Бегущий по лезвию бритвы

Бэйнс неторопливо шел по улице, заглядывал в витрины магазинов. У него словно гора с плеч свалилась. У одной из витрин он задержался и, усмехаясь, долго рассматривал загаженные мухами фотографии танцовщиц ночного кабаре — голых баб с грудями как спущенные волейбольные мячи.

Мимо по своим делам шли пешеходы.

Наконец-то хоть что-то сдвинулось!

Джулиана читала, привалившись боком к дверце «студебеккера». За рулем, выставив локоть в окошко, сидел Джо. Баранку он держал одной рукой, к нижней губе прилипла сигарета. Джо неплохо водил. У Джулианы было время в этом убедиться — они отъехали от Каньон-сити на порядочное расстояние.

По радио передавали слащавую музыку. Какой-то заурядный оркестр наяривал на аккордеонах польки да шотландские танцы.

— Мексика,— буркнул Джо, дослушав очередную мелодию,— Знаешь, я неплохо разбираюсь в музыке. Сказать тебе, кто действительно был великим дирижером? Артуро Тосканини. Ты, наверное, о нем и не слыхала.

— Нет,— сказала Джулиана, не отрываясь от книги.

— Он итальянец. Но после войны фашисты не дали ему дирижировать. Из-за политических взглядов. Он уже помер. А фон Караян, этот бессменный дирижер Нью-Йоркской филармонии, мне не нравится. Нас всем поселком сгоняли на его концерты. А знаешь, кого я люблю, как всякий макаронник? — Он покосился на нее и спросил: — Ну. как книга?

— Занятная.

— Мне нравятся Верди и Пуччини. А в Нью-Йорке нас изводили тяжелым, напыщенным Вагнером. И Орфом. А еще — раз в неделю заставляли ходить в Мэдисон-сквер-гарден, там Националистическая партия США устраивала дурацкие шоу с флагами, трубами, барабанами и факелами. Еще там нараспев, как «Отче наш», читали историю готских племен и прочую ерунду — это называлось «просвещением». Ты бывала в Нью-Йорке до войны?

— Да,— ответила она, пытаясь сосредоточиться.

— Правда, что там был шикарный театр? Да-а, теперь все. Сценическое искусство там же, где кинопромышленность,— в лапах берлинского картеля. За тринадцать лет, что я был в Нью-Йорке, ни новой музыки, ни пьес не...

— Слушай, не мешай, а? — перебила Джулиана.

— И с книгами то же самое,— как ни в чем не бывало продолжал Джо.— Все издательства в Мюнхене. В Нью-Йорке только типографии. А говорят, до войны Нью-Йорк был центром мировой книгопромышленности.

Джулиана заткнула уши пальцами. Она уже дошла до того места, где рассказывалось о пресловутом телевидении. Эта тема ее живо интересовала. Особенно понравилась идея насчет недорогих маленьких аппаратов для жителей удаленных уголков Африки и Азии.

«...только благодаря американской технологии и конвейерному производству, налаженному в Детройте, Чикаго и Кливленде, произошло это чудо благотворительности — непрерывный поток дешевых (не дороже китайского доллара) телевизоров во все города и веси Востока. И что же смотрел тощий паренек с беспокойной душой, получая от щедрых американцев крохотный приемник на батарейках? Что смотрели остальные жители деревни, сбившиеся в кучу у экрана? Прежде всего — уроки чтения. А затем и другие полезные передачи: как вырыть колодец поглубже, вспахать глубокую борозду, очистить питьевую воду, вылечить больного. А в небе, рассылая телесигнал истосковавшимся по знаниям народам Востока, проносился американский искусственный спутник».

— Ты все подряд читаешь? — спросил Джо.— Или перескакиваешь?

— Как здорово! В этой книге мы дарим пищу и знания миллионам азиатов, всем без исключения!

— Благотворительность в мировом масштабе? — усмехнулся Джо.

— Да. Новый курс президента Тагуэлла: повышение жизнеспособного уровня масс. Вот, послушай:

«Чем был доселе Китай? Нищей, раздираемой противоречиями страной, с тоской глядящей на Запад. Его великий президент, демократ Чан Кайши, за которым народ шел в войну, объявил Десятилетие Реконструкции. Но реконструировать в этой огромной равнинной стране было нечего. Надо было пробуждать ее от векового сна, раскрывать ей глаза на современный мир с его реактивными самолетами, атомной энергией, автомагистралями, фабриками и медициной. Но откуда должен грянуть гром, который разбудит гиганта? На этот вопрос Чан мог ответить еще в ту пору, когда громил японцев. Из Соединенных Штатов. К началу пятидесятых во всех провинциях Китая можно было встретить американских инженеров, учителей, врачей, агрономов».

— Знаешь, что он сделал? — перебил Джо.— Взял все лучшее у нацизма, у национал-социалистической партии, у Организации Тодта, добавил экономические успехи Шпеера — вот тебе и новый курс. А всю дрянь — эсэсовцев, расовый геноцид и сегрегацию — выкинул. Утопия? Утопия. Думаешь, если бы союзнички победили, вам и впрямь удалось бы с этим новым курсом оживить экономику и осуществить социальные реформы во всем мире? Черта с два! Вдуматься, так этот Абендсен проповедует государственный синдикализм, корпоративное государство вроде того, что мы создали при дуче. Дескать, победи мы, во всем мире осталось бы только хорошее, никакого...

— Может, хватит? — вспылила Джулиана.— Не даешь читать.

Он пожал плечами и умолк. Она стала читать дальше — теперь уже про себя.

«...Чтобы насытить товарами бескрайний китайский рынок, детройтским и чикагским заводам приходилось работать денно и нощно. Но огромное чрево было ненасытно. Столетиями миллионы китайцев не имели ни грузовиков, ни кирпича, ни стального проката, ни одежды, ни пишущих машинок, ни консервированного горошка, ни часов, ни капель от насморка. В шестидесятом году уровень жизни американского рабочего стал самым высоким в мире, а все благодаря репутации, которую Америка заслужила в торговле с Востоком. Войска Соединенных Штатов покинули Японию, и все же факт оставался фактом: в Кантоне, Токио и Шанхае покупали американские, а не британские товары. И каждая новая сделка увеличивала доход балтиморского, лос-анджелесского или атлантского рабочего. Тем, кто вынашивал и воплощал в жизнь благородные замыслы — политикам из Белого Дома,— казалось, что они почти добились своей цели. Делаются первые робкие шаги в космонавтике, скоро в космическую высь взлетят ракеты, оставляя планету, почти исцеленную от вековых язв: голода, болезней, войн, дискриминации. Не желая отставать от Америки, Британская империя осуществляет социальные и экономические преобразования в Индии, Бирме, Африке и на Ближнем Востоке. Рурские, манчестерские и саарские фабрики, бакинские нефтедобываюшие предприятия срастутся в единую эффективную сеть; народам Европы предстоит...»

— Думаю, не мы, а они задавали бы тон,— сказала Джулиана.— У них это всегда лучше получалось. Я о британцах.

Вопреки ее ожиданиям Джо не ответил. Джулиана снова уткнулась в книгу.

«...реализация глобальных замыслов: выравнивание культурных уровней и примирение соперничающих этносов, которые со времен падения Рима раздирали на части Европу. Сбывается мечта Чемберлена о едином союзе христианских стран, живущих в согласии не только друг с другом, но и со всем миром. И все же... Остается только одна незаживающая язва. Сингапур.

Среди жителей государства Юго-Восточной Азии немало китайцев. В основном это бизнесмены. И вот эти преуспевающие буржуа видят, что американская администрация Китая обращается с так называемыми “туземцами” справедливее, чем англичане. Под властью англичан для цветных недоступны ни государственные клубы, ни гостиницы, ни хорошие рестораны; как и в былые времена, для них отводятся специальные места в поездах, автобусах и — что всего хуже — ограничивается выбор места жительства. Из разговоров и газет “туземцы” знают, что в Соединенных Штатах проблема цветных решена еще в конце сороковых. Везде, даже на Юге, белые и негры живут и трудятся в равных условиях. Вторая мировая война покончила с дискриминацией...»

— А потом началась заваруха? — спросила Джулиана. Джо что-то проворчал, не отрывая глаз от дороги.

— Расскажи, что там дальше,— попросила она.— Похоже, я не дочитаю — скоро Денвер. Наверное, Америка сцепилась с Британией, а победившая страна получила весь мир?

— Кое в чем это неплохая книга,— ни с того ни с сего сказал Джо.— Абендсен продумал все до мелочей: Соединенным Штатам достается Тихий океан, ни дать ни взять — наша Восточно-Азиатская сфера процветания. Россию они делят между собой. Все это длится лет десять, а потом, естественно, заваривается каша...