Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Нет, наверно, в мире трапезы более почетной, желанной и благословенной, чем трапеза в тюремной камере. Понятие общего стола здесь возведено в религиозную степень. Люди, разделившие в камере общий стол, уподобляются побратимам, поклявшимся друг другу в верности до гроба. Говорить за тюремным столом об этике "последнего куска" дико и смешно, ибо здесь нет последнего куска. Каждый кусок здесь делится на части по количеству сотрапезников и съедается одновременно всеми.

Посылки из дому поступали раз в десять дней. Потом по неизвестной нам причине этот интервал увеличился до двадцати дней. Затем в одно прекрасное утро надзиратель ознакомил нас с новым приказом администрации. После глубокого анализа и всестороннего изучения этого документа нам стало ясно, что, во-первых, поступающие от родных посылки вызывают у заключенных нежелательные эмоции, горькие воспоминания, слезы, апатию и даже, в отдельных случаях, истерики, а во-вторых, экономический эффект подобной семейной помощи,

с точки зрения государства, совершенно ничтожен, поэтому следует признать оправданным в целесообразным новый порядок, согласно которому впредь посылки будут поступать раз в шесть месяцев, причем с единственной гуманной целью - не дать некоторым индивидуумам, обладающим утонченным кулинарным вкусом, окончательно забыть специфические особенности блюд, приготовляемых их дорогими мамашами, женами, тетками и т. п. Что же касается калорийности установленной для каждого едока тюремной порции, то государство считает ее вполне достаточной для того, чтобы упомянутый едок, находясь в упомянутом заведении, до конца прочувствовал ситуацию, разобрался в обстановке и хорошо помнил, почему он здесь находится.

Руководствуясь всем вышеизложенным, я, Шошиа и Исидор имели все основания считать полученную мною сегодня посылку последней в этом году, так как фактически посылки поступали только в ваш адрес. Гулояна и Девдариани нововведения в области снабжения заключенных волновали мало. Девдариани признался мне, что с тех пор, как он избрал жизненый путь, несколько отличающийся от общепринятых человеческих норм и принципов, оскорбленная в лучших своих чувствах его родня вообще забыла имя своего непутевого отпрыска, так что ни о каких домашних посылках для него не могло быть и речи. С Тигр а ном дело обстояло иначе: во-первых, единственная живая из всех его сородичей тетка жила в Ленинакане, и посылать в Тбилиси такие скоропортящиеся продукты, как, например, толма, было бы с ее стороны непростительной глупостью; а во-вторых, количественные и вкусовые показатели ежедневного рациона Тиграна на воле значительно уступали соответствующим показателям тюремной пищи, поэтому он не испытывал никакой потребности в налаживании гастрономических связей с внешним миром. Более того, Тигран доверительно сообщил мне, что, будучи на воле, он скучает по "казенной пище" и не дождется дня, когда сможет вновь насладиться ароматами тюремной кухни, ставшими ему родными и милыми.

...Пока я читал и перечитывал записку матери, Шошиа, потирая руки, накрывал на стол. Посылка каждый раз сопровождалась небольшой запиской, содержавшей перечень присылаемых продуктов.

"Сынок, посылаю тебе:

1) хлеб - 1 шт.

2) котлеты - 8 шт.

3) зелень - лук, чеснок, тархун, цицмати, редиска - по 1 пучку.

4) яблоки - 4 шт.

5) колбаса - 1 шт.

6) сахар - 1 пачка.

7) табак - 2 пачки.

Извини меня, родной. Целую, мама".

Письмо было написано на тетрадном листке красивым крупным почерком. Перечитывая его, мне хотелось не есть, а плакать...

– Прошу уважаемое общество к столу!
– пригласил нас Шошиа.

Я спрятал записку в карман и подошел к столу. Подсели и остальные. Некоторое время мы молча взирали на разложенную снедь, словно ожидая благословения священника.

– Начинай!
– обратился ко мне Шошиа.

– Почему я?

– Потому что это гостинец от твоей матери. Начинай, а то я подавлюсь слюной!

– Уважаемый Исидор, начните вы!
– попросил я.

Исидор взял крупный сочный стебель цицмати, сложил его вчетверо, обмакнул в соль и стал есть с аппетитным хрустом. Не в силах больше сдерживаться, мы набросились на еду. Насыщались жадно, торопливо. Когда голод был несколько утолен, мы стали есть медленнее, смакуя каждый кусок, наслаждаясь пищей. Скоро на столе остались три котлеты и малюсенький кусок колбасы.

– Быстро кончилось!
– сказал я, словно оправдываясь.

– Ты съешь целую котлетку, мы возьмем по половинке, - решил Девдариани.

– Твоя мать думает, наверно, что ее посылку ты съедаешь один! сказал, смеясь, Тигран.

– Наверно...

– Хотя бы и так. Восьми котлеток не хватит и одному!
– заявил Шошиа. У меня больно сжалось сердце. Я представил себе, как уставшая, осунувшаяся мать после работы идет на базар, подходит к прилавку в мясном ряду и долго упрашивает мясника - огромного, пузатого, с вытаращенными глупыми глазами детину - уступить ей подешевле валяющиеся на прилавке обглоданные кости.

– Много мяса стоит много денег, Шошиа!
– сказал я, с трудом сдерживая себя, и, чтобы не сорваться на крик, отправил в рот свою долю котлет.

– Деньги? Денег, дорогой мой, сколько угодно! Во-о-о-т их сколько в одном месте!
– Шошиа провел рукой поверх бровей.

– Где же это?
– поинтересовался Тигран.

– У льва в заднице! Засунь руку и вытаскивай!
– объяснил Шошиа.

– Так просто и вытаскивать?
– усомнился Тигран.

– Вот именно!
– Шошиа закатал правый рукав.
– Засунь и вытащишь!

– Грязный ты человек, Шошиа, тьфу!
– плюнул Тигран.
– Поделом тебе! Сиди в этой вонючей клетке!

Шошиа

взял со стола уцелевшую чудом головку редиски, положил ее на ладонь, словно Гамлет извлеченный из могилы череп, ткнул в нее указательным пальцем правой руки и начал:

– Вот, друзья мои, точка, которая сегодня подытожила всю мою жизнь! Горе тебе, бедный Шошиа! Горе вам, золотые мечты и видения моей юности! Горе тебе, колесо моей судьбы! С каким трудом поднял я тебя на гору и как бесповоротно, как безжалостно ты скатилось вниз! Увы!.. Из сорока лет моей жизни тридцать я жрал черный хлеб, лук, редиску и горчицу. Тридцать лет мне грезились белый хлеб и сливочное масло, икра и шашлык из молодого барашка, филей и бастурма, перепела и фазаны, двухэтажный особняк с облицованными мрамором ванной, кухней, туалетом, черный лимузин и белая дача на берегу моря, красивая жена и краснощекие дети! Тридцатилетние грезы я за десять лет превратил в явь! И в какую явь! Кто из вас ел икру трех сортов - черную, красную, желтую? Кто из вас ел жареное сливочное масло? Вам приходилось платить парикмахеру за бритье десять рублей? А зурну вы затыкали сторублевой бумажкой? То-то! Знаю, этот простачок Тигран спросит у меня: "Откуда столько денег, Шошиа?!" Оттуда, дорогой мой! Из львиного зада! Что ты хочешь сказать, Девдариани? Что и вы таскаете деньги из львиного зада? Не спорю. Но вы таскаете руками, а я головой! Самое большее, лев у вас откусит руку, а мне он отгрызет голову! Чувствуете разницу? Что? Вы спрашиваете, уважаемый Исидор, чем все это кончится? Увы! Ничем хорошим! Я теперь мечтаю о тех же, опостылевших мне за тридцать лет, черном хлебе, луке, редиске и горчице! Вместо двухэтажного особняка теперь у меня стокомнатная квартира, вместо мраморной ванной - параша, вместо красивой жены и краснощеких детей - вы, сволочи и мерзавцы, чтоб вам всем провалиться!.. Есть еще вопросы, уважаемый Исидор?
– Шошиа низко всем поклонился и умолк.

– Паяц ты, Шошиа!
– сказал Девдариани.

– Нет, дорогой мой Лимон, Шошиа не паяц, а обреченный на смерть человек?
– вздохнул Шошиа.

– Напрасно прибедняешься, меня не растрогаешь! Думаешь, буду реветь на твоих панихидах? Черта с два!

– Почему так, Девдариани?

– Потому, что и ты, и я, и он, - Девдариани рукой показал на Тиграна, - все мы должны умереть.

– Лимон-джан, ты о себе подумай, а о моей смерти позаботимся я и мой судья!
– возразил Гулоян.

– Погоди, Тигран! А ты, Шошиа, ты должен умереть раньше меня!

– Это еще почему?

– Потому, что все твои грезы и сны уже сбылись, а я пока не досмотрел и половины положенных мне снов!

– Это не объяснение. Мне не хочется умирать!
– запротестовал Шошиа.

– А что тебе делать в этой жизни?

– Как это что? У меня уйма недоделанных дел!

– Каких?

– Много дел, Лимон!
– Шошиа призадумался на минутку, потом продолжил: - Дом в Самадло* закончить - это раз. Второй дом, в Марткопи**, на тещином участке, почти подведен под крышу, надо перекрыть - это два. Двоих мальчиков устроить в вуз - это три. Потом надо их ввести в жилкооператив - это четыре... Теперь дальше: двухкомнатную квартиру моего отца надо обменять на однокомнатную в моем доме, на третьем этаже. Потом мне нужно перейти в трехкомнатную рядом с той однокомнатной. Там живут одна семья и одинокий старик. Семье я даю свою двухкомнатную, старику изолированную однокомнатную моей тещи. Но этот, двухкомнатный, не соглашается идти в мою двухкомнатную. Старик, говорит, скоро умрет, его комната, говорит, останется мне, зачем, говорит, утруждать себя беготней вверх-вниз. Я ему обещаю телефон поставить - не хочет! Десять тысяч, говорю, добавлю - не хочет! Ремонт, говорю, сделаю, - не хочет! Вот такой вредный тип!.. Дело это или не дело? Надо его уладить? Надо. Теперь слушай дальше: наш цех собираются прикрыть. Должен ведь я взять оттуда свой пай, подыскать другое дело?.. Тоже хлопоты!.. Теперь: приближается моя очередь на новую "Волгу". Значит, ту, старую, которую я тогда оформил на шурина, придется переоформить на другого, - две "Волги" в одной семье, получается как-то неудобно...

_______________

* С а м а д л о - пригород Тбилиси.

** М а р т к о п и - село недалеко от Тбилиси.

– У тебя, Шошиа, оказывается, нет никаких дел, - прервал его Исидор, - можешь умирать спокойно!

– Как это - никаких дел! А все, что я перечислил, - это разве не дела?
– воскликнул Шошиа.

– То, что другие могут сделать без тебя, нельзя называть делом. Дело - это то, что создано только для тебя одного, то, что должен сделать ты один и никто другой.

– Какие, например, дела?

– Таких не так уж много. Первое - создание семьи, детей. Второе... второе - отбытие наказания в тюрьме... Третье - смерть.

– А работа, служба, беготня, хлопоты, добывание денег, воспитание детей?! Все это, по-вашему, не дело?!

– Повторяю тебе: все, что могут сделать другие без твоего участия, не дело!

– Что же это такое, по-вашему?

– Ничего. Так, просто взаимоотношения, сотрудничество людей... Непонятно?

– Нет!

– Так я и знал...
– вздохнул Исидор, вставая со стула. Шошиа полез на свою галерку.

Поделиться с друзьями: