Белый ворон

Я благоразумно промолчал, что этот восьмисвечник атрибутировал Студент и мгновенно напустил на себя вид муфия в рясе, мудрого, как раввин, многоликого, подобно Будде.

– Значит так, Котя. Это обрядовый восьмисвечник, который надлежит зажигать в память о победе настоящих евреев, а не таких, как ты, над греко-сирийскими завоевателями во втором столетии до нашей эры и освобождении иерусалимского храма. Называется он хануккия. Оставим в стороне обрядовые мансы и перейдем к делу. Это очень редкий серебряный восьмисвечник. Особый, получивший название по имени основателя хасидизма Баал-Шем-Тов. Нигде, кроме как в Российской империи, подобные хануккии не создавались. Да, можно, конечно, сказать, что орнамент традиционный, но посмотри, какая отточенность ювелирной техники, а фигурки грифов и птиц…

– Только не рассказывай, что одна из них тебе напоминает меня, – заметил Котя. – А то еще в прошлый раз все за мой маленький носик балаболил. Говорил, что я ворона, а сам каркаешь, хоть стой, хоть падай… Да, ты мне вот что скажи, как у тебя на все эти дела цена складывается?

– Согласно твоим рассуждениям. У моих сотрудников тоже аппетиты – будь здоров.

– Можно подумать, им не хватает. Да у тебя в городе столько точек…

– Я же не говорю, сколько их у тебя. К тоже же лишними бывают неприятности, а не деньги.

– Да? А своим поведением ты постоянно доказываешь обратное, – застегнул пальто Гершкович. – Ладно, мне действительно пора.

– Подсвечник берешь?

– Или. Иначе твой ребенок останется голодным. Что бы ты без меня делал?

– То же самое, что и ты без меня, – по-дружески поглаживаю на прощание Котину лысину.

Перед тем, как завалиться на освобожденный от Котькиной агрессии диван, я понял, что ночь и утро прошли не зря. И чего это я на петровичей отвлекаюсь, рестораны, магазины держу, бары, галереи и прочие точки, если только на одном-единственном восьмисвечнике столько наварил. Наверняка я действительно белый ворон. Ну кто, кроме меня, способен в сегодняшней ситуации заработать больше?

Сорок процентов навара становятся пределом мечтаний даже тех бизнесменов, которые еще пару лет назад не шли на сделки, сулящие меньше двухсот. Я ведь не ответил на вопрос Коти о своей политике ценообразования, потому что подхожу к этому делу индивидуально. В принципе, хануккию можно было отдать и за тридцать тысяч, однако я человек не жадный, а Котя – постоянный клиент. Вот и возникла эта горбатая цена – двадцать шесть тысяч – исключительно из-за того, что восьмисвечник был приобретен Дюком за двести шестьдесят долларов. Однако премию за свой ударный труд доктор искусствоведения получит после того, как Котя рассчитается.

И чего это у него сегодня при себе такой мелочи не оказалось? Ах, да, сейчас у всех проблемы с наличкой, даже у бюджетников, вплоть до господина губернатора. Придется Дюку подождать. Котя, в отличие от папы-импотента, никогда не затягивал оплату, прокручивая чужие деньги. Так что, уверен, свои пятнадцать процентов доктор искусствоведения получит в ближайшее время.

39

Проснувшись, я первым делом связался с Мариной, поведал ей, что чувствую себя гораздо лучше благодаря уникальному лекарству под названием огуречный рассол, и лишь затем заказал костюм для предстоящего бала-маскарада.

Мое настроение несколько ухудшилось, когда я спустился вниз и увидел Педрилу. Кот явно рассматривал меня в качестве единственной поживы в доме. Он сжался в комок, ударил хвостом по полу и слегка завилял задом, демонстрируя полную готовность к атаке. Доказывая в который раз, что лучшая защита – это нападение, я вместо того, чтобы спуститься в подвал за гранатометом, вручную забросал рыжего выродка апельсинами, лежащими в вазе тереховского завода. На звуки этой канонады, усилившиеся сбитой отступающим Педрилой статуэткой-пепельницей, заявился Гарик.

– Где мама? – поинтересовался я, лишь бы сын не объединился с котом для контрнаступления.

– В сауне! – выпалил Гарик, с любопытством наблюдая, как персидская образина своим ходом вылетает за дверь.

После его слов мое настроение поднялось выше радости от победы над волосатым стрессом.

– Уроки сделал? – задаю совершенно дурацкий вопрос, доказывая, какой я заботливый родитель.

Действительно, чтобы Гарик когда-то не сделал уроки, такого не припомню. Хотя весь в дедушку, но на меня тоже чем-то похож. Помню, я приходил из школы, и через десять минут все уроки были готовы.

– Смотри, – назидательным тоном втолковываю будущему золотому медалисту, – хорошо учись. Пушкина продолжаешь читать?

– Папуля, а правда, есть кино про Дубровского?

– Было такое, – подтвердил я.

– А у меня нет, – почему-то огорчился Гарик.

Вот оно что. Бедный ребенок, не нашел среди своих кассет фильма о Дубровском, у него все больше “Байки из склепа” вместо отечественной классики. Когда-то по телевизору вместо всяких “Оживших мертвецов” “Мертвые души” показывали и другие экранизации литературных произведений. Зато теперь детям так трудно учиться. Понимаю, отчего “Дубровский” Гарика интересует, наверняка задали. Бедный ребенок, посмотрел бы кино по телевизору, ан нет, придется читать. А в том “Дубровском”, в отличие от поэтических произведений автора, ни единого выражения, ради которых Гарик полюбил поэзию.

– Тебе что, просто прочитать это задали? – спросил я у своего наследника, искренне не понимая, отчего школьная программа так на Пушкине зациклилась. Пора бы перейти к другим авторам, вроде Достоевского. Как раз для Гарика и ему подобных учеников. А что? Нужно только найти подход к детям, и куда они денутся?

– Знаешь, Гарик, есть такой крутой боевик…

– На кассете? – загорелись глаза сына.

– В книжке, – слегка огорчаю его. – “Преступление и наказание”. Там один студент еще лучше топором размахивает, чем людоед в триллере “Кожаное лицо”.

– А у нас эта книжка есть? – доказывает Гарик, насколько удачен мой подход.

– Ты пока “Дубровского” читай…

– Я уже прочитал. Нам изложение задали. Вот…

Сын предъявил мне тетрадку, обложка которой была усеяна изображениями Бэтмэна и ниндзя-черепашек.

– Ты прочитал всего “Дубровского”? Гонишь, Гарик. Да ты за год столько не прочитаешь. А ну, покажи свое изложение…

Юный пушкиновед с явной опаской протянул мне тетрадь.

Ну и почерк, чуть лучше, чем у меня. Так, ошибок, конечно, хватает. А где же Дубровский? Пока только одну надпись разобрал: “Веди аккуратно тетрадь!” – учительница писала.

– Слушай, малый, ты бы лучше карябал на компьютере. Там, кстати, есть программа “Редактор”. Мало того, что твои записи еще кто-то поймет, так вдобавок ошибки исчезнут…

– Что? Это можно делать на компьютере? – с явным недоверием спросил сынок.

– Конечно, нет. Я пошутил. Компьютер нужен, чтобы ты гонял по экрану Бугермена, отстреливающегося соплями от неприятностей. Или сражался с Караваком… Ладно, где тут Дубровский спрятался? Ага… “Троекуров не по делу наехал на старого Дубровского. Его сын Владимир поступил по понятиям. Стал держать мазу против беспредела. С понтом он француз-учитель троекуровской Машки. Он чисто всем понравился. Потому что замочил медведя. Потом Владимир взял кассу у одного лоха и убежал. Он сидел в лесу и сношался с Машкой через дупло. Потом ее выдали замуж за какого-то старого барыгу. А бригада Дубровского…” Так, читал, значит?