Бег времени. Тысяча семьсот

Но мы молчали. Всю дорогу до ближайшего кафе, и вот уже пятую или шестую секунду с тех пор, как официант взял у нас заказ и ушел восвояси, на ходу напевая такую символичную для меня «Carry on my wayward son».

Наконец-то он не выдержал и взорвался точно часовой механизм.

– Как ты здесь оказалась?

Он скрестил руки на груди, защищаясь от меня, и стал ждать моего ответа, в то время как я совершенно не знала, как ответить, с чего начать и как успокоить бешено колотящееся сердце. Я столько раз представляла этот разговор и что в итоге? В итоге я потерялась в датах.

– Приехала на такси? – неуверенно предположила я. Как так получилось, что весь прожитый опыт так и не научил меня не пасовать перед этим человеком? Столько хрупких костей и только сарказм – единственная моя защита. Он закрыл глаза, стараясь совладать с гневом, что, как всегда, накатывал на него волнами, а я смотрела на него, стараясь успокоить зарождающуюся внутри меня панику.

– Помнишь ту ночь, в Манор-Хаусе? Пожар, - я протянула к нему руку, но тут же ее одернула, понимая, что совершенно не имею на нее право.

– Лучше, чем мне бы хотелось, - ответил он, так и не открывая глаз. Мне хотелось кричать, но мое разбитое сердце было целым только в минуты спокойствия.

– Тогда ты должен помнить, что та пуля разорвала мои легкие. Я умерла, мое тело начало холодеть, теряя все больше крови, что больше не могла циркулировать по венам.

И заставляла меня смотреть на мое тело из пустоты, запечатав в моей памяти эту вечную муку – крики боли и грохот падающей крыши, не выдерживающей напора огня и дождя.

– Нет, нет, это не так, ты не умерла, ты была живой, - запротестовал Гидеон, и его ресницы взметнулись вверх, оголяя передо мною всю красоту зеленых глаз.

– Ты знаешь, что это не так.

Мое сердце не билось в течение десяти минут. Такое трудно стереть из памяти.

– Тогда я не понимаю.

– Нет, понимаешь. Просто не хочешь верить, - я пожала плечами, потому что понимала, какого это – узреть столь чудовищную правду лицом к лицу. Только я оказалась к ней ближе. Ровно на шаг от ворот ада.

– Ну же, Гидеон. Правда так близка! – но он отвернулся, не желая слушать меня, такую потерянную и глупую, - Вот почему Сен-Жермен так отчаянно хотел меня убить. Вот почему он не мог смириться с моим существованием. Он испробовал столько способов, чтобы стереть меня с лица земли, он…

– Нет, нет, нет, я не верю, не хочу верить, - Гидеон мотал головой из стороны в сторону, но у меня больше не было сил отмалчиваться и скрываться. Вся жизнь упала мне на плечи и давила к земле, и я отчаянно хотела от нее избавиться.

– Никто не вернул Рубин на место, образумив взбалмошную девчонку, никто не помог вернуться мне в 21 век. Я прожила с Бенедиктом долгую и счастливую жизнь, пока его сердце не остановилось, оставив меня в глубине 18 века, хотя мы обещали друг другу умереть в один день, - мой голос сдирал пленку тишины и невыносимой неразрывности времени. Вот она я – парадокс, нарушивший все теории физики и биологии, умирая, воскресая, меняя историю. Я почти кричала, совершенно не волнуясь о том, что меня могли бы услышать повара и официанты. Никто бы не поверил моим словам, если даже, посвященный в тайну Ложи, Гидеон смотрел на меня сейчас как на преступницу, будто я провинилась в чем-то.

Я лгала смерти, убегая от нее у самого порога то ли ада, то ли рая.

Но я никогда не хотела лгать Гидеону.

– Бессмертие – не такой уж и славный подарок судьбы.

Его выдох словно недолгая остановка сердца. Он молчал и, кажется, даже перестал двигаться. Потому что правда обрушилась на него, как волна в бушующем море. Та, правда, которую он так долго и старательно избегал.

Молчание затянулось. Официант пришел как раз вовремя, поставив перед нами две чашки эспрессо, и, тут же ретировавшись в подсобку, оставил нас здесь, в кафе на Флит-Стрит, в совершенно пустом и одиноком, как и мое сердце. На что же я рассчитывала, когда шла ему навстречу? Сколько лет мне понадобилось, чтобы понять его? Глупо рассчитывать, что он прошел весь этот путь вместе со мной за час в его времени.

Мы добрались до общей точки.

И эта точка стала молчанием.

– Бессмертие? То есть ты хочешь сказать настоящее бессмертие? И тебе… 254 года?
– он судорожно сглотнул, явно стараясь справиться даже не с правдой, а с иронией.

Я рассмеялась, понимая, как глупо это все выглядело – настоящее бессмертие.

– 271, если быть точной.

16 лет с 1994 года и 239 начиная с 1757 года, не считая нескольких месяцев в 2012.

– Как такое может быть?
– он мотал головой из стороны в сторону, точно болванчик, что всегда завораживал меня в нью-йоркских такси, будто проклятая, я смотрела на них, не отрываясь, точно так же, как сейчас смотрела на Гидеона, - Это невозможно…

– Да. Как и то, что я умерла от разрыва легких, но затем пришла в себя, будто ничего не произошло. Как и то, что я вижу призраков и могу с ними разговаривать. Все это невозможно в равной степени, но все же является правдой.

И я смотрела, как мир вокруг меня менялся, оставляя меня в центре, но не затрагивая. И одиночество – это все, что я могла чувствовать. Поэтому я ждала момента, когда снова смогу вот так вот просто сидеть здесь и разговаривать с человеком, что оберегал меня всю мою жизнь, даже не присутствуя в ней. Только большую часть времени он молчал, глядя то на меня, но чаще в окно и на стол. Я понимала, что он старался переварить информацию, от того тоже молчала, ожидая нужного момента.

И вот спустя мгновение выражение его лица поменялось, и от того как он решительно посмотрел на меня, показалось, что над головой сгустились тучи.

– Рассказывай. Рассказывай всё. Я должен знать.

Вот он мой приговор.

Я замешкалась, не зная с чего начать.

– Что ж. Ты отправил меня в 1758 год, где меня уже ждал Бенедикт. Мы купили дом в небольшой деревушке в Шотландии, там и поженились вновь. Теперь я жила под своим собственным именем. Гвендолин Бенфорд. Из людей, кто знал меня, с нами до конца остались лишь двое – мадам Деверо, что тогда при пожаре старалась спасти мне жизнь и верный Бену Джордж. Сен-Жермен, естественно, ничего не подозревал, считая, что я погибла. От того жизнь его стала более праздной, только нам было абсолютно не до него. Благодаря твоему дневнику, мы знали, когда и куда нам не следовало ездить, чтобы не встретить его, поэтому первые десять лет я даже о нем не вспоминала. Все мои мысли занимала лишь семья, которую мне стоило оберегать…

Я остановилась, погружаясь в сладкие воспоминания. Это было так давно, что казалось, что никогда и не было. Может все они лишь плод моего слишком богатого воображения?

– У тебя были дети? – спросил Гидеон, а я даже не видела, смотрел ли он на меня или снова в окно, потому что сама разглядывала свои руки и на кольца на пальцах. Два самых драгоценных кольца.

– Да. Двое. Мальчик и девочка.

Послышался резкий выдох, и я тут же подняла взгляд. Гидеон прерывисто дышал и взгляд его не находили за что зацепиться.