давая своих оценок и обходясь только фактами — Величко отменно умел подбирать людей в свою команду, — но каждое слово, произнесённое Дороховым, вбивало ещё один гвоздь в крышку гроба.

— Ты видел, как арестовали Константина Георгиевича?

— Нет, я пришёл позже, — в этом месте Павлу показалось, что Слава немного запнулся. А, может, это были просто помехи на линии. — Совещание к тому время уже закончилось. Я должен был ждать Константина Георгиевича в приёмной, но я чуть-чуть опоздал.

«К счастью, опоздал, — отметил про себя Павел. — Пришёл бы раньше, разделил бы участь своего шефа». Вслух он этого не сказал, но по секундной паузе, что повисла в середине разговора, стало ясно, что Слава его понял.

— Меня перехватил Звягинцев, я даже до приёмной не дошёл. Николай Петрович мне коротко рассказал, что там произошло. Ставицкий, появившийся на Совете, уже знал, что вы живы.

— А не должен бы знать. Если только…

— Если только кто-то ему не сообщил. Из тех, кто присутствовал на Совете. И ещё, Павел Григорьевич, — Слава на мгновение прервался, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая слова. — Мельникова не арестовали. И более того, Ставицкий, распустив Совет, попросил Олега Станиславовича задержаться.

Павел сжал рукой трубку так, что побелели пальцы. Мельников? Неужели всё-таки он? Получается, что они с Борей ошиблись.

— Это вся информация, что есть на сегодняшний момент. Павел Григорьевич, я пока залягу на дно, но при первой же возможности я постараюсь с вами связаться. У меня на девяносто третьем есть квартира — двести сорок два, Южный сектор, я будут там.

— Да, Слава, конечно, — мысль о предательстве Мельникова, возможном предательстве не давала покоя.

— Да, и ещё один момент, Павел Григорьевич, — голос Славы в первый раз дрогнул, и в нём послышались человеческие нотки. — Нику вашу я не нашёл. Ника пропала.

Глава 8. Борис

— Да что ж ты так упёрся, капитан, хуже барана! — Борис обрабатывал Алёхина уже битых полчаса, но парень оказался на редкость упрям, хотя какие-то сдвиги уже были налицо. — Что ты твердишь, как попугай — устав, приказ, субординация. Ты человек или машина бездушная?

— Я-то человек…

— Вот и давай по-человечески. Послушай меня, Максим, — Борис незаметно перешёл с капитаном на «ты» и обращался к нему по имени, которым называл его Долинин.

Они сидели в небольшой, просто обставленной комнатке. Стол, пара стульев, невысокий потолок — при желании можно рукой достать, — в который намертво вмонтированы светильники, тоже очень простые, безо всяких изысков. Чем-то эта комнатушка напоминала Борису одну из следственных камер, где его допрашивали каких-то пару месяцев назад. Что это? Причудливая насмешка судьбы, которая и так в последнее время вдоволь нахохоталась над Борисом, или всё гораздо проще? И военные ярусы просто изначально проектировались одинаково? Что тот, который отделял поднебесный уровень от всего остального мира, что этот, который, получается, тоже отделял, но теперь уже весь остальной мир от преисподней.

Да, в целом военные этажи были похожи между собой, но этот был организован посерьёзнее. Один хорошо охраняемый и укрепленный центр этажа чего стоил, чем-то он был похож на небольшую крепость, с подобием вышек у каждого входа и узкими оконцами-бойницами наверху — высота самого военного уровня позволяла это устроить. Кроме того, — Борис и на это обратил внимание — четыре грузовых лифта ниже этого этажа не шли, здесь у них была последняя остановка, а вот спуски на саму АЭС, две лестницы и лифт, располагались уже в охраняемой зоне. Умно, ничего не скажешь.

— Послушай меня, Максим, — повторил Борис и улыбнулся. — Просто скажи мне, положа руку на сердце, ну и так, между нами. Полковник Рябинин — он что? Так прямо и достоин своей должности, а?

Борис понимал, что вступает на очень скользкую почву, но прощупать парня было надо. Алёхин, пригласив Литвинова и Долинина для переговоров на командный пункт, привёл их в совершенно другое место, потому что эта комнатушка была чем угодно, но только не командным пунктом. В ней даже телефона не было, никакого, ни внутреннего, ни внешнего. И пока Борис так и не решил для себя, как это расценивать: то ли как жест открытости со стороны капитана, который желал им показать, что не свяжется с верхними этажами во время переговоров, то ли как хитрый и обманный манёвр, призванный усыпить их бдительность.

— Он — мой командир, — вопрос Бориса явно пришёлся Алёхину не по вкусу, и он насупился. — Командиров не выбирают. И обсуждать его достоинства или недостатки я права не имею.

— Я не про это, — Борис чуть сдал назад. — Я про другое. Вот, допустим, твой командир прикажет тебе пойти младенцев душить голыми руками? Пойдёшь?

— Он не прикажет.

— А почём ты знаешь, капитан? Савельев ведь не просто так сюда прибежал. А до этого в него не просто так стреляли. Ты немного в сторону от устава отойди. Подумай, у нас в Башне огнестрельное оружие у кого? Что, каждый пятый с автоматом ходит и шмаляет из него в главу Совета? Нет, всё не так просто, и наверху, парень, сейчас зреет такое, что может и младенцев душить придётся. Скажи, Максим, ты готов на такое?

— Вот не надо тут демагогию разводить, Борис Андреевич! — взвился Алёхин. — Пока мне никто душить младенцев не приказывал. Пока мне просто доверили станцию охранять! И не моего ума дело…

— Хорошо, Максим, станцию. Я не спорю, и ты не горячись. Только, извини меня, старого зануду, но станцию ты не охраняешь. Ты её заблокировал. Полностью. Работы остановил. Раненых не даешь эвакуировать. Которых, заметь, твои бойцы же и постреляли. Обычных мирных людей, инженеров, техников.

Щёки Алёхина зарделись. Кем там был в обычной жизни этот парень — примерным семьянином, героем-любовником, любящим сыном — да, кем угодно, только не бездушным убийцей. И вот это Борис видел сейчас отчётливо. Капитан Алёхин остро переживал, и хоть и старался скрыть свои настоящие эмоции под мальчишеским гонором и бравадой, удавалось ему это слабо — врать и хитрить капитан не умел.

— Я же пропустил врачей, — Алёхин поднял на Бориса глаза, тёплые, карие, с золотыми крапинами. — Я и вас пропустил, хотя никакого права не имел. Можете оказывать раненым первую помощь, я же не возражаю.

— А эвакуировать?

— А эвакуировать не могу.

— А административный этаж разблокировать?

Алёхин опустил вихрастую голову — всё-таки не по уставу острижен капитан, мягкие каштановые волосы упали на высокий чистый лоб, — уткнулся глазами в пол. Произнёс тихо:

— У меня приказ закрыть административный этаж. А работы они там внизу могут продолжать, сверху же разрешили. Мои солдаты им не мешают, я оттуда всех вывел. Пусть работают себе.