Бег времени. Тысяча семьсот

– Так кто же я для тебя, Гвендолин Бенфорд? – он непонимающе смотрел на меня, опустив плечи, но все так же гневно и непреклонно.

– Ты?

Свет.

Мой голос непроизвольно стал нежным, потому что теперь я могла говорить о будущем, а не о прошлом.

– Ты - моя душа, мое сердце. Мы с тобой две аномалии, две кривые среди параллельных. Мы способны не только путешествовать во времени, Гидеон. Но и любить так, как другие не смогут. Мы способны менять историю друг для друга, ждать и верить, ломать смерти кости. Разве ты не чувствуешь этого?

И я понимала, что он знал и чувствовал то же самое. С самого начала он так отчаянно хотел меня защитить, что подарил мне иное счастье – Бенедикта. Оставшись сломленным и разбитым.

И вот раньше мы жили невпопад, мой выдох приходился на его вдох, а удар сердца на его тишину. Теперь мы догнали друг друга. Мы стали синхронны.

И мы любим, остервенело, ломая себя друг ради друга. Я стала бессмертной, чтобы прожить 254 года в ожидании будущего, а он нашел меня среди тысячи дат прошлого и вытащил мою душу из ада.

Только этого никогда не было достаточно, да? Или же просто переваливало за край.

– Как ты можешь так легко клясться мне в любви, когда тебя не было рядом со мной столько лет? – прошептал он, не веря, качая головой из стороны в стороны. Так, словно я вот-вот сломаю ему шею.

– Я была, - ответила я. Конечно же, я была, не могла по-другому. Столько радостных лет, столько детских грез! – Помнишь, ту шкатулку, которую ты отдал мне, когда я возвращалась к Бенедикту?

Он кивнул. Конечно же, для него это было совсем недавно. Это моя память – сито.

– Тогда ты сказал мне, что она тебе очень дорога. Что ты хранил в ней фантики, значки, солдатиков – драгоценности ребенка. Вспоминай, как она тебе досталась.

Он отпрянул от моего приказного тона, я и сама вздрогнула – насколько привыкла отдавать приказы. Но у меня не было времени сожалеть. Теперь его не было точно.

– Она появилась у меня лет в шесть. Я был на каникулах в Италии. И кто-то подарил ее мне.

Я рассмеялась. Моя память хоть и сито, но я помнила все, связанное с ним.

– Маленький мальчик, забавный, лет шести, пытался научиться кататься на велосипеде. Но все никак не получалось. Равновесие было никудышное! Наверное, с попытки тридцатой он смог наконец-то проехать пару метров, но в итоге не удержал велосипед и свалился, сильно разбив локоть. От злости он начал пинать велосипед, а потом сдался и расплакался, усевшись прямо на дорогу.

Боже, это же было словно вчера.

– Это была ты, - прошептал он, изумленно смотря на меня. Переставая дышать на какую-то секунду, – Женщина, которая успокоила меня и сказала…

– Что, если неудача - еще не значит поражение. Что хомяк не может запихнуть за щеку огромную макаронину, но он может ее разгрызть, хоть и пытается сначала запихнуть ее всю.

Он засмеялся, точно также, как и тогда. Забавный мальчуган, что совершенно позабыл про свой локоть и велосипед. Так его позабавило сравнение.

– Глупый хомяк.

– Да, так ты и ответил, - я засмеялась в ответ, все сильнее погружаясь в сладкие воспоминания, пока не научившись различать прошлое и будущее – ведь они сплелись все вместе в моем теле, - А потом я подарила тебе шкатулку. Я увидела ее во время прогулки по базару в Амальфи, и мне показалось забавным то, что она напоминала мою. Лишь приглядевшись, я поняла, что это она и есть, и что я должна передать ее тебе, чтобы замкнуть круг.

– Это не оправдание… - начал он, но я перебила его, стараясь, наконец-то донести, что все это не фарс.

– Мы встречались и до этого. Ты был пухлым малышом двух лет от роду, когда потерял маму из вида. И разорался так, что казалось, будто в помещении сработала сигнализация! Но это неважно, я всегда была неподалеку от тебя, стараясь избегать лишь Лондона, где росла та Гвендолин, что еще не пережила того же, что и я.

– Нет, Гвендолин, это все равно не оправдание! Это не изменит того факта, что ты бросила меня ради другого. Что ты лгала мне! 271 год! Невозможно!

Слова резали словно хлыст, разрезая все счастливые воспоминания, что казались мне верным решением заслужить его прощения. Но это не так. Это никогда не было правдой.

– Это ты первый оставил меня.

Глупо повелся на уловки Сен-Жермена, хотя теперь со стороны мне казалось, что этот человек лишь лягушку и был способен обмануть, начав варить ее в холодной воде.

– Я хотел спасти тебя от смерти!

– Ты сделал все в точности да наоборот! Звезда от печали, тоски и страдания САМА свою гибель найдет! Ответ был так просто. Тебе просто нужно было быть рядом со мной, оберегать от мысли, что жизнь моя без тебя ничего не стоит, уберегать от мысли о суициде! Но что ты сделал вместо этого? Подтолкнул к пропасти, которую сам вырыл.

Он смотрел на меня шокировано, явно не ожидая такого взрыва. Но сил молчать уже не было. Все это горело во мне, открывая шрамы, что любимые люди чертили на моем теле.

– Все произошедшее и твоя вина тоже. Не смей полностью перекладывать ее на меня.

– Хватит! Прекрати! – прокричал он, обхватывая руками затылок и отворачиваясь от меня. И я прекратила. Просто замолчала, понимая, что пора прекращать ссориться. Когда же это стало привычкой? Когда мы станем спокойными и любимыми рядом друг с другом?

Спустя долгое время, Гидеон прислонился к стене и спустился по ней, обдирая кожаную куртку выступающими камнями. Казалось, будто его сейчас стошнит – он прерывисто дышал, стараясь совладать с информацией, и был еще бледнее, чем когда я его встретила. Я все же совершила ошибку, которую боялась допустить всю свою жизнь – пришла не вовремя. Сколько прошло для него? Час, от силы два. Вот он только смирился с тем, что Гвендолин Шеферд отправилась в прошлое, чтобы быть счастливой с другим человеком. И вот она появляется перед ним, сияя и говоря о том, что пронесла всю эту любовь сквозь 254 года, чтобы быть рядом с ним. Нужно было дать ему время, дать шанс восстановиться, дать шанс полюбить другого человека, найти свое счастье подальше от меня. Я - комната с оголенными проводами, что только и делала, что убивала по чуть-чуть, ударяя током раз за разом, поджаривая надежды и мечты.

От этого мне захотелось провалиться сквозь землю. Умереть там, в одной постели с Бенедиктом, чтобы никогда не чувствовать всего этого диапазона боли.

Я скатилась по стене рядом, не в состоянии даже заплакать от бессилия. Столько слов, столько желаний и мыслей! Все, что накопилось за 254 года, а высказать их нет никакой возможности.. Горло мое пересохло настолько, что казалось, будто там песок. Он становился моими словами?

– Гидеон, пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты поверил мне.