Бедный Павел. Часть 2

А замена подушного налога для купцов купеческим сбором и создание поясных обществ, через которые и определялась сумма платежа, вообще было попыткой просто привести эту систему в порядок. Ранее для всех торговцев устанавливалась единая равная для всех сумма налога, каких-то преимуществ от своего статуса купцы не имели, настоящими правами не обладали — всё это создавалось исключительно для закрепления населения на местах. Люди не видели никакого смысла как-то получать купеческий статус, декларировать свои реальные доходы.

Развитие торговли в стране ранее не входило в сферу интересов правительства, государство-то у нас было дворянское. Именно дворянам должны были доставаться все богатства в стране, поэтому купцы же обязаны были знать своё место и не иметь сколь-нибудь существенных доходов. Их всячески унижали и ограничивали в возможности заработка.

Теперь же мы определили, что только члены поясных обществ могут торговать где-то кроме сезонных ярмарок. Установили привилегии и возможности каждого общества, и главное — впервые наделили купцов правом владения землёй для строительства заводов и фабрик. Четыре пояса теперь определяли права торговли. Обладатели золотых поясов получали возможность внешней торговли, серебряных поясов — внутригосударственной, медных — внутригубернской, а железных — внутриеуздной или разносной торговли.

Устанавливался имущественный ценз для каждого общества, который заявлялся купцами в добровольном порядке. Из этого мы получали основу для расчёта купеческого сбора — пока администрировать налогообложение торговли иначе мы не умели. При этом поясные общества получали право поручительства по кредитованию своих членов в созданном Императорском Торговом банке. Это должно было по моей мысли дать торговле необходимый оборотный капитал и заставить самих купцов следить за честностью своих собратьев.

И теперь мы уже в первый год получили серьёзный доход, и были все предпосылки, что он будет расти! Да, это ещё не тектонические изменения жизни империи, но это давало нам возможность вздохнуть свободнее и подумать о дальнейших действиях.

В феврале 1775 мама завершила поиски невесты для меня. Екатерина Алексеевна долго выбирала, но, в конце концов, всё-таки согласилась с выбором, который навязывал нам дядюшка Фриц. Его поддержка по-прежнему была чрезвычайно важна для спокойствия наших западных границ.

На смотрины в качестве моей потенциальной жены в Санкт-Петербург прибыли три принцессы Гессен-Дармштадские Амалия Фредерика, Вильгельмина Луиза и Луиза Августа вместе со своей матерью, известной в Европе просвещённым нравом, ландграфиней Каролиной. Их сопровождал сам принц Прусский Генрих, который представлял Фридриха Великого.

Дядюшка Фриц прислал его как в качестве почётного эскорта моей будущей супруги, так и с дипломатической миссией ко мне лично. Генрих был достаточно умён, и мне пришлось серьёзно напрягаться, демонстрируя принцу свою зависимость от матери и одновременно юношескую верность его венценосному брату.

Мне было противно участвовать в брачных мероприятиях, слишком уж остра ещё была боль от потери Маши, но обязанности монарха меня к этому принудили. Несколько дней шли балы и приёмы, я должен был светски беседовать с этими сёстрами, а моя мама решала, какая из них наиболее для меня подходит. Я всё-таки не смог самостоятельно это сделать — такой выбор по-прежнему для меня был похож на предательство памяти любимой.

Для всей этой делегации прямо-таки шоком оказалась принятая при русском дворе скромность — в Европе больше любили роскошь. Мама, кротко улыбаясь, рассказывала про Божьи заповеди, которые требовали умеренности, а это ещё больше пугало гостей, привыкших к тому, что Просвещение отодвигало Бога на второй план. Чуть смирил девушек с перспективой до конца жизни остаться в этой слишком консервативной и неприхотливой стране высокий уровень личного комфорта, а именно наличие водопровода, канализации и отопления.

Наконец, мама остановила свой выбор на средней принцессе — Вильгельмине Луизе, посчитав её самой красивой и живой претенденткой. Я согласился — что же, девушка была действительно симпатичной, неглупой и весёлой, чтобы я мог попытаться найти с ней своё счастье.

Дальше время тянуть не стали. Девушку быстро окрестили Прасковьей Фёдоровной — церемонию вёл сам патриарх Платон. И через три дня двадцать пятого марта 1775 г. прошло уже наше венчание. Невеста была очень красива, для неё мама не пожалела лучших драгоценностей, но я не чувствовал от неё какой-то нежности, что ли.

Я всё время вспоминал, как сияли счастьем и любовью глаза Маши, и не находил у Прасковьи даже тени этих чувств. Хотя радости в её глазах было много, но мне казалось, что девушка, как опытный купец, осматривает драгоценности, украшения зданий и храмов, одежды гостей, словно оценивает, что ей досталось и что с этим делать. А я… Я, похоже, не стал сразу предметом её восторга. Это было для меня несколько странно, но… Ладно, я не ждал здесь большой любви. Брак, по сути, династический. Попробуем хотя бы жить в мире с ней и завести будущего наследника престола.

Ещё через неделю мы отправили восвояси её родственников и посланцев короля Пруссии, одарив их на прощание гостинцами. Все уверения были даны, все сёстры получили по серьгам. Всё так быстро прошло…

Безбородко, как некий анекдот, доложил мне, что аудиенции просит иркутский купец, желающий представить мне свой проект заморской торговли. Этот толстый и весьма некрасивый молодой человек оказался подлинным талантом, который быстро стал просто незаменимым работником. Чрезвычайно работоспособный и умный, сей молодой человек имел недостаток, который мог бы помешать ему сделать карьеру — отсутствие нормального образования, он не знал наук и языков.

Но его ум был просто выше всяких похвал, за время войны с Османами он овладел турецким и немецким, а в процессе обучения он воевал и даже успешно, а потом так вообще стал секретарём Румянцева. В общем, отсутствие систематического образования с лихвой компенсировалось другими его талантами. Однако же заменить Теплова он мне не мог — у него практически начисто отсутствовала коммерческая жилка.

Так вот, я не понял, при чём здесь заморская торговля и Иркутск. Безбородко вынул из своей папки прошение, и я с практически экстатическим восторгом прочитал фамилию купца — Шелихов.

Со мной хочет встретиться сам Шелихов — Колумб Тихого океана. Да я доклад в школе про него делал! Я даже был уже в юности на его могиле в Иркутске, хотя вот подробно его биографию уже не помню, так детали. А, может, это не он? Мало ли Шелиховых в России. Хотя нет — он, хоть и пишет себя уже Иркутским купцом общества серебряного пояса, родом из Рыльска. Так что, я и его прошение внимательно прочитал и принял его.

Шелихов был истинным Колумбом. Он грезил богатствами земель, о которых он сам почти ничего не знал! Григорий Иванович рвался к Тихому океану со всей страстью, подобно Бальбоа, который первым из европейцев увидел этот бескрайний водный простор. Не до конца понимая, что именно он там обнаружит, он мечтал о новых ещё не освоенных землях. Истинный романтик открытий, Шелихов тем не менее искал для своей мечты и экономическую основу, и нашёл её в добыче мехов.