Беглец

Глава 3

27/03/29, ср-

Попутчика к Травину подселили в одиннадцать вечера в Перми, как и обещали. Поезд покидал перрон, выдав гудок и выпустив клуб пара, когда в вагон, отпихнув проводника, запрыгнул тощий мужчина лет сорока или около того в шубе и меховой кепке. Он предъявил плацкарту, получил квитанцию, и громко распорядился принести чаю с лимоном. В купе, сняв кепку, под которой обнаружился венчик седеющих курчавых волос вокруг проплешины, мужчина шумно выдохнул, и представился.

— Лукин Борис Петрович, к вашим услугам.

С собой у него был тощий, с пятнами портфель из парусиновой ткани на двух ременных застёжках.

— Всё своё вожу с собой, — Лукин проследил взгляд Травина, — да и чего там, возить нечего, только эту ночь тут переночую, да от следующей часа два если ухвачу, в Омске сходить. Так что, товарищ, я к вам ненадолго заселяюсь. Вы, извиняюсь, как к храпу относитесь? А то я, знаете ли, иногда вот балуюсь руладами, супруга моя покойная жаловалась, да так и померла недовольная.

Лукин действительно храпел так, что светильник на потолке трясся, но Сергей и на такие мелкие неудобства внимания не обращал, он натянул одеяло до шеи, закрыл глаза, и провалился в сон, из которого выбрался только в восемь утра, когда поезд дал гудок, отъезжая от перрона станции Свердлов-Пассажирский. Попутчик уже встал, освежился и складывал в бархатный несессер бритвенные принадлежности. Опасную бритву он внимательно осмотрел, и аккуратно закрыл, Травину даже показалось — с долей нежности. Убрав несессер, Лукин уселся в кресло напротив Сергея, поскрёб ложечкой в пустом стакане, кивнул на книжку Хэммета.

— На иностранных языках читаете, товарищ? Я вот кроме айн-цвай-драй и нескольких таких же слов, так ничего и не выучил.

— Так я тоже учусь, — Травин приподнял словарь, — сначала почти все слова выписывал, а теперь знакомое слово вижу, и без подсказки могу прочитать. Только иногда смысл ускользает, знаете, как в русском языке, у одной фразы может быть несколько значений.

— Как же, — мужчина кивнул, глаза у него были беспокойные, бегали туда-сюда, — есть такое. Вот, скажем, собачья жизнь, вроде как про пса, а на самом деле про людей. Иностранец и не догадается. У вас как получается?

— По-всякому, — Сергей улыбнулся, — мне бы учителя, вот приеду на место, в Читу, может, найду кого.

— Так вы до Читы? — Лукин широко улыбнулся в ответ, раскрыл портфель ровно настолько, чтобы нессесер мог едва туда пролезть, и протолкнул внутрь кожаный пенал.

— Да, по служебным делам. Работаю снабженцем.

— А по какому профилю? — не унимался новый сосед.

— Спичной трест.

— Это превосходно, товарищ, — ещё шире улыбнулся Борис Петрович. — Нужное дело делаете для трудящихся масс, куда же без спичек. Ими и свечу зажечь, и костёр, и примус, и папироску при случае. И всего-то маленькая палочка с кусочком фосфора, разве не чудо?

— В чудеса мы не верим, полагаемся исключительно на человеческий разум и научные достижения, — парировал Травин, он за часы, проведённые на собраниях, научился излагать мысли возвышенно, — наш острый взгляд, он каждый атом пронзает. В том числе и атом фосфора.

Уборная, расположенная между двух купе, была занята, и Сергей отправился в общую, в начале вагона. Когда он вернулся, Бориса Петровича в их совместном обиталище не оказалось, видимо, тот отправился в вагон-ресторан. на первый взгляд, все вещи были на месте, а вот на второй — в портфеле Травина очень аккуратно пошарили, правда, ничего не взяли.

«За новым соседом глаз да глаз нужен», — молодой человек прислушался к организму, решил, что вполне может ещё с час поголодать, и взялся за Хэммета.

Лукин в самом деле отправился завтракать. Карманные часы показывали восемь двадцать пять, обычно он в одиннадцать выпивал стакан простокваши, и потом уже днём плотно обедал, но в этот раз пришлось привычке изменить. Мужчина зашёл в вагон-ресторан, огляделся — заведение только-только открылось, и большая часть столиков пустовала. Он отсчитал три столика по левой стороне, уселся у окна, раскрыл газету и поискал взглядом официанта. Заспанная девушка тащила поднос с чаем, немолодой мужчина с пышными усами и в фартуке вешал на стену плакат с призывом пить радиоактивную минеральную воду. Борис Петрович выбрал яйцо пашот, бутерброд с маслом и паюсной икрой, и овсяный кисель.

— Сей момент, — девушка разбросала чай по столам, и вернулась с блюдечком, на котором лежал нарезанный лимон, — только продукты загрузили, повар считает. Может, вчерашнего расстегая хотите?

Клиент не хотел, и вполне был готов подождать. Он выложил на стол зелёную записную книжку, а на неё –карандаш.

Вагон постепенно наполнялся редкими путешественниками, успевшими за ночь оголодать, в восемь сорок пять за стол Лукина, который добрался до затвердевшего желтка, уселся Дмитрий, спутник семьи Пупко. Он вытащил из кармашка жилета часы, постучал по циферблату.

— Спешат на двадцать шесть минут.

— Точность — вежливость королей, — Борис Петрович нетерпеливо, но в то же время угодливо улыбнулся, — Митя, мы с вами давно знакомы, к чему такая таинственность. Скажите, зачем я вам понадобился.

— Так телеграмма, — Дмитрий взял нож, провёл пальцем по тупому лезвию, — ты получил?

— И ни черта не понял. Послушайте, это неслыханно. У меня были неотложные дела в Омске, и вот я должен сорваться с места, и нестись непонятно куда, стараясь успеть на этот поезд, чтобы вернуться обратно в Омск. Вы меня извините, Митя, но так дела не делаются.

— Двести червонцев.

— Внимательно слушаю.

Митя забрал у официантки тарелку с кашей, вмешал в разваренный рис озерцо сливочного масла.

— Шестой вагон, третье купе, — быстро сказал он. — Я проверил, он едет один. Толстый такой, как бегемот, косит под фраера, закладывает за воротник. При себе держит конверт или пакет, ты поймёшь, принеси, не распечатывая, а через час уберёшь обратно. И чтобы без твоих штучек.

— Честное благородное слово, — Борис Петрович приложил ладонь к груди, — но я бы попросил аванс.

— Получишь всё в обмен на пакет, — мужчина подул на ложку, отправил кашу в рот, — сам же сказал, давно знакомы, так что оплата против дела. Смотри, если из-за тебя дело сорвётся, ни в какой Омск ты не попадёшь.

Лукин дёрнулся, но ничего не сказал. На этом разговор закончился, Митя молча очистил тарелку, поднялся, нечаянно толкнул тощего молодого человека с фотоаппаратом и в клетчатом пиджаке, извинился и исчез в конце коридора.

— Гот моргн, — тот остановился.

— Корреспондент? — Лукин как раз почти выскреб овсяный кисель из стакана. — По-русски говоришь?