Бельгийский лимонад
Шрифт:
(Из документов 214-го азсп)
«В наградное управление Главного управления кадров Министерства обороны СССР.
Прошу исключить из проекта приказа МО СССР на представленных к награждению участников Великой Отечественной войны ниже поименованных лиц:
Бовина Василия Ивановича, 1924 г. р., представленного нами к награждению орденом Отечественной войны I ст.
Военный комиссар Н-ской области».
«Проект
Начальнику УКГБ СССР по... области, город...
В связи с неподтверждением биографических данных, вызывающих подозрение в сокрытии государственных преступлений, проверяется Бовин Василий Иванович, который в анкетных данных указывает, что он 1924 г. р., уроженец г. Орла, до 1941 г. воспитывался в орловском д/д № 2 и учился в орловской средней школе № 2, родителей не помнит. В июне 1941 г. якобы добровольно ушел в армию, обучался в Куйбышевском военно-пехотном училище, затем служил в 808 и 344 гап, в составе которых участвовал в боях.
При проверке эти данные не подтвердились. В Центральном архиве МО СССР имеется заполненная на его имя личная карточка красноармейца, в которой с его слов записано, будто он с 21 декабря 1942 г. по май 1945 г. находился в Германии, работал в сельском хозяйстве в дер. Виклиц, является уроженцем г. Орла, воспитывался в Доме приюта. В имеющейся в архиве справке указывается, что он проходил проверку в СПП НКО № 52 и 14 мая 1945 г. направлен в 214 азсп, дислоцировавшийся в г. Пирна.
Дальше, по имеющимся в архиве документам, прослеживается следующее:
— с 14.05.45 г. — рядовой в роте автоматчиков 2 стрелкового б-на 214 азсп;
— с 3.07.45 г. — рядовой взвода управления 2 дивизиона 808 гап;
— с 19.09.45 г. — ефрейтор, писарь-каптенармус управления 2 дивизиона 344 гап. Во время службы здесь он в составе группы из четырех военнослужащих участвовал в лыжном агитпробеге на заставы и посты демаркационной линии, за что был награжден именными часами. В ноябре 1945 г. ему был предоставлен домашний отпуск сроком на 27 дней как отличнику боевой и политической подготовки (есть подозрение, что именно во время этого отпуска он побывал в Орле, где навел справки о существовавших до войны д/д и школах). После демобилизации из Советской Армии Бовин выехал в Алтайский край, откуда впоследствии перебрался в Н-скую область.
В результате изучения материалов Центрального архива МО СССР установлено, что вместе с Бовиным в 808 и 344 гап служил некий..., проживающий в... Просьба провести с ним беседу, в процессе которой выяснить, знает ли он Бовина. В случае положительного ответа: где, когда и при каких обстоятельствах с ним познакомился? Какие ему известны его биографические данные, а также возможные факты преступной деятельности?
В беседе возможно использование указанных нами данных о службе Бовина в Советской Армии, о пребывании его в Германии в 1942-1945 гг., об учебе и проживании (якобы) в Орле. Теперешнее место жительства Бовина не раскрывать.
Для опознания Бовина направляем его фотографию, относящуюся к периоду 1947 г., на которой просматривается характерная примета — положение левой ушной раковины, плотно прижатой к голове.
Приложение: справка адресного бюро и фотография — всего на 2 листах, не секретно.
Начальник
отдела УКГБ СССР по Н-ской области — полковник Голиков В. К.»Из резолюции Голикова: «Шулякову В. К., Овсянникову Ю. П.
1). Составленный вариант запроса считал бы необходимым дополнить след. просьбой к сотрудникам КГБ на местах: по возможности выяснить, кто еще может знать Бовина, получить установочные данные на этих лиц, их теперешние адреса.
2). Дополненный вариант срочно размножить, подготовить для отправки во все 48 точек».
Еще открытие
Название дипломной работы звучало как поэма: «Привод подачи вертикально-фрезерного станка». Овсянников защитился на «пятерку», сам привод демонстрировался на ВДНХ, нашел потом практическое применение на электромеханических заводах, и потому окрыленный автор, не успев еще остыть от всего этого, позволил себе, придя в органы госбезопасности, поделиться в кругу новых друзей некоторыми мыслями о возможных путях автоматизации промышленных установок.
Это была, конечно, как он с запозданием понял, непростительная оплошность: тут же превратил себя в мишень для шуток.
Вот и в это утро, ознакомившись с очередными ответами на запрос по «Делу об ордене» и в очередной раз чертыхнувшись, он услыхал, как заструился по их служебному обиталищу (четыре стола плюс четыре сейфа — по паре тех и других слева и справа от метрового прохода) нарочито приглушенный шепот Сергея Пылаева:
— Все же я считаю, Валера, следовало бы как-то поддержать Юру...
Валерий Атаманов включился хотя и не сразу, но тоже на всякий случай принизил голос:
— В смысле?
— В самом прямом: ты же видишь, он у нас, можно сказать, на пороге нервной депрессии...
— А, да, да, за этой текучкой мы, действительно, совершенно забываем друг о друге. Может, организовать что-то вроде диспута о значении для цивилизации привода подачи?
— Зачем так узко? Надо, я считаю, охватить всю проблему развития электромеханических систем воспроизведения движений.
— Не слишком общо? Не утонем? Тогда, что же: вывесим сегодня у нас в столовой объявление?
Овсянников поглядел угрюмо на одного, на второго:
— Может, хватит упражняться?
— Да, — констатировал Сергей, — первые признаки депрессии налицо: не воспринимает шутку... Ну, ладно, Юра, чего там у тебя?
Овсянников протянул ему полученные письма, вздохнул:
— В том-то как раз и дело, что опять ничего. Пусто. «Не помнит, не опознал»... Тридцать две уже таких пустышки.
— А сколько всего-то ответов должно быть? — поинтересовался Валерий.
— Сорок восемь...
Овсянников не зря взял в Подольске на вооружение напальники: привез оттуда фамилии 312 бывших сослуживцев Бовина. Фамилии, имена. И еще сведения о том, кто из них откуда родом.
К моменту его возвращения из Подольска в отделении появилось новое начальство: Валентин Кириллович Шуляков пошел на повышение, а на его место назначили прибывшего из Казахстана на стажировку Бориса Абикеевича Чедуганова. Майор Чедуганов тотчас включился в работу по исследованию обстоятельств, связанных с «Делом об ордене», и по достоинству оценил добытую Овсянниковым информацию.