Бедный Павел. Часть 2

— Итак, Семён Фёдорович, с чем Вы ко мне пришли? — пока я размышлял, бывший московский торговец, с говорящей фамилией Мясной, что недавно стал во главе этого моего предприятия, терпеливо ждал и потел от страха.

— Я, Ваше Императорское Высочество, имею идею по развитию заводика. Так вот я… — и он начал довольно путано рассказывать о том, как его семья в Москве торговала мясом, а он второй сын, а здесь чума. Вот зачем мне это слушать, спрашивается? А Теплов его просто отправил ко мне, не подготовив даже нормальную справку по этому вопросу. Причём это был уже четвёртый такой случай за последнее время. М-да, надо с ним говорить, так дальше не пойдёт! А сейчас не пришлось терпеливо выслушать словоизлияния, дожидаясь перехода к сути. Таких людей нельзя прерывать — Мясной слишком нервничает и может совсем потерять нить.

— Значит, Семён Фёдорович, спрос растёт очень быстро? — я поймал паузу в его речи.

— Да, Ваше Императорское Высочество, распробовали «Летнее мясо»! Те, кто сильно богатые, те, конечно, свежую убоину едят, а вот дворяне и купцы, что победнее, уже даже зимой наши консервы предпочитают. Да и обычные горожане едят и нахваливают!

— Так и что же Вы хотите? Увеличить производство?

— Да мы же, Ваше Императорское Высочество, уже увеличили! Простите! — оп-па, да я его, кажется, напугал.

— Семён Фёдорович! Вы не волнуйтесь, мне Вас не за что прощать. Вы все сделали правильно! Успокойтесь! — пришлось взять паузу и дать побагровевшему от испуга просителю прийти в себя. — Итак, если Вы уже нашли средства для расширения производства, то, что же Вы хотели от меня?

— Тут такое дело, Ваше Императорское Высочество, я ведь договорился с прасолами, что они будут мясо нам с отсрочкой ставить. А торгуем мы хорошо, и денег хватит. Да вот только продаём-то мы всё в Москву, а за консервами приезжают и из Санкт-Петербурга, и из Киева, да откуда только не едут! И довозят же! Соломой обложат, чуть ли не на руках везут и довозят! Диковинка же!

— Ну и?

— Да вот тут у нас и возникают две закавыки! Первое — горшки шибко бьются, а второе — наскучит скоро им «Летнее мясо», редкость она же не навсегда! — я заинтересовался. Пусть и косноязычно немного, но ведь дело говорит!

— Так, и что?

— Вот что я придумал. — Мясной достал из большого короба, что принёс с собой, обычный горшок, наподобие того, в которые паковались консервы. И как шваркнет его об стенку! Я аж подпрыгнул. А горшок как мячик отскочил от неё и не разбился.

— Ну, ты Семён Фёдорович и балаганщик! Напугал и удивил! Что, просто сказать не мог, что ли?

— Так виднее же! — он расслабился и, захватив моё внимание, стал говорить более связано.

— Ладно, что за горшок? Кто делал?

— Митрошка Мамутов — гончар он, из московских тоже, вот лепил горшки лепии и придумал. Только вот их нам много надо, вот я решил, что тут без заводика не обойтись! И везти проще. Глядишь, и в армию можно ставить!

— Молодец ты, Семён Фёдорович! Молодец! — тот нежно зарделся, как девушка, — И что, так вот все не бьются?

— Не, не все. Этот я специально подбирал — крепок дюже! — бесхитростно усмехнулся тот, — Обычно они просто прочные очень, но иногда бьются все же. Вот что для этого ещё придумал! — и вытащил из своего короба маленький деревянный ящичек.

— Так-так! — подбодрил я его.

— Целый привезти сложно вышло, вот я такую штуку маленькую сделал. Она вот, вроде решётки, не даёт горшкам друг о друга биться. А коли соломкой чуток проложить…

— В ящики паковать?

— Ага! Тут и заводик нужен, чтобы доску пилить.

— Так-так, дальше давай удивляй!

— Ага! Вот, подумал, что одну консерву делаем, а надо бы и ещё что. Так я повара нашёл, он у Строгановых служил, да по неуёмной страсти к питию места лишился. Он такие блюда делает, что точно расхватают!

— Ха-ха-ха! Удивил и порадовал! Всё?

— Так мало, что ли? И то ж, считай, три завода новых ставить! — похоже, я нашёл себе дельца от Бога. Столько придумал всего и всё для дела. Что-то сам изобрел, а что-то углядел и оценил. Так что я его идеи принял, и денег распорядился выдать на его проекты. И новый предложил — горшки разукрашивать, чтобы всякий сразу мог понять, какое у его банки содержимое. Он загорелся. Торговец, однако! Чую, скоро у меня проблема снабжения армии нормальной провизией решиться!

Теплова же пришлось с поста главы канцелярии Правящих Особ снимать — устал он, да и душа другого просила. Он по собственной инициативе стал заниматься лесным хозяйством. Сначала это было для него отдушиной в веренице государственных проблем, решение которых было возложено на него. А теперь именно деревья стали для Григория Николаевича главной заботой, ради которых он отодвигал даже свою голубую мечту — стать новым Юстинианом, и создать кодекс законов Российских.

Он действительно устал, почти смертельно, если потерял нить управления и уже даже думать нормально не мог. Что же, Адам Васильевич Олсуфьев, который руководил Императорским приказом, пока неплохо справлялся с текущим управлением хозяйством, открытым оставался только вопросы о новых предприятиях и расширении старых, ну и подборе для них персонала. Частично проблему закрывал Иван Эйлер, хорошо себя зарекомендовавший в промышленных кругах, но таких связей и опыта, как у Теплова не было ни у кого.

Так что я взял с Григория Николаевича слово оставаться моим консультантом по данному вопросу и спокойно перепоручил ему руководство Лесной палатой, где он мог предаваться любимому делу и приносить пользу государству. Однако я попросил его, перед переходом на столь желанную ему должность, завершить одно чрезвычайно важное дело, за которое пока никто другой в реальности даже взяться не мог.

Я попросил его отправиться на Урал, где явно царило беззаконие и даже безумие, и справиться в таких условиях мог только искушённый в интригах, деловых отношениях и психологии человек, которым он, без сомнения, являлся. Теплов не стал упираться и изъявил готовность отправится туда.

Вообще, проблема с кадрами была одной из основных. И если с управленцами она пока худо-бедно решалась, то с учёными и исследователями дело было худо — мало у нас их было. Да ещё и направление работы наши исследователи выбирали совсем не те, что требовались. Вот недавно, пришлось заставить Кирилла Лаксмана прекратить свои путешествия и исследования дикой природы и заняться химией. Изучать живой мир и открывать новые растения и животных сейчас в мире науки было так же престижно, как и открывать новые вещества и химические реакции, а насколько интереснее путешествовать, чем сидеть в лаборатории и дышать ядовитыми испарениями…

После смерти Ломоносова у нас остался только один приличный химик — Иван Леман, который преподавал химию в корпусах и просто не успевал заниматься наукой. Леман активно жаловался на свою занятость и невозможность прославить своё имя в истории. Его в этом поддерживал и сам Леонард Эйлер. Они пеняли в основном на отсутствие нормального университетского образования в стране — Московский университет в без заботы властей вначале совсем захирел, а после чумы вовсе закрылся. Просили меня учёные наши завести хоть один полноценный университет в стране, и начать самим жрецов науки воспроизводить.