Беатриса в Венеции. Ее величество королева

Каждый отряд притащил свою провизию на общее пиршество. Добровольцы-повара вырыли за сараем широкую и глубокую яму, навалили в нее хвороста, зажгли его. Высоко подымалось дымчатое пламя. Их товарищи подготавливали излюбленные травы и зелень, чтобы начинить ими только что зарезанных коз и овец. Когда дрова прогорят, уголь останется; в него положат эти туши целиком и завалят сверху углем, заранее откинутым на землю из ямы, и самою этой землей. В стороне ежеминутно нарастала груда приношений: каждый пришедший клал туда, на общую потребу, принесенные им запасы: сыры, хлеб, фляжки вина и прочее.

— Это мне детство мое напоминает. Когда я к попу в школу ходил, мы, ребятишки, с собой завтраки туда из дома таскали, — говорил ражий пожилой атаман. Он только с коня спрыгнул, даже не успев еще снять с себя оружия, и любовно остановился перед грудой яств.

— В какую такую ты школу ходил? — подсмеивались над ним товарищи.

Впрочем, большинство атаманов или главарей даже мелких отрядов слезали с коней у противоположного импровизированной кухне входа в сарай. Все они, видимо, были довольны радушию, с которым их встречали товарищи, и усаживались в сарае большим кругом. При появлении каждого нового лица все шумно хлопали в ладоши.

Подчиненных своих они оставляли под открытым небом.

— Вот мы и собрались. Все наши, кажется, тут? — заговорил знакомый нам Парафанте, обращаясь к приятелям, как и он сам, прибывшим в лес по приглашению королевы.

— Из наших, кажется, все налицо. Да есть зато кое-кто и незнакомый, — отозвался Бенинказа.

— Это из тех, что за свой счет прежде работали. Когда мы, помните, от русских отстреливались, так они — вон Таконе из Базиликаты, Бойя, Капарале — спокойненько себе самим только руки нагревали.

— Значит, всякого здесь жита по лопате.

— Да, так оно и по-моему.

— Я бы не хотел, чтоб такие молодцы под мою команду попали, — заметил Франкатрипа и, помолчав чуточку, добавил тоном, не допускающим возражений: — А я полагаю, что нынче мне следует генералом быть...

— Черт побери! — воскликнул Спакафорно, — я думаю, что эта должность ко мне больше подходит. А, впрочем, я сам ее уж взял.

— Чего вы? — строго произнес один из атаманов. — Аль с ума спятили? Думаете, что нас созвали сюда для того, чтобы должности да чины разбирать промеж себя? Не слыхали, что ли: французы уж в Неаполе хозяйничают теперь. А два их полка не сегодня-завтра в Калабрию явятся.

— Так и подавно времени терять нельзя.

— Мои молодцы все в сборе. А сюда я привел с собой только податаманов.

— Да, все-таки надо назначить главного генерала, который приказывал бы, как войну вести следует, — опять нагло закричал Парафанте.

— А что же я-то говорю: главного генерала, который бы надо всеми остальными власть имел...

Франкатрипа зорко вглядывался в глаза товарищей.

— Который бы по совести распоряжался дележом... как это говорится?., дележом военной добычи, который не только известен своей доблестью, но и — как это... и благородством тоже, — проговорил Спакафорно. — Вот какого надо назначить главнокомандующего.

— Да мы все люди благородные, — строго заметил Бенинказа.

— Известно, что все, — возразил говоривший раньше. — Только для этакого дела надо, чтобы человек грамотный был. Наш учитель при всей школе говаривал, что продолжай я учиться — я бы по крайней мере в адвокаты вышел... Да. Он говорил, что человек, который ни читать, ни писать не умеет, ни к чему не годен.

— Ни читать, ни писать я не умею, — чванливо отозвался Парафанте, — зато на трехстах шагах не промахнусь в щегленка пулей из моего карабина, это-то и есть главное.

— Главное, чтобы старший генерал... это я, братцы, не о себе скажу... главное, чтобы он... как бы это...

— Главное, — перебил Франкатрипа, — чтоб он ранее никогда ни у кого в подчинении не бывал...

— Даже и у кардинала?

— Кардинал Руффо не был нашим главнокомандующим, а только викарным викарного Иисуса Христа, то есть его святейшества папы... Я и при нем все по-своему делал. Скажет, бывало, кардинал: «Не грабьте такого, либо сякого села»... А я грабил; потому что мои ребята все до единого за меня готовы были хоть в пекло. Хоть на куски их режь...

— По-твоему выходит, что всем нам под твою команду идти надо.

— А если бы и так? Что же по-твоему? Плохо?

— Это ты так рассуждаешь?

— Да, так я рассуждаю.

— Ладно, ладно, товарищи, — воззвал Бенинказа, чуявший близость рукопашной и подмечая, что многие хватаются уже за рукоятки своих кинжалов, — полно! Время ли теперь печенку себе раздувать. Вы мне лучше растолкуйте, как это взбрело на ум молодому парню, у которого и шайки никакой еще не подобрано, как взбрело на ум капитану Рикардо.

— Го! Капитану... Полковник целый...

— Не в том дело. Это, пожалуй, даже похвально, что он взял чин ниже того, какой нам надлежит. А дело в том, как он осмелился созывать нас от имени королевы. Явился ко мне с этим приглашением Пиетро Торо... у меня и ноги и руки чесались, чтоб ему трепку задать...

— А не задал-таки? — язвительно вставил Парафанте. — Тебе же лучше.

— Мне лучше? Это ты что же... — свирепо отозвался Бенинказа.

— А то, что Торо в моей шайке капралом служил и на моих глазах однажды схватился с двумя здоровеннейшими нашими молодцами. Да одного в одну, а другого в другую сторону шагов на двадцать, как чурбаны какие, отшвырнул.

— Для этаких... у меня всегда две пули наготове... Да не в том дело!.. Полно вам печенку-то свою раздувать. А вот как он смел от имени ее величества нам приказания рассылать. Ведь его и на собрании-то у королевы не было вместе с нами... Ее величество и не думала, полагаю, нас оскорблять... А приказания от такого молокососа, да еще таким, как мы, людям, оскорбительны... Сущая обида.

— Я не думаю, чтоб королева решилась... А, впрочем, женщина... Каприз такой нашел.

— А мы и подчиняйся капризу?

— Мне сдается, генерал Бенинказа, ты меня прости — мне сдается, что ты суть-то самую не так понял.

«Генерал Бенинказа» был польщен данным ему титулом и приятно улыбнулся. Храбрость его была безупречна; он не сморгнув шел всегда навстречу смерти. Впоследствии он так же спокойно и на виселицу пошел. Но зато и тщеславие его не имело границ.

— Я сути не понял?! — спросил он.

— Нет. Сам посуди: быть только передатчиком приказаний еще не ахти какая честь. Это лакейская обязанность.