Белые Мыши на Белом Снегу

– Лучше бы мальчика, - моя жена пожала плечами.
– Хотя - это же как получится. И еще не скоро будет.

– Почему не скоро? Давай - скоро. Дадут квартиру побольше, - я попытался обнять Хилю, но руки сделались тяжелыми.
– А чего тянуть?

Зиманский усмехнулся:

– А правда, Хиля! Я вам хорошую коляску подарю. Могу даже няню найти, если надо.

– Что это вы вдруг?
– Хиля обвела нас взглядом.
– Ну, Эрик-то пьяный, а ты, Егор? Сам недавно говорил, что дети - это слишком сложно.

– Так то - для меня, - он для убедительности ткнул себя в живот пальцем, - а ты прирожденная мать. Есть женщины двух типов: матери и любовницы. Так вот, ты - именно мать, в лучшем смысле слова.

– Не знаю, - Хиля неуверенно поглядела в мою сторону.

А мне вдруг захотелось, чтобы Зиманский ушел. Это было неожиданно и никак не связано с моим к нему отношением, просто все мое существо умоляло оставить нас с Хилей вдвоем - и немедленно. Но как было сказать об этом человеку, который в свой день рождения пришел к единственным друзьям, потому что ему совсем не к кому больше пойти? И я стиснул зубы.

Он уже что-то рассказывал, весело жестикулируя.

– ... а потом пришел новый директор и начал водить нас строем. В цех - строем, на обед - строем, прямо как в армии. И что это ему в голову стукнуло? А я вообще толпы не люблю, натура у меня такая эгоистичная. Ну, и сказал ему: мол, товарищ директор, вы неправы. Крику было! Если бы не тот инспектор, что меня с завода вытащил, сидеть бы мне на конвейере до скончания веков!.. Там, понимаешь, как дело было. Стою, работаю. Инспектор по цеху бродит, толстенький такой, маленький, на фоне станков - просто лилипут. Подходит ко мне: "Ну-с, и какой процент выработки сегодня? Сколько брака?". Он думал, я сейчас мямлить буду или в бумажки полезу, а я ему - так-то и так-то, товарищ инспектор, столько-то деталей, это на столько-то процентов больше, чем вчера, и столько-то процентов брака. Он не поверил, в ОТК побежал, а там ему - на, вот тебе циферки! И сошлось. Он обратно прибежал, бумагами трясет, спрашивает с такой подначкой: "А вчера сколько выработки было? А за весь прошлый месяц? А брака сколько?.. А сколько на заводе рабочих? Кого больше, мужчин или женщин? А по разрядам?..". Уже и не знал, что спросить. Вижу - мозги у него плавятся. Целый час меня экзаменовал, аж вспотел, бедный. Мне-то что, смена моя идет, стою, болтаю. А через неделю - вызов в Управление статистики, на проверку памяти. Вот так я из рабочей спецовки и вылез.

– Как здорово!
– Хиля слушала его, подперев кулаком щеку.

– Да ладно - здорово. Это же не врожденное качество, это тренировкой достигается. У меня работа такая - без памяти нельзя. Знаешь, что такое мнемоника?

– Слышала где-то...

– Ну, смотри. Допустим, мне надо запомнить номер твоей социальной карточки. Какой у тебя номер?

– Я так не помню...
– Хиля взяла с секретера свою сумку, достала карточку, раскрыла на первой странице, - Вот, 399150033.

– Ну, это-то просто. Хотя, для примера тоже можно. У меня все цифры имеют цвет. Тройка - розовая, девятка - коричневая, единица - серая, пятерка - желтая, ноль - голубой. И представляешь себе, допустим, букет цветов. Или кубики.

– А-а, вон оно как...
– Хиля убрала карточку и покачала головой.

– 399150033?
– Зиманский улыбнулся.

– А ты молодец. И что, все числа так запоминаешь? Без ошибки?

– Первое-то время было тяжело, но теперь - автоматом. Этому любой может научиться. И ты можешь. Самое трудное - расширить свою память, на ячейки ее поделить, упорядочить. Как пчелиные соты. Как компьютер.

– Как - что? Последнее слово?

– Ничего, не обращай внимания.

– Слушай, рассказал бы хоть!
– Хиля сдвинула брови.
– А то все какие-то слова у тебя вылетают, одно другого непонятнее. Ты забываешь, а у меня в голове они потом сидят, как занозы!

– Хиля, ну зачем тебе знать, что такое компьютер? Если я скажу: "счетная машина" - это будет неправильно. Скажу: "устройство для игры" - тоже неправильно. Компьютер - для всего, на нем даже стихи можно сочинять и картины рисовать, но без знания принципа эта информация для тебя - пустой набор слов.

– Это тоже там, в другом мире?

– Ну, естественно.

– Привези нам компьютер, - Хиля лукаво склонила голову.
– Сколько он стоит?

– По-разному, - Зиманский заулыбался.
– Ишь ты какая - привези!.. Не могу. Вот уже чего мне категорически нельзя, так это тащить сюда компьютеры. Сразу по голове надают и заменят без разговоров.

– Ты так боишься этой замены? Что, расстреляют тебя там?

Они играли фразами, как мячиками, а я сидел, мучительно пытаясь слушать и вникать, но внутри у меня неумолимо нарастало ощущение, что эти двое просто тянут время, не желая расставаться. Им вместе интересно. А то, что я хочу побыть наедине с собственной женой, никого, кажется, не волнует.

– Ладно, а другое можешь сказать?
– Хиля была слегка пьяна, но выглядела при этом необычайно привлекательно.

– Смотря что. Несекретное - могу.

– У вас есть Моральный кодекс?

– Только рок-группа с таким названием.

– А Семейный?

– Что-то похожее есть, но у нас другое законодательство. Брак, например, заключается пожизненно.

– Да ну, ерунда какая! А если люди характерами не сойдутся?

– Тогда они идут и разводятся. Расторгают брак. Вступили - не понравилось - вышли обратно.

Хиля захохотала:

– Извращение! Я представляю, сколько у вас трагедий на этой почве! И что, в социальной карточке у вас графа специальная есть: "развод брака"?

– Наша социальная карточка называется "паспорт" и выглядит совсем по-другому. Жалко, у меня с собой нет, а то бы показал.

– Паспорт? Я знаю - есть технический паспорт на радиоприемник. Но на человека?..
– Хиля вытерла набежавшие слезы.

– Тебя еще потрясти? У нас статуса нет и талонов - тоже.

– А вот это ты загнул!
– моя жена покачала головой.
– Не может быть экономики без талонов! Одни все съедят - другим не достанется.

– Это никого не волнует.

Я все еще молчал. Не потому, что не находил слов - у меня не было желания разговаривать. Единственное, чего мне хотелось - это чтобы Зиманский ушел, наконец. Но он все сидел, сидел, и конца этому не было. Хиля принесла салат, заварила еще чаю, выбросила пустую коробку от торта. Часы пробили девять.

Наконец, моя жена извинилась и убежала в туалет. Я наклонился к Зиманскому и с трудом разлепил губы:

– Егор... ты извини... но, может быть...

Он внимательно посмотрел мне в глаза:

– Уже пора? Ты чувствуешь, что мне пора уйти? Хорошо. Я понял - без обид, - на лице его появилась лукавая улыбка.
– Правда, без обид. Тем более, мне добираться два часа, а утром на службу.

– Спасибо, - я сжал его руку.
– Ты извини. Завтра придешь?

– Вот завтра как раз не могу. Дела на весь вечер. Зайду на неделе, не беспокойся.

Хиля вышла, прошла на кухню мыть руки. Зиманский стал одеваться.

– Ты куда?
– моя жена вынырнула из-за перегородки, удивленная.
– Разве ты не останешься?

– Никак, малыш, - Зиманский намотал на шею тонкий шарф и взял с вешалки плащ.
– Надо в одно место заехать, там ждут - неудобно.

– А я думала, ты еще что-нибудь расскажешь...
– Хиля огорченно надула губы.

– Я и так много лишнего рассказал. Надеюсь, все останется между нами. Это, знаешь, не те разговоры, за которые меня наградят денежной премией. Я должен быть серой мышкой, и только моя беда, что ничего из этого не получается.