Бег времени. Тысяча семьсот

– Ну, так как, чтобы вернуться домой? – он старался не выдать в голосе ревность и злобу на Гвен, смотря только на свои серебряные пряжки на башмаках. – Не пора ли вспомнить графине о своем настоящем доме и семье?

Гвендолин все так же стояла у стены и глядела в пол, отчего даже не заметила, внезапно ставший холодным, взгляд Гидеона. Она все старалась успокоиться, но сердце упрямо билось быстрее обычного.

Она не хотела говорить о возвращении. Это заставляло ее сделать свой выбор. И дело даже не в том, что там ее ждала настоящая семья, а в том, что не так-то бросить привычный образ жизни - не просто бросить человека, к которому успела привязаться.

– Я так давно хочу вернуться домой, что в последнее время эта мысль стала привычной. Настолько привычной, что я думаю лишь о том, что не могу вернуться туда. – Гвендолин почувствовала, что ей нужно высказать всё, что так давно просится с губ.

– Я настолько свыклась с этим временем, что кажется, что по-другому и не было. Что все будущее, вся моя семья, ты - лишь плод моей фантазии. И ты не стоишь здесь, это просто пунш ударил мне в голову. Я… - она старалась найти слова, которые уже придумывала тысячу раз. Но весь словарный запас словно испарился. Все буквы разбегались врассыпную, - Я нашла друзей. Нашла себе занятие. Столько пережила здесь! И теперь мне снова нужно уходить. Снова с чем-то свыкаться! Я боюсь, Гидеон, что этого не выдержу. Не снова.

Она замолчала. Из зала все еще слышно было противное пение дамы. Гидеон стоял и пытался понять, только что сказанное, поставить себя на ее место. Но это было несравнимо. Он понимал, что для Гвен прошел год, в то время для него - пара месяцев. Но Гидеон никогда не пытался бы смириться с этим веком, его обучали не так, в то время как Гвендолин вообще не учили ничему. Это была самая большая разница между ними, огромная пропасть! К тому же она слабая девушка. Поэтому, понять можно, но почему такое странное чувство - страх… Гидеон не понимал этого: он знал лишь реальный страх, например, потерять ее, а не страх, что все это - плод больной фантазии. Но если это нереальный страх, почему теперь страшно и ему?

– Я тебя не совсем понимаю, Гвен… Ты боишься вернуться домой? Или боишься снова привыкать к своей настоящей жизни? – Он не знал, как правильно сформулировать свои вопросы к ней. Эта девушка всегда была загадкой для него.
– Гвендолин, ты же Гвендолин… а не Шарлотта Бенфорд! Ты из 21 века, а не из этого… - Он почувствовал, как тяжело дается говорить из-за подступающей к горлу паники. Поэтому снова выбрал свой излюбленный защитный прием – сарказм.
– Гвендолин, ведь ты же та, которая интересуется только причёсками, фильмами и звёздами. Которая постоянно хихикает с подругой и презирает Лизу за то, что купила футболку в Marks & Spencer.

Гидеон почувствовал, что его бьёт озноб, как во время болезни. Теперь он уже сомневался в реальности происходящего…

– Кажется, ты так и не успел пообщаться с нормальными людьми. И что, черт возьми, бедная Лиза сделала тебе, что ты вечно покупаешь ей одежду в Marks & Spencer?
– с негодованием, забыв все остальное, воскликнула Гвендолин. Она взмахнула руками и, оттолкнувшись от стены, направилась к стоящим напротив стульям. Она только сейчас заметила, что они оказались в малой галерее.

– Я просто… потерялась, - сказала девушка, хотя причина была абсолютно в другом. Все дело было в чувстве вины и благодарности. Вся причина была заключена в одном имени - Бенедикт. Но Гвендолин казалось, что она не имеет права выдавать его за причину. Только не теперь.

– Как поживает моя семья?
– перевела она тему подальше от больной.

– Переживают. Приходила Шарлотта, рассказывала, что твой дом превратился в склеп. Твоя мама думала, что ты умерла, как и все остальные… - Он сглотнул ком в горле, который болезненно образовался от страха и паники; почувствовав, что озноб прошел, но легче не стало, просто терпимей . Тут Гидеон вспомнил, что Фальк передал ему перед элапсацией. – Кстати, вот. – Он достал из внутреннего кармана современный конверт из белоснежной бумаги. – Это от твоей мамы. Фальк сразу же ей сообщил, как мы тебя нашли.

Он подошел и передал ей письмо. В этот момент из залы послышались аплодисменты – наверное, обрадовались, что дама прекратила петь.

– Шарлотта? Странно слышать ее имя, учитывая, что я его нагло своровала, - Гвендолин бережно держала конверт в руках, словно оно вот-вот превратится в пыль. Хотелось тут же его открыть, но она понимала, что такие вещи лучше читать в одиночестве. К тому же, там, в зале уже завершилась пытка для ушей слушателей, а значит, Бенедикт будет искать их, и если он застукает их одних в комнате - добром это не кончится:

– Нужно возвращаться.

*Парис - жених Джульетты (У. Шекспир “Ромео и Джульетта”)

**amant – франц. любовник

Иллюстрации к главе:

http://s43.radikal.ru/i101/1402/2d/da3fef4c7402.jpg

http://radikall.com/images/2014/02/13/axSvJ.png

========== Непостоянные. Гидеон и Гвендолин ==========

Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови… Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям.

Эрик-Эмманюэль Шмитт. Распутник.

Гидеон смотрел, с какой неуверенностью она приняла письмо от матери. Гвендолин даже не кинулась жадно его читать, даже не вскрыла конверт, лишь неуверенно смотрела на бумажный белый квадрат, будто не знала, что с ним делать. Совершенно не та реакция, которую он ожидал. Впрочем, она всегда удивляла его своими поступками.

– Нужно возвращаться, – печально произнесла девушка, убирая письмо под корсет. В этой ее фразе он почувствовал неимоверную тоску и безнадежность, а вместе с тем его охватил страх, будто он теряет ее. Ему не хотелось отпускать Гвен, казалось, что если не удержит ее внимание, то больше никогда его не вернет. Поэтому он судорожно соображал, как же привлечь ее внимание, наплевав на все рамки приличия – ведь в общей зале ее ждет супруг и лишняя сотня приглашенных гостей.

– Так, когда мне прийти за ответом? Двух дней хватит? – выпалил Гидеон, наблюдая, как девушка со вздохом встала и двинулась к выходу. Но услышав вопрос, Гвендолин тут же остановилась у двери и обернулась к Гидеону, словно только что вспомнив о его присутствии.

Дня два-три… Как много и как одновременно мало. Успеет ли она объясниться с Бенедиктом? И сможет ли не разбить ему сердце? Потому что по личному опыту знала, каково это - оказаться одной из тех, чье сердце больше не бьется.

– Я не знаю, - ответила она, глядя Гидеону в глаза. Она вернулась к нему и подошла как можно ближе, словно каждый шаг между ними создавал прекрасные условия для зерна боли. Ее взволновало то, что что-то в его действиях противоречило его же словам. И ей хотелось выяснить, что именно, - Возможно ты бы мог прийти утром после суаре, чтобы могли поговорить.

Гидеон чувствовал, как в горле опять пересохло от ее испытывающего, жаждущего ответов взгляда полного… надежды? От этого юноша почувствовал, как оживает сам. «Она вернулась! Она все-таки вернулась! Ты все ещё нужен ей», - шептало сердце, боясь спугнуть счастье. Он даже на мгновение закрыл глаза, почувствовав внутри себя, как снова разгорается надежда о ней.

– Сегодня? Утром?- шепотом произнес он, непонятно у кого спрашивая: то ли у себя, то ли у Гвендолин. – Конечно! Во сколько?

– Часов в шесть, я думаю. В это время Бенедикт спит как убитый, - ответила Гвендолин, продолжая пристально смотреть в его зеленые глаза. Ее убивало то, что в последний раз он сказал, что они всего лишь друзья. Друзья, застигнутые обманом. Ее убивало то, что она не понимала, почему же в его взгляде было столько надежды, нежности и… боли.