Бедный негр
Шрифт:
— На войне всякое бывает! — вступил в разговор Эль Мапанаре. — Вот отче понадеялся слишком на свои штаны, которые таскал под сутаной, и, когда скумекал что не годен на такие дела, было уже поздно. Вдобавок, кажись, ему влепили в голову в каком-то бою, вот с тех пор он и помутился рассудком и сучит день и ночь ниточки, какие только он один и видит.
— А почему он здесь? — спросил Педро Мигель.
— Это я тебе сию минуту объясню, дорогой мой собрат по оружию. Каждый, как говорится, ублажает свои слабости. А моя самая что ни на есть наибольшая слабость — это белые женщины. Недостаток
Педро Мигель едва сдержался, чтобы не хлестнуть Эль Мапанаре по лицу веткой, которую держал в руках.
Эль Мапанаре, заметив это движение, с ухмылкой продолжал:
— Ради истины надо сказать тебе всю правду. Я христианин и, как говорится, хлебнул из купели соленой водицы, хотя она и не пришлась мне по, вкусу. Мне нравится, чтобы все было, как велит святая матерь-церковь. Потому как только я прихвачу беляночку по вкусу, так тут же посылаю за попом, чтоб он меня незамедлительно с нею окрутил. А как ты сам понимаешь, такую штуку не всегда удается сотворить, потому как не всякий длинно-полый хочет исполнять мои прихоти. Вот мне и приходится кое с кого снимать стружку и начинять свинцом, как положено, поставив к стенке у его же церквухи. А это, как сами понимаете, не очень-то приятная обязанность для доброго христианина, как тот, что стоит перед вами и разговаривает, как равный с равным.
Педро Мигель никогда не мог и подумать о таких чудовищных зверствах, на какие был способен Эль Мапанаре, слова которого вызвали дружный хохот его подчиненных.
— Остальное мне все понятно, — прервал Педро Мигель бандита, едва сдерживаясь, чтобы не накинуться на него с кулаками. — Теперь падре Медиавилья, или то, что от него осталось, служит вашим утехам.
— Он уж был такой, каким вы его сейчас видите, когда мы взяли селение Тапипа месяца два тому назад. С тех пор я и вожу его с собой, чтоб справлять свадьбы и чтоб он отпускал нам наши грехи, покуда мы веселимся и бражничаем. Такая уж у них, видно, планида, для того они и живут на свете. Я тут, случаем, женился на беляночке из Лома-дель-Вьенто, совсем молоденькая девчонка, — как говорится, для старой косы хорош новый оселок.
— Из Лома-дель-Вьенто, говорите? — перебил его Педро Мигель.
— Да. Мы оттуда пришли только сегодня. Хорошая попалась девчонка. Островитяночка. Кажись, дочка усопшего Хосе из Лас-Мерседес. Покойничек, как и все его семейство, с сегодняшнего дня и на веки вечные.
Пристально посмотрев в лицо Педро Мигеля, он продолжал:
— Была там среди них одна добрая молодка, по имени Эулохия, которая, как помнится, когда-то нравилась…
— Мне, — договорил за него Педро Мигель.
Эль Мапанаре невольно сделал шаг назад. Он затеял этот разговор с гнусным намерением свести старые счеты с Педро Мигелем. Злопамятный негр не забыл то презрение, с которым Педро Мигель отверг его приглашение пойти на войну. Теперь злоба Эль Мапанаре усилилась еще больше, он завидовал славе, которой пользовался его соперник. Но Педро Мигель говорил с таким спокойствием, с таким самообладанием, что Эль Мапанаре не выдержал и, потеряв над собой власть, виновато опустив глаза, вскричал:
— Карамба! Собрат по оружию! Я не знал этого раньше! С ней не приключилось ничего страшного, просто ей всадили пулю, потому как она схватила ружье, чтоб защитить своего отца…
— На войне всякое бывает, — снова перебил бандита Педро Мигель и тяжело опустил руку на его огромное плечо. — Не беспокойся, приятель, сегодня мы будем вместе воевать. Вы как раз тот человек, который мне нужен, и ради этого я и пришел сюда. Женщины это особая статья, у нас, мужчин, таких, как мы с вами, совсем иные заботы. В Рио-Чико готы сколачивают большое войско, чтобы напасть на нас и разбить всех поодиночке. Вдобавок в Гуатире собираются отряды, которые хоть и называют себя федералистскими, на самом деле такие же наши враги, как и олигархи. Словом, мы теперь, как говорится, между двух огней, и нам надо объединиться.
Это предложение как нельзя лучше подходило к тайным намерениям Эль Мапанаре,
которому уже было известно о недовольстве, свившем себе гнездо в отряде Педро Мигеля, и он принял его, хитро и нагло перемигнувшись со своими бандитами.— Ну что вы скажете на это, ребята?
— Ха, ответил один за всех. — Предложение неплохое, да еще когда его делает человек, которого все почитают, да и мы не лыком шитые…
— Само собой, — поддержали его сразу несколько голосов.
Эль Мапанаре криво усмехнулся и, повернувшись к Педро Мигелю, сказал:
— Ладно, собрат по оружию. В основном союз наго заключен, теперь надо обсудить детали.
— Обсудим по дороге, — ответил Педро Мигель. — Прикажите сниматься с лагеря, и поедемте все вместе.
— Карамба! Собрат! Вы, я вижу, не из тех, что любят зря время тратить.
— А вы, видно, не из тех, кто берет назад данное слово!
— Истинно так. Но сейчас не время отправляться в путь. Да и вдобавок мы еще не поели жареной телятины. Это не считая другого мясца, которое мы припасли на сегодняшюю ночку.
Педро Мигель повелительно проговорил:
— Совершенно необходимо сейчас же отправляться в путь. Гуатирские федералисты ожидают прибытия боеприпасов из Пуэрто-дель-Франсес, их командир послал отряд, чтобы получить и переправить эти боеприпасы. И нам надо перехватить отряд и разбить его. Я знаю, по какой они пойдут дороге. В случае если я один захвачу обоз, условия нашего договора станут совсем другими, не слишком-то выгодными для вас.
— Что до условий, то мы об них еще поговорим. Но, коли речь пошла о припасах, тогда другое дело. Снимайтесь, ребята!
Эль Мапанаре выкрикнул приказ своим партизанам и хитро подмигнул им, но многие из его людей не заметили этого знака главаря — они во все глаза смотрели на Педро Мигеля Мстителя, в котором инстинктивно чувствовали своего нового командира.
Педро Мигель ловко провел Эль Мапанаре, хотя для этого ему пришлось прибегнуть к угрозе и лжи. Пока отряд снимался с места, Педро Мигель пошел посмотреть на человека, который столько ждал от этой войны и который сейчас превратился в жалкую развалину. От некогда грузной и крепкой фигуры падре Медиавилья остался лишь огромный нескладный костяк; большая шишковатая голова тряслась на иссохшей жилистой шее, напоминавшей пучок репейника, туго обтянутые кожей скулы заострились, квадратный подбородок резко обозначился и выдался вперед, лопатки торчали на спине, словно рифы в море, а волосатые руки походили на обломки камней. Падре был похож на скалу, размытую бурным потоком.
Психическая травма (глубокое душевное потрясение, вызванное ужасами войны, в пучину которой он бросился, размахивая своим свинцовым кропилом) послужила причиной тихого помешательства падре. Непрестанный нервный тик кривил его левую щеку, обнажая беззубый рот и заставляя его нелепо подмигивать и прищелкивать языком, в то время как жилистые руки неутомимо сучили в воздухе тонкие невидимые нити, с помощью которых он ткал несуществующую сеть. Нити эти были бесконечно длинны, они заполняли собой все вокруг; пальцы старика непрестанно бегали вдоль них, пока хватало вытянутых рук; движения его были настолько правдоподобны и выразительны, что многие останавливались и искали глазами невидимые нити. Верно, то были нежнейшие волокна из прозрачной материи христианских иллюзий, которую разодрала своими лапищами война как раз в том месте, где обитала добрейшая душа священника-либерала.
Вот настороженные глаза падре Медиавилья разглядели в воздухе новую нить, и с озаренным радостью лицом он опустил ее на плечо Педро Мигеля; затем, отыскав в воздухе другую среди бесчисленного множества проплывающих мимо него нитей, он легким движением подхватил ее, сделал на ней узелок, и снова его пальцы забегали вверх и вниз по невидимой пряже.
— Ха-ха-ха, — расхохотался Эль Мапанаре, — это значит одно из двух, дорогой собрат по оружию, — или он закрепил наш с вами союз на веки вечные, или окрутил вас, уж не знаю с кем, потому как он точно таким манером женит меня на моих беляночках. Не правда ли, отец Медиавилья?