Белая таежка
Шрифт:
– А вас никто не просит!
– буркнула хмуро Галка.
Как жалко, что нет с нами Ванюшки. Наломаем тут опять дров.
Мне начинает казаться, что бородач потешается над нами, посмеивается одними глазами. Примечательные у него глаза - большие, карие и навыкате. У нас таких пучеглазыми дразнят. Я вроде бы уже где-то видел их. Вот видел и все! Но где? Когда?..
– Наплел сто верст до небес и все лесом!
– фыркнула насмешливо Галка, склонившись ко мне.
– Да сейчас и шамана-то путевого днем с огнем не сыщешь!
– Это уже громко, бородатому.
Профессор затушил сигарету о подошву
– Шаманы бубнами да плясками у ночных костров хвори редко теперь выгоняют, - начал он веско и внушительно.
– Это верно. Но как наши православные христиане поклоняются иконам Иисуса Христа, так многие пожилые эвенки еще чтут своих идолов. А шаманы очень тщательно где-то прячут Золотую Бабу - главного идола. Я повторяю: величайшую историческую ценность, ребята...
– Сколько уж веков ее ищут!
– загорелся и Колокольчик.
– Совершенно верно!
– подхватил бородатый.
– И вы можете понять мое состояние, ребята: я уж едва ли не держу ее в руках. Если мне ничто не помешает, то через неделю или две о ней заговорит весь мир. Она будет демонстрироваться в Москве, Париже, на своей родине в Риме... Ею будут восторгаться люди в лучших музеях изобразительных искусств мира!..
Он говорил увлеченно и с таким пылом и страстью, что буквально заворожил нас. Не поверить ему было просто невозможно. Но когда он замолчал, Галка все же сумела вновь овладеть собой.
– А почему вы здесь оказались? Опять возле нас?
– Да очень просто!
– засмеялся бородатый.
– Когда вы прошли стороной Священный кедр, я, естественно, вздохнул свободнее: беда миновала. Но на другой день совершенно неожиданно для меня вы остановились в хоромах Федула. У самого Священного кедра! Я стал опять следить за вами...
– Парни, это же в корне меняет дело!
– расцвел Кольча.
Галка покосилась на него, но на этот раз ничего не сказала. Мы опять замолчали. Есть хочется - спасу нет. А конца этой канители не видать. Профессор отвернулся и стал переобуваться - в ботинок ему что-то попало. А может, дает нам возможность посовещаться, обсудить наше глупейшее положение.
– Связать его и в подвал!
– предложила тихонько Галка.
– А если он в самом деле профессор?
– спросил я.
– Они еще сомневаются!
– фыркнул Кольча.
– Да если бы он за золотом шел, какой бы ему был резон спасать меня?
– сыпал он горячим шепотом. Окочурюсь я в лапах у медведицы? Великолепно! После такой трагедии мой прах вы же домой повезете! Немедленно!.. Так или нет? .
Он чуть ли не слово в слово повторил все то, что пронеслось в моих мыслях несколько минут назад.
– Давайте, парни, кончать эту политику выкручивания рук, - не дождавшись от нас ни слова, предложил Кольча.
– Отпустим, да?
– желчно спросила Галка.
– У меня есть альтернатива.
– Какая?
– Содержать Олега Аркадьевича под домашним арестом до прихода командора.
Галка вопросительно поглядела на меня.
– Вообще-то можно, - согласился я.
– Объявим Олегу Аркадьевичу вежливо: так, мол, и так, мы вынуждены в силу сложившихся обстоятельств...
– Вот ступай сам и объявляй!
– оборвала
– Рюкзак можешь ему вернуть, а документы и оружие будут при нас.
Кольча был доволен таким решением дела.
– Годится!
– Он встал, взял рюкзак и направился к бородатому, который все это время занимался своими ботинками.
Мы с Галкой тоже поднялись. Я закинул на плечо свое ружье и трофейное.
– "Зауэр" три кольца, - сказала Галка.
– К папе, погостить приезжал один друг с таким ружьем из Иркутска. Знаменитый зверолов...
Мы пошли к дому.
– Давай глаз с него не спускать, Мишаня.
– Галка поглядела на меня и улыбнулась опять той самой особой улыбкой, которую я увидел на ее лице сегодня у куста кипрея.
А у меня, как и тогда, сладко замлело сердце. Надо было что-то сказать ей или сделать что-то, но как и что, я не знал и плелся рядом с ней дурак дураком, не разжимая губ.
43
Чак засиделся на привязи и был несказанно рад, когда его отвязала Галка. Я первым делом спрятал в кладовке ружье бородатого, охотничий нож и документы. У стены стоял большой ларь из толстых плах. Федул, наверное, хранил в нем отходы зерна для скота. Вот в него я и положил ружье, а документы подсунул под глиняный горшок, перевернутый кверху дном на полке.
– Мишаня, спрячь-ка ты Кольчину двустволку от греха, - сказала Галка, услышав долетевшие с чарана голоса.
– Верно, надо спрятать.
– Я побежал в дом, взял ружье Колокольчика и положил вместе с "профессорским".
Придется без кавычек теперь звать бородатого профессором. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он в самом деле историк.
– Галя, ты про эту Золотую Бабу что-нибудь слышала?
– закончив свои дела, подошел я к костерку, возле которого она чистила черемшу.
Это был первый вопрос, с которым я обратился к ней без особой на то нужды и первый раз за все три года с момента нашей ссоры назвал ее не Галкой, а Галей. Конечно, она это заметила, но виду не подала, приняла как должное.
– Слышала, - подняла она голову.
– Вернее, читала. В журнале "Костер"... Там писали, что это очень ценная статуя, очень древняя и охотятся за ней ученые уже давно, только никому не удается найти ее. Божество язычников...
Она еще что-то хотела сказать, но к нам приближались Кольча с бородатым. Оба они уже вели себя так, словно давным-давно знакомы и вот только что встретились нечаянно, к величайшему удовольствию того и другого.
– А как она выглядит, эта Золотая Баба? Ее видел кто-нибудь? Где? Когда?
– засыпал вопросами Олега Аркадьевича Колокольчик.
– Дай человеку сначала позавтракать, - сказал я.
– Да, это будет не худо, - с готовностью отозвался профессор.
– Я, признаться, проголодался.
Со вчерашнего вечера у нас осталась гречневая каша с тушенкой, наше дежурное блюдо. Разогреть ее и чай вскипятить было делом нескольких минут. Когда подошли бородатый с Кольчей, у Галки все уже было готово, и даже миски расставлены. Мы сели здесь же, у костра, на подворье, завтракать. Разговор все время вертелся вокруг Золотой Бабы. Впрочем, разговаривали только Колокольчик с профессором, мы с Галкой молчали.