Белый шиповник. Сборник повестей
Шрифт:
Глава двенадцатая
КАКОЙ ЖЕ НОВЫЙ ГОД БЕЗ ЁЛКИ?
Ночью Петька несколько раз просыпался. Ему всё чудилась печка на полянке и плач, похожий на музыку. Никогда и ни к кому Столбов не испытывал никакой жалости. Случая не было. И даже если бы Петьку спросили: какой он, добрый или злой - ни он да, наверное, и никто не ответил бы.
А сейчас он мучался от нового чувства. Будь он постарше, он бы знал, что это новое чувство называется состраданием.
Опять в избе никого не было. Но светило весёлое солнце. Лазер возился, пытаясь поймать пылинки,
Петька выпутался из одеяла. Встал. В комнате было тепло и весело. Петька впервые заметил, как красиво убрана горница, в которой он спал: белые кружевные занавески на окнах, пёстрые половики, ослепительно белый бок печки, резная лавка, расписной сундук. А на полках старинные синие тарелки, на них диковинные леса, охотники в заморских шляпах, олени с человеческими глазами…
– Лазер!
– сказал Петька.
– Это же можно на лыжах побегать!
Он быстро оделся. На столе на листочке в клеточку было написано: “Ушёл на поле. Ешь. Клавдий”. Петька быстро выпил молоко. Хлеб спрятал в карман и, схватив в сенях лыжи, вылетел на улицу. Снег сверкал так ослепительно, что Петька даже скривился.
Петька ещё издали заметил оранжевый Катин полушубок. Вокруг неё, как медвежата, копошились закутанные малыши. Визг и смех доносились оттуда.
– Привет!
– Здрассти… - сказала Катя, но голос у неё был совсем невесёлый.
– Ты чего?
– спросил Петька.
– Катайтися! Катайтися!
– сказала девочка насторожившимся малышам. Они покорно влезли в большие санки и покатили с горы.
– Сегодня же тридцать первое, - сказала Катя, - а ёлки нет! И папа уехал в район, там дорогу замело - он разгребает, и когда приедет, неизвестно. А эти, - она кивнула на малышей, - уже пыхтят: “Где ёлка?” Еле уговорила их, что Новый год послезавтра… Без ёлки какой Новый год?
– Это точно!
– сказал Петька.
– Так в чём дело? В лесу живёте. Пошли - срубим!
– У нас тут близко ёлок нет. Это надо за шесть километров в Касьяновский лес идти.
– Ерунда! На лыжах - два часа езды!
– сказал Петька.
– Знаешь, я как на лыжах бегаю. Момент и там!
– Вы дорогу не найдёте! Это далеко и через лес.
– Найду, - загорячился Петька.
– По азимуту. Компас есть?
– Не уж, - вздохнула Катя, - надо вместе идти. Вот малышню домой загоню - и пойдём. Без ёлки им никак невозможно…
– Катя за ёлкой идёт!
– закричал её братишка, и они все пропищали “ура”. Только тот, кто больше, всё волокся сзади и ныл:
– И я с вами! Меня возьмите!
– Идите по тропинке!
– наказывала Катина мать.
– От леса не отходите, а то так и в болото попадёте!
– А на нас волки не нападут?
– со страхом спросил один малыш.
– Да тут волков отродясь не было, - сказала Катя, хотя немножко побледнела.
Они ваяли хлеба. Молока в бутылке. Нашёлся и компас. Петька тихонечко скрал с печи спички: “Мало ли что, придётся костёр разводить”.
Катя в тёплых вязаных чулках, в пуховом платке крест-накрест стала совсем круглой и похожей на тех матрёшек, что они разрисовали вчера. Лыжи у неё были старенькие, плохонькие и надевались прямо на валенки. Петька рядом с ней выглядел чемпионом.
– Слушай!
– сказал он.
– Уж коли мы за ёлкой идём, давай и в каждый дом по ёлке срубим! Всем старикам! А? Пусть у всех будет праздник.
Катя
пошевелила губами.– Не дотащим!
– сказала она. Надо двенадцать штук.
Но не так-то легко было Петьке отказаться от своей идеи. Ему уже виделась деревня, вся убранная ёлками, и сияющие огни ёлок в каждой избе, и как они с Катей ходят из дома в дом и всех поздравляют. И старики смеются, и всем хорошо.
– Слушай!
– вспомнил он.
– А Орлик? Давай Орлика возьмём!
– Нельзя! Дедушка Клавдий не разрешит.
– Да его нету, деда-то! Он поле своё смотреть ушёл. Когда вернётся он, Орлик уж на месте стоять будет.
– Старенький он, не надо его мучить…
– А кто его мучить будет? Наоборот, пусть старичок свежим воздухом подышит!
Они вывели коня. И задами, чтобы никто не видел, пошли к лесу. Орлик плёлся, понурив голову, и передёргивал шкурой. Они вышли за деревню. Здесь была неширокая, но укатанная дорожка. Петька соорудил петлю, прикрепил к оголовью коня. Орлик, действительно, словно ожил от свежего морозного воздуха. Он вскидывал голову и старался пойти резвее.
– Но! Но, лошадка! закричал Столбов.
Орлик пошёл тяжёлой стариковской рысью. А Петька и Катя, уцепившись за верёвку, покатились за ним.
Глава тринадцатая
“ПРОПАДЁМ!”
Выбрать хорошие, красивые ёлочки оказалось не так просто, всё попадались какие-то однобокие, да кривые, да тощие. “Надо рубить на открытых местах, там они равномерно ветвями обрастают”, - решил Петька.
Ненадолго выглянуло солнце. Осветило розовым светом старую берёзу.
– Смотрите!
– прошептала Катя.
– Глухари! На дереве сидели огромные иссиня-чёрные птицы с раздвоенными хвостами и красными бровями. Петька глухарей видел только по телевизору, и у него дух захватило от этой картины. Глухари сидели молча, неподвижно.
Вдруг Орлик остановился. Поднял голову и запрядал ушами.
– Что это он? удивился Петька и потянул коня дальше в лес. Но старик стоял как вкопанный и только недовольно мотал головой и всхрапывал.
– Устал, наверное, - сказала Катя, почему-то опасливо озираясь. Петьке тоже стало не по себе.
– Ничего! Ничего!
– сказал он преувеличенно громким голосом.
– Ленится просто! Не хочет по снегу идти.
– Не надо его тащить! Он старенький!
– заступилась за коня Катя.
– Не надо так не надо!
– согласился Петька.
– Пусть тут постоит.
Он привязал коня к дереву, но Орлик всё переступал, всё прижимал уши и тряс заиндевевшей шкурой.
Красивые ёлочки попадались реже. Лес как-то заметно стал ниже. Деревья были более корявыми. Между их чёрными стволами по насту стала заметать позёмка.
– Ну, вот и всё!
– сказал, разгибаясь, Петька, когда увязал последнюю ёлку в тюк.
– Пошли обратно!
Но это оказалось совсем не просто. Петька рассчитывал выйти по следам к тому месту, где стоял Орлик. Но на насте следы были неглубокими, и теперь их начисто замело позёмкой.
Куда ни глянь - меж деревьями струились, шурша, белые снежные флаги.
Петька заметался, пытаясь разглядеть следы, но следов не было. Уже сильно стемнело. И теперь на снегу вообще ничего не было видно. Катя покорно шла за Петькой, то проваливаясь в снег, то взбираясь на сугробы.