Беатриса в Венеции. Ее величество королева

Приведенного сейчас разговора Рикардо, конечно, не слыхал, но ему давно и хорошо было известно отношение населения к войне. Теперь, когда его ответственности была предоставлена, хотя бы и временная только, безопасность замка Фаньяно, ему надо было обсудить средства защиты. На простой народ нельзя было рассчитывать. Вопрос же, достаточно ли вооруженных людей в замке, молодой человек решил утвердительно, учитывая силы, которыми располагал герцог, сам он, Рикардо, и Виктория. Кроме того, ожидали прибытия других атаманов, оповещенных Фаньяно.

Во всяком случае, полезно было задержать приближение французов до прихода этого подкрепления; следовательно, надо охранять ближайшие дороги, по которым неприятель мог идти к замку. Это казалось нетрудным: обширная равнина была извне доступна только через два ущелья; а дороги, ведущие от ущелий к центру ее, как на ладони, видны были с возвышенной террасы замка. За этими дорогами легко наблюдать. На всякий случай в единственной небольшой, но густой роще, темневшей на равнине между двумя дорогами, полезно расположить засаду; тогда, если бы французы и пробрались неожиданно сквозь ущелья ранее ожидаемых партизанских банд, их все-таки можно было бы задержать этой засадой, задержать настолько, что королева могла бы со свитой и приближенной охраной спастись, по дороге, как она сама сказала, свободной от неприятеля, пробраться к бухте св. Евфимии.

Таков был план, сложившийся в голове Рикардо. Главная цель его была устранить всякую опасность для королевы. Он уже более не сомневался теперь, что таинственная дотоле незнакомка была сама Каролина Австрийская. Он сознавал, что, дав в Неаполе (когда он не знал, кто она такая) слово служить ей верой и правдой, не щадя живота, он обязал себя непоколебимой ей верностью, как и монархине...

Но, кроме того, к сознанию им своего рыцарского и верноподданнического долга примешивалось тревожное ощущение страсти, которую эта женщина возбуждала в нем.

Это чувство было сильно подогрето только что происходившим между ними свиданием, распалено обещанием на будущую ночь. Обдумывая план защиты замка, он обращал особенное внимание на возможность надолго задержать неприятеля.

Раза два-три в голове молодого человека, как молния, блеснуло сомнение: да любовь ли то чувство, которое его влечет к Каролине. При этом возникали на миг и нежный облик Альмы, и почти детские, сладостно невинные воспоминания о молодой девушке. Но горячий поток непосредственной чувственности скоро охватывал его, и сомнения исчезали. Тем более что к чувственности, возбуждаемой в нем королевой, присоединялись порывы другой присущей его натуре — сильной, едва ли не преобладающей страсти — честолюбия...

Рикардо разузнал, где герцог приказал разместить его и Виктории отряды. Он обошел своих, сделав надлежащие распоряжения. Для него самого и для приближенных к нему старших партизанов был отведен флигель у самого главного корпуса замка. Там он нашел Торо, Магаро, Гиро. Вскоре пришла Виктория. Все ужинали.

Герцог распорядился, чтобы партизаны в его замке ни в чем не нуждались; за каждый день службы при нем обещал уплачивать по пиастру, а по окончании войны сулил исходатайствовать у короля Фердинанда награды всем отличившимся.

Во время трапезы капитан обсуждал с товарищами составленный им план обороны, который тут же и был одобрен всеми, в том числе и Викторией.

Виктория не скрывала, что любит Рикардо, что ради него покинула Вицаро, однако вела себя сдержанно.

Ночь прошла. Утром все еще не проявлялось признаков близости неприятеля, но зато и о других партизанских отрядах, приглашенных в замок, ничего не было слышно.

XI

Совещание у герцога Фаньяно. — Всемилостивейшие

награды. — Зависть и ревность

Рикардо и Викторию, как начальников отрядов, рано утром пригласили к Фаньяно. Герцог их принял в своем кабинете, он сидел перед письменным столом, заваленным бумагами, и довольно надменно принял приглашенных, однако расцвел сладострастной улыбкой, оглядывая женщину-атамана.

— Вы год тому назад, — обратился он к ней, — оказали мне существенную услугу: помогли пробиться через неприятельскую линию, когда я был вынужден покинуть наш край по обязанностям, которые призывали меня в Сицилию к королевскому двору. Нынче вам обоим предстоит оказать услугу еще более важную, не мне, собственно, а моей дочери и ее... ее подруге.

— Такие услуги оказывать — наше ремесло, — отвечала Виктория, — мы готовы служить делу, если только от нас при этом не требуют другого рода услуг.

Герцог понял намек, отвел глаза от красавицы и продолжал почти строго:

— Как вам это удастся, я не знаю. Хотел бы я быть уверенным в вашем успехе, но не увлекаюсь надеждами. Мы, то есть моя дочь с подругой и я, поступили весьма неосторожно, приехав сюда. Вообще война не дала до сих пор тех результатов, которых от нее ожидали. Однако нас уверяли перед отъездом, что в этой именно провинции дело идет лучше, что наши партизаны одолевают врага. И мы полагали, что наше присутствие здесь придаст бодрость остальным провинциям, будет повсюду содействовать успеху. Оказалось же, что мы были введены в заблуждение. Правда, мы могли безо всякой опасности сюда пробраться; правда, что французы покуда не коснулись ни окрестностей моего замка, ни моих владений. Однако надо полагать, что французские шпионы выследили наш отъезд из Сицилии; что неприятель знает, где мы находимся. Следовательно, возвратиться назад нам будет по малой мере затруднительно. Что же мы, по-вашему, должны делать? — прибавил Фаньяно, помолчав несколько секунд и обращаясь к Рикардо. — Ваш план мне известен, и я его одобряю. А вы как думаете?

Последний вопрос он задал Виктории.

— И я одобряю, хотя меня мало интересуют проекты... Мне интересно главное: где и когда нам можно будет хорошенько поработать руками.

— Я потому одобряю, — продолжал Фаньяно, — что план этот соответствует основной цели: нам нужно, чтоб неприятель стянул все свои силы к замку, дабы дорога к морю оставалась для нас свободной. Покуда она еще свободна, как мне известно. Но зато все французские солдаты, находящиеся в нашем околотке, стягиваются к дорогам, ведущим через ущелья к замку. Мало того, по всему можно заключить, что они не сомневаются утвердиться здесь: они уже выбрали, говорят, своего гражданского комиссара, который должен управлять отсюда всей провинцией.

Герцог опять помолчал. Рикардо показалось, что драпировка двери за спиной хозяина чуточку колыхнулась. Фаньяно продолжал, как будто не совсем охотно.

— Я должен вам сказать, что в настоящую минуту я не имею права всем распоряжаться. Я могу только завидовать вам, призванным совершить трудный подвиг, оказать важную услугу королевскому дому. Я сам ничего вам обещать не могу за предстоящее вам деяние, успех которого, по моему мнению, будет превыше всяких наград. Об этом позаботится особа, одно благосклонное слово которой, исходящее от искреннего великодушного сердца, составляет уже неоценимое вознаграждение. Эта особа не оставит вас своими милостями...

— И искренней благодарностью, — добавил внушительный женский голос, голос королевы, вошедшей в комнату из-за драпировки.

Герцог, видимо, был удивлен; его лицо выразило досаду. Но то было одно мгновение. Опытный придворный, он быстро обернулся, посторонился и низко склонился перед монархиней.

— Да, благодарности, — повторила Каролина. — Может быть, вы, герцог, осуждаете мое вмешательство. Но я поступила по непреодолимому влечению, откинув всякие придворные церемонии. Мне кажется, нехорошо скрываться от лиц, которые решились пожертвовать своей жизнью за государя.