Бедный Павел. Часть 2

— И всё?

— Так чума-то по всей Кабарде идёт! Людей не хватает, Ваше высокоблагородие!

Вечером действительно подошли чрезвычайно уставшие военный доктор Шутен — сухощавый долговязый молодой врач, полковой лекарь Доронин — краснолицый толстяк, и монахи Николо-Манычского монастыря, старшим у которых был отец Памфилий — улыбчивый мужчина маленького роста.

Определились — прямо сейчас, без отдыха, надо пройтись по домам деревни — осмотреться и объяснить селянам, что будет дальше. Пока ещё все местные жители сидели по домам, напуганные болезнью и появлением русских. Первыми должны были пойти Лущилин, Шутен, Памфилий и Разумовский. Каждый из них хотел своими глазами увидеть ситуацию и определиться с дальнейшими действиями. Кривонос остался готовить временный лагерь и госпиталь, да размечать места для могил.

Обрядившиеся в промасленные костюмы и маски с клювами, чтобы вдыхать воздух только через травы, которыми были набиты эти страшные хоботы, борцы с чумой выглядели просто адскими существами. Разумовский, взглянув на такое зрелище, решительно снял маску со своего лица:

— Если так пойдём, нас, в лучшем случае убьют, приняв за демонов!

— Вы правы, Андрей Кириллович, но я лучше так! — мрачно пробурчал Шутен.

— Всем, Карл Иванович, так делать, конечно, не стоит — мы их должны спасти, а не умирать вместе с ними! Но я пойду!

— Я тоже так не пойду! — отец Памфилий решительно снял маску с лица, — Чай, не прятаться пришёл, а людские страдания облегчать! А как я с такой харей [62] им помогу? Испугаю только!

Так и пошли вчетвером, обходя дом за домом. Разумовский, говоривший на кабардинском, хоть и не очень хорошо, мог сойти за переводчика и шёл первым. Шутен аккуратно, словно боясь споткнуться, ступал за ним, а Лущилин с Памфилием замыкали группу.

Постучали в первый дом. Оттуда отозвался хриплый и низкий мужской голос.

62

Маска (уст.)

— Уходите! Здесь чума! — перевёл Андрей. Сам же и ответил, — Сколько вас и как давно вы больны? Мы посланцы русского царя! Отправлены вам помочь!

— Отойдите от двери! — через несколько секунд из дома выглянул тот самый кабардинец, что днём пытался напасть на карантинный караул, — Это ты, пши? Ты был прав, я заболел! Кто эти чудовища рядом с тобой?

— Это врач и солдат, которым поручено лечить вас! На них защитная одежда, в которой они не должны заболеть.

— А этот человек, что стоит с тобой рядом?

— Я отец Памфилий — сам ответил монах, — Я пришёл помочь!

— Христианский священник! Ты смелый человек, если не боишься смерти? Или ты колдун?

— Нет, я не колдун! Я должен облегчать страдания и помогать. Как мне сделать это, если ты будешь меня бояться? А смерть… Если Господь определит мне умереть, значит — такова его воля! Если я облегчу муки хоть одного человека, то моя задача будет выполнена.

— Ты смелый муж! Чем ты можешь мне помочь? Ты был прав, пши, я шёл к моим детям! Моя семья уехала к родичам жены, а я заболел! Я понял, что со мной и хотел увидеть их перед смертью! Я не подумал, что могу и их убить! Гнев и страх заслонили мне глаза! А что мне теперь делать?

— Ты один в доме?

— Один! Одному и умирать!

— Тогда я принесу тебе еду и питьё. И буду говорить с тобой, пока ты здесь!

— Тебе не страшно, христианин?

— Смерть ко всем придёт, человече! Приближать её не стоит, но и бежать от неё не след!

— Ты рассуждаешь как настоящий уорк! Я поговорю с тобой!

Они обошли все дома в селе, успокаивая людей, обещая им помощь. Считали живых, определяя, сколько продовольствия надо запросить. Считали больных, считали мёртвых. Мертвецы были почти в четвёртой части домов, требовалось прямо сейчас их вынести и похоронить. Монахи и ертаульные взяли в руки крюки и пошли делать работу мортусов. Пусть некоторые семьи не хотели отдавать родных, но солдаты обеспечили эту неприятную миссию с помощью угрозы оружия.

Доктор и лекарь осматривали живых, определяя заболевших, отделяя их от здоровых. А монахи сняли страшные маски, и, взяв еду для голодных, пошли по домам. Они говорили с людьми. Иногда использовали переводчиков из экспедиции, но чаще всего люди их понимали и так — отношения с русскими имели многовековые корни.

Местный дворянин — Магомед Карданов умер через три дня. Отец Памфилий был с ним рядом. Разумовский простился с достойным человеком, князь сам выкопал уорку могилу и, вместе с Памфилием, похоронил его. А потом, оставив одного из подчинённых, знающих кабардинский язык, Андрей и его люди отправились дальше — чума ещё свирепствовала.

Молодой руководитель экспедиции видел свой долг в том, чтобы помогать кабардинцам. Когда началась эпидемия, он уговорил своего друга Уалия-Пшишхо Кабарды Татарханова и других князей-пши отправить их семьи в Моздок и Кизляр, где они были в безопасности, также поступили многие уорки из окружения этих вельмож. Теперь местная знать, не волнуясь за своих родных, могла спокойно ездить по поражённым моровой язвой селениям, участвуя в наведении порядка вместе с русскими солдатами, врачами и монахами.

В деревне чума забрала примерно третью часть жителей, двух монахов, и Доронина. Лекарь сразу понял, что болен. Едва ощутив небольшое недомогание, он отделился от остальных и, молча, ожидал дальнейшего развития событий. Ещё двое суток медик работал с больными, стараясь облегчить их страдания, но строго избегал общения со здоровыми. Потом, лёжа в муках на циновке, он говорил и говорил ещё три дня, пока не угас. С ним рядом часто сидел Шутен и слушал рассуждения лекаря — немолодой медик много замечал и внимательно смотрел за больными.

— Карл Иванович, я не верю, что моровая язва передаётся миазмами [63] , как считают в учёном мире! Иначе умирали бы вообще все, а живых много! Посмотрите, заболевают те, кто живёт рядом, вместе. А их дальние соседи не заражаются, даже если они видели своих ближних больными! Может быть, даже — вся беда в насекомых! Я нечаянно разрезал свой балахон и не заметил этого! И меня укусила вошь! Обычная вошь! Может быть, именно в ней дело? Вши ведь живут в тряпках, шерсти! В Москве же зараза пошла именно из суконных рядов! Карл Иванович, Вы меня слышите? Как Вам моя мысль, Карл Иванович?

63

Заразные начала, попадавшие в организм из воздуха, воды или почвы (уст.)

— Я Вас прекрасно слышу, Яков Порфирьевич! Не волнуйтесь!

— Не забудьте, Карл Иванович! Надо проверить это! Вошь! Вошь! — у Шутена текли слёзы под маской, стёкла, прикрывающие глазницы, запотевали, а протереть их он пока не мог. Мир был словно в дыму. Запах серных шашек, которыми окуривали госпиталь, проникал даже через набитый травами клюв маски. Шутену было очень жарко в промасленном балахоне, который не пропускал воздух, порой, казалось, что молодой врач уже горит в аду.

Перед Шутеном умирал близкий человек, они были рядом четыре года, как начинающий медик выпустился из корпуса и прибыл в Азовский пехотный полк, где Доронин служил уже двенадцать лет. Они прошли вместе сражения и дружеские пирушки, стали друзьями и теперь безотказный добродушный обжора и выпивоха лекарь умирал, выполняя свой долг. Выполнял его до конца, думая только о медицине и спасении людей.