Белый шиповник. Сборник повестей

– Так ведь это фашисты были!

– Фашисты, - согласился Антипа.
– В чёрных мундирах все. Между собой, как собаки - гам-гам-гам… Я к деревне-то вышел, да опоздал. Там уж и дым развеялся.
– Антипа говорил словно сам с собой.
– Нагнал я их. “Не в ту сторону, - говорю, - идёте. Давайте я вас через болото проведу, на ту, значит, сторону”. Обрадовались. “Гут!” - говорят. Ну, я им “гут” и устроил.
– Антипа улыбнулся, глядя в огонь, но от этой улыбки Петьке стало не по себе.
– Один офицерик мне напоследок и сделал моточку.

– А сколько их было?

– Все тута, сколько ни было. Вот с тех пор и зовут меня хозяином болота. Моё это болото. Моя вотчина. Царство моё!

– Антипа горько усмехнулся, и Петька увидел, какой он старый. Как по-стариковски сутулится его спина, как набухли вены на руках.

– Антипа Андреич!
– сказал он.
– Приезжайте к нам в город! В гости.

Старик растёр грудь холщовым длинным рушником.

– Нельзя мне!
– сказал он и погладил Петьку по голове.
– Нельзя мне. Какой же я хозяин, если я хозяйство брошу. Мне моё болото нельзя бросать. А то его начисто разорят. Здесь дичь непуганая, её моментом всю перебьют. Людишки - они жалости не знают. Хорошо, сейчас волки появились, так народ аккуратнее стал ходить - опасается. Вот его, народ-то, так и надо - страхом держать.

Не понравились Петьке эти слова. Но возражать он не стал, да и не знал, что возразить.

После бани они долго пили чай. И Катя тоже поднялась и сидела с ними за столом. Помогло Антипово лекарство. А ещё больше помогла еда и уверенность, что теперь они выйдут отсюда.

– Ну ладно!
– сказал после чая Петька.
– Пойду в читальню опись составлять.

– Какую опись?

– Книги перепишу, какие тут есть, для музея…

Антипа вдруг нахмурился.

– Зачем это? Глумиться! Мало тут коробейников этих ходит, у бабок прялки выманивают! А книги не прялки - это мысль человеческая! Я тебе ни одной книги стронуть не дам.

– Так ведь они пропадут тут!
– пытался возразить Петька.

– Двести лет лежали и ещё столько же пролежат… Пусть лучше пропадут, чем шаромыжникам каким-нибудь достанутся.
– Антипа взял мальчишку за плечи.
– Всё, что видел тут, забудь! Никому рассказывать не смей! Да тебе никто и не поверит. Скажу, что, мол, замерзали ребята, а я вас в Гончаровке отыскал. Где эта Гончаровка, ведь тебе тоже неведомо! Есть такая - три дома пустых. А тропу к болоту только я знаю! Ни тебе, ни кому другому не найти!

Глава семнадцатая

ВОН ИЗ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ!

Антипа Пророков был прав. Как ни старался Петька запомнить дорогу - не запомнил. Уж больно много было поворотов. Порой охотник останавливался и начинал считать шаги.

– Пятнадцать вправо, семь прямо, двенадцать направо… - шептал Петька, но запомнить этого не мог.

В серых сумерках, в снегопаде всё болото было ровным, белым и одинаковым. По каким приметам вёл его Пророков, Петька понять не мог.

Встретили их как выходцев с того света. Бабушка готова была задушить Петьку, обнимая, дед прослезился и уговорил старушку устроить ему особливое угощение. А вот Катя расхворалась всерьёз. И Орлик на болоте простудился и так страшно кашлял и хрипел, что было в горнице слышно.

Все - и милиционер из района, и отец Катин - поверили, что ребята ночевали в Гончаровке. Хотел Петька сказать, что это неправда, но глянул на сутулую спину Антипы и почему-то не сказал. “Выйдет, я говорю правду, а этот старый, несчастный человек - врун?” - решил Столбов. Он-то знал, каково быть вруном.

На следующий день он проснулся, как всегда, от беготни Лазера, от вздохов бабушки, от визжания дедовского станка. И всё это показалось ему удивительно родным и необходимым. Петька удивился, как это он жил раньше без бабушки и дедушки, без деревни.

– Дедунь, - попросил он сразу же, как явился после завтрака в мастерскую, - а дай мне резать попробовать…

Дед засуетился, вытирая рукавом резец, разгребая ногами стружки:

– Ну-ко, ну-ко…

Петька взялся за дрожащую сталь. Дед обнял его и положил свои крепкие узловатые руки поверх Петькиных.

– Давай, милай, полегонечку… Аккуратно веди от плеча. Помаленечку. Ровненько, ровненько. Веди-веди…

Петька припомнил, как в первом классе, когда мама учила с ним уроки, она вот так же приговаривала: “Веди, веди, веди…” И он взмок от усердия. Несколько первых заготовок он запорол. Резец вдруг вырывался из рук - и получалась такая зазубрина, что всё шло насмарку. А один раз Петька чуть себе глаз не выбил.

– Отдохни, отдохни, - сказал дед, усаживая запыхавшегося Петьку.
– Ничего! Не враз Москва строилась, научисси…

И ловко и спокойно стал исправлять те огрехи, что наковырял мальчишка.

– Дело-то нехитрое, - приговаривал старик, - а сноровки требует. Надо помаленечку, не торопясь; веди резец, как песню…

Петька залюбовался им. Щуплый, с остренькими плечишками и тонкой морщинистой шеей, дед был удивительно ловким. Резец, такой непослушный в руках Петьки, был совершенно покорен деду. Дед вырезал посуду, словно лепил её, отсекая всё ненужное.

– Дедунь!
– сказал он восторженно.
– А ведь ты художник!

– Эва!
– засмеялся старичок.
– Хватил! Художник! Я и расписывать-то не умею как надлежит, а резать да точить - это ума не надо.

– Это талант надо! А рецепт, как краски делать, я тебе достану!

– Ну-ну-ну. Достань! Вот все химии-физики изучишь и достань!

– Тут химии да физики мало, - сказал Петька задумчиво.
– Тут надо историю знать! Человеком надо быть…

– Это точно! А мне бы топором способнее. Нам хоть избу скласть, хоть часы починить, только в часах топором не развернёсси… - Старик сказал старинную прибаутку.

Столбов вспомнил обветшавшие избы скита, провалившуюся стену. “Вот бы кого на реставрацию поставить…”

– Мир дому сему!
– Он даже вздрогнул от этого знакомого приветствия. На пороге стоял Антипа.

– Антипушка, гостенька дорогой, - захлопотал дед Клава.
– Милай ты мой, не забыл, вспомнил, сейчас мы тя к столу…

– Не сепети, Клавдий! Я к тебе за делом. Малого твово хочу взять. Работа есть.

– Кака-така?

– Он у тебя на лыжах знатно бегает. Вот ему дело и есть - осины со мной для лосей валить… Согласный? Лесничество оплатит.