Белый шаман

— Эй, дядька, — окликнул я выезжающего от складов худого и загорелого до черноты мужичка на телеге, которую тянула такая же худосочная, как хозяин пегая кляча, — Не знаешь, где тут железнодорожники обосновались?

— Отчегось не знать, барин, — отозвался тот совершенно неподходящим к его внешности прокуренным баском и выпустил густое облако вонючего махорочного дыма, — Почитай каждый день мимо езжу.

Во как! Стоило переодеться и уже барин!

— А сейчас не туда путь держишь?

— Нее, протянул мужик. В Криводановку. Криводановские мы, — зачем-то пояснил он, хитро поглядывая в мою сторону.

— Жаль. Я думал по пути, — разочаровано протянул я, покручивая в пальцах железный рубль, что не укрылось от острого взгляда хитрована.

— Отчегось не по пути-та, — пожал плечами мужичок, — По пути.

— Ты же сказал в Криводановку едешь.

— Ну, дык, — согласно мотнул он головой и добавил — Садись, барин, довезу, куды надоть.

Да, мужик, с тобой только в плен сдаваться. За все военные тайны можно быть спокойным, враг нихрена не поймет. Я на ходу запрыгнул на вкусно пахнущее свежее сено, накиданное на дно телеги. Ох и тряская дорога предстоит. Вспомнилось детство, деревня и меня мальцом на такой же телеге сосед везет до сельсовета к деду. И такое же сено в возке и тот же запах. Только колеса там были на резиновом ходу, помягче.

Всю дорогу мужик, представившийся Макаркой, нудно вещал о своей нелегкой жизни. О пяти дочерях и трех сыновьях, о страдающей животом и потому бесполезной жене, о том, как когда-то добирались до Сибири из Воронежской губернии, где у них все было, и барин был добрый. На мой вопрос, при чем тут барин, крепостное право-то отменили давным-давно, мужик покивал головой, отменили, мол. Но, тем не менее, тут же упрямо заявил, что барин добрый был. Логику в его речах я решил не искать, она, наверное, была, но какая-то своя, понятная только Макару.

— Так что, плохо вам в Криводановке-то живется?

— Отчегось плохо-та? — пожал сухими плечами этот предок всех таксистов, — Хорошо. Приехали, барин, — он махнул рукой в сторону стоящих неподалеку бараков, — вонать энти, с чугунки. А тама, — еще один взмах в строну нескольких домов-пятистенков, кучно и немного наособицу расположившихся на самой окраине Колывани, — Анжинеры ихние сидять.

Сунув в заскорузлую, твердую как камень ладонь Макара рубль спрыгнул на укатанную телегами землю.

— Шель-шевель, дохлятина, — мужик лениво стеганул унылую кобылку прутом по хребтине, я только и успел подхватить саквояж с сюртуком. Интересный мужик. Колоритный. Только вот, я поймал себя на мысли, что совсем его не понимаю. Он для меня как инопланетянин похожий на меня и говорящий, как и я. Только вот мыслим, понимаем жизнь, относимся к ней мы по-разному. Совсем по-разному. С тюйкулами мне было проще. Возможно потому, что я все равно, как бы там ни было, подсознательно не воспринимал их своими. Они стали мне близки, стали моей родней, но они были другими. А здесь такой же русский человек, как и я, и такая пропасть между нами. Нет, ерунда, не может такого быть! Просто мне такой мужик попался, со странностями. Вон, у него, что ни спроси, ответит так, без пол-литра не разберешь. Или все же дело во мне, и я есть для местных тот самый инопланетянин? Хоть в тайгу возвращайся!

Евграф Александрович смотрел в окно вслед только что ушедшему от него молодому человеку и терялся в догадках. Изначально он подумал, что паренек прибыл от протоиерея Федора. Жернаков не скупясь жертвовал на дела церкви, состоял в братстве Святителя Дмитрия, был попечителем церковно-приходской школы. Так что вопросов, по которым его мог разыскивать батюшка, хватало. А то, что человек прибыл именно от него, сомнений не вызывало. Вчера в храме Евграф Александрович собственными глазами видел, как отец Федор о чем-то переговорил с парнем и увел его к себе в покои. А личный помощник епископа Томского и Семипалатинска это такая фигура в губернском масштабе, что с кем попало пустые разговоры вести не будет.

Тем удивительнее было, что парень зашел к нему на склады просто продать меха, добытые в тайге. Но Прошка — паразит! Надо избавляться от него! Не в деревенском лабазе служит, а у серьезного коммерсанта. И не важно, что приказчик принял Дмитрия Никитича за простого охотника из дикого юрта. Жернаков со всеми ведет дела честно. Потому что есть такое понятие, как репутация. А репутация у Евграфа Александровича была безупречной. Вернее та ее часть, что была на виду. А про скрытое, кто надо знает, а остальным не по чину. Жернаков поймал себя на мысли, что даже мысленно стал называть молодого человека по имени отчеству.

Удивительный парень, интересный. Евгарф Александрович, узнав, что он пришел не к нему, хотел, пригрозив Прохору, уйти, оставив вести торг с молодым охотником приказчика. Но что-то не позволило ему это сделать. А, правда, что? Жернаков задумчиво побарабанил пальцами по оконному стеклу. Говор? Акцент? Нет. Колывань город купеческий, инородцев тут хватает. Одежда, внешность? Возможно, но не то. Взгляд? Точно! Именно, взгляд! Тяжелый, давящий, полный тщательно скрываемой боли. Евграф Александрович справедливо считал себя не последним человеком в губернии. Еще бы! Купец второй гильдии, хлеботороговец, коммерсант, промышленник, меценат, миллионщик. А парень, обычный охотник в сшитой вручную одежде из оленьих шкур, смотрел на него, как на равного. Более того, с легким любопытством. И меха, кстати, предложил отличные. Высший сорт. В Москве рублей за двести каждая шкурка уйдет.

А мозельское! Жернаков ради шутки предложил Дмитрию выипить. И тот не отказался! Позволив Евграфу Александровичу разлить рубинового цвета вино в хрустальные бокалы. Приподняв фужер, он кивнул, поблагодарив, и крутнул жидкость, наблюдая, как она стекает по играющему на свету хрусталю. Потом втянув ноздрями запах вина, одобрительно крякнул и, улыбнувшись, сделал небольшой глоток. Посмаковав вино во рту, проглотил и с наслаждением зажмурился. И получалось это у него так естественно, так аристократично, как не получалось, несмотря на занятия со специально нанятыми учителями, у самого Евграфа Александровича.

Ах, как же хорошо, что он прислушался к своей интуиции и не оставил Дмитрия Никитича на пройдоху Прошку. Не прост его гость! Очень не прост! И с батюшкой у него какие-то дела. И с инородцами лесными, судя по мехам, отношения выстроены. Здесь пахнет какой-то тайной и большими деньгами. Ну, в церковные тайны он не полезет, разве что чуть-чуть, чтобы держать нос по ветру и не упустить своей выгоды, случись таковая. А вот деньги… Тут он своего не упустит! С тестем бы посоветоваться. Петр Александрович мужчина умный, опытный. При самом губернаторе чиновником для особых поручений состоит. Глядишь, подсказал бы что умное. Не зря же аристократ скрывается под личиной лесовика. Тут можно, как заработать, так и всего лишиться, пойдя на каторгу. А для того, чтобы было с чем идти к тестю, надо и самому побольше разузнать про этого Дмитрия Никитича. Только очень-очень аккуратно. И у него такие люди есть. Проследят, присмотрят, разнюхают. Полезные люди. Хоть и неприятные.

А Прошку… От Прохора надо избавляться! Репутация дороже. Решено. Сегодня же надо рассчитать плута!

[i] Жернаков Евграф Александрович (1847, Ирбит — 1908, Новониколаевск), новониколаевский предприниматель, купец московский, томский, новониколаевский, бердский. Из семьи мещан. В 1876 женился на Александре Порфирьевне Каидаловой (1856–1881). 31.8.1879 у них родился сын Николай. В 1882 женился на Елизавете Ильиничне Алексеевой, от которой имел дочерей Катерину (1884) и Александру (1887). С 1879 проживал в Колывани — купец 2-й гильдии, с 1894 — 1-й гильдии. С 1894 в Новониколаевке и 20 марта этого же года открыл первый универсальный магазин в поселке. Дату его открытия купцы считали временем основания поселка. Крупный хлеботорговец, имел магазины в Барнауле, Бердске, Колывани, Коченево, Иркутске, Томске, Тюмени и многих селах Томской губ. Владел круп­ной паровой мельницей в с. Дубровском Томского уезда (производительность 3000 пудов в сутки), салотопенным, мыловаренным и свечным заводами в Колывани (с 1875), салотопенном, мыловаренным заводом в Новониколаевке, (с 1902), пароходством и пристанью на Оби, магазинами пром. товаров с миллионными оборотами. Избирался городским головой и гласным Колыванской гор. думы, входил в состав комитета по строительству собора Ал. Невского (1895), вносил пожертвования на библиотеку им. Чехова, на строительствоГородского торгового корпуса. В 1891 за благотворительную деятельность награжден орд. Св. Анны 3-й ст., а в 1892 получил потомственное почетное гражданство. Его имя носила улица в Колывани. Николай Евграфович Жернаков (31.8.1879, Колывань — 1937, Москва), сын Евграфа от первой жены, — потомственный почетный гражданин, наследник капитала Жернаковых. Работал в Русско-азиатском банке,видный деятель Новониколаевской организации партии эсеров. 3.3.1917 стал председателем. Новониколаевского комитета обществ, безопасности, за­тем работал комиссаром Временного правительства. Расстрелян в 1937 в Москве.