Берлога
Шрифт:
– Ты, посмотри, Артурчик, – развеселился Червонец, – малыш насмотрелся киношек про мафию. Он, наверное, думает, что они нам принесут дипломат с бабками, и пока мы их будем пересчитывать, маски-шоу с неба посыплются и нас повяжут как лохов последних. Нет, малыш, все сейчас делается по-другому. Мы твоему руководству скажем наши реквизиты на Каймановых островах, и они просто на своем компьютере кнопочку нажмут и все! Мы видим, что бабки нам на счет упали и отпускаем тебя.
– Нет, Червонец, – ты ему врежь все-таки, что-то он все время лыбится, – не успокаивался Гудвин, – он думает, что как в кино, тут с ним шутки
– Врезать всегда можно, – охотно согласился Червонец, – только я боюсь, что он с одного тычка копыта откинет. А ты, Артурчик, не слышишь, шум какой то? Иди, глянь, а я пока тут с ним потолкую.
Гудвин и до этого подозрительно прислушивавшийся к звукам улицы, злобно взглянул на Димона и вышел из комнаты. Червонец вразвалку подошел к Димону, и одной рукой взял его за отворот куртки. В другой его руке появился знакомый Димону нож с узким лезвием.
– Так, кому, говоришь, реквизиты надо будет сообщить? Говори, сука, телефон. А лучше даже е-мейл. Пошлем твоему руководству весточку.
Димон скосил глаз на стол, где лежал ПЛОТ.
– Смотри, Червонец, – резко крикнул он, глядя в сторону стола, – готово, кажется! Он схватил со стола ПЛОТ и с удовольствием ощутил в руке его тяжесть. Все-таки оружие, хотя и не нож, конечно! В голове внезапно всплыли слова Петровича: «…Второй класс защиты, выдерживает падение на бетон с пятого этажа…»
– Где, – отвел от Димона глаза Червонец, – ну, и сколько там?
На улице вдруг громко загрохотало, Димон уже знал этот звук низко летящего вертолета. На этот раз он не стал втягивать голову в плечи как тогда, в офисе при отлете Кудрявцева.
– А вот сколько! – громко крикнул он, как бы стараясь перекричать грохот.
– Получи, гад, об бетон с пятого этажа! – и треснул Червонца изо всей силы ПЛОТОм по левому уху.
Червонец обмяк, глаза его стали на секунду бессмысленными как у манекена, но руку, которой он держал Димона за ворот, он не разжал.
«Большой палец вниз и скручивать в направлении движения руки партнера» снова промелькнули в голове слова Петровича. Димон провел прием и с наслаждением ощутил, как захват Червонца ослабевает, и сам он всем своим телом опускается вниз. Нож со звоном упал на кафельный пол.
Внезапно дверь с треском слетела с петель, в комнате раздался оглушительный взрыв. Одновременно яркая вспышка ослепила и без того плохо видевшего Димона. В глазах у него побелело, и он совершенно ослеп и оглох.
– Всем на пол нах! Лежать всем нах! – в комнату ворвались несколько человек в камуфляже. Димон почувствовал, как какая-то мощная сила бросила его на пол, придавила к полу шею, заломила за спину руки.
– В подвале чисто, – раздался в ушах голос, звучавший как бы издалека. – Есть два.
Эхом ему ответили голоса из рации:
– Чердак чисто. Никого.
– Первый этаж чисто. Есть один.
– Мансарда чисто. Никого.
– Чернов есть? – спросил голос сверху.
– Я Чернов! – изо всей силы закричал Димон и удивился, что не слышит сам своего голоса. Уши были словно набиты ватой.
– Пароль?
– Берлога! – снова выкрикнул он изо всей силы, боясь, что спрашивающий его не услышит.
– Отбой, – произнес голос, – и Димон почувствовал, как кто-то очень сильный бережно поднимает его с пола, и усаживает на лавку.
К Димону
постепенно стало постепенно возвращаться зрение. Он увидел склонившееся над ним лицо десантника с густыми рыжими усами.– Как вы себя чувствуете, Чернов? Встать, идти можете?
Димон встал. Шея одеревенела, в ушах все еще была набита вата, но зрение уже немного вернулось после вспышки светошумовой гранаты. Первое, что он увидел был сидящий у стены Червонец, ошалело взирающий на Димона и на стоящего рядом рыжеусого десантника.
– А ПЛОТ? Где ПЛОТ? – пронеслось в голове. Он осмотрелся в комнате, ПЛОТа не было. – Извините, вы тут такую золотую коробочку не видели? – спросил он у рыжеусого. Тот внимательно посмотрел на Димона, аккуратно взял его за запястье и показал на зажатый в руке прибор. Тут только Димон понял, что продолжает сжимать ПЛОТ. Пальцы не слушались, и ему потребовалось усилие, чтобы разжать их. Десантник успокаивающе потрепал Димона по плечу:
– Это шок, так бывает. Все нормально. Скоро будем дома.
Он подошел к Червонцу, рывком как котенка встряхнул его за шиворот.
– Встать. Руки за спину. На выход.
Уже в вертолете, сидя у окна Димон видел, как переругиваются во дворе коттеджа Гудвин и Червонец. Даже окруженные десантниками, они не могли успокоиться, и Червонец все порывался дать Гудвину по роже.
Гудвин отбивался и, силясь перекричать грохот вертолетных винтов, по-видимому, что-то пытался объяснить Червонцу. Червонец крутил пальцем у виска, стучал сам себя по башке и орал так, что Димону показалось, что он смог прочесть по его губам:
– Нельзя было на ноль делить! Кретин! На ноль было делить нельзя!
Вертолет затрясло сильнее, земля в окне стала уходить из-под пола, машина накренилась, пошла куда-то вбок, потом развернулась, опять накренилась, уже в другую сторону. У Димона поплыло перед глазами, он ухватился обеими руками за сиденье. Острая боль в правой руке пронзила его насквозь, потом накатила тошнота, опять заломило в затылке, потом наступил мрак, и он потерял сознание.
Глава 45. Больница
Он провалялся без сознания в больнице несколько дней с двусторонним воспалением легких и переломом лучевой кости правой руки.
Вертолет доставил его в Берлогу, там его ожидала бригада скорой помощи одной из лучших клиник Москвы. В памяти сохранились обрывки, отдельные кадры событий того дня: страдальческое лицо Машеньки («Бедненький, посмотрите, бледный какой!»), озабоченный Петрович, сидящий рядом с ним в завывающей машине скорой помощи, придерживающий на поворотах устройство с капельницей, голубые халаты врачей и тысячи солнц, вспыхнувших над его головой в большой круглой лампе операционной.
В палату к нему пускали только маму, она была с ним и днем, и ночью. От бреда он отошел окончательно солнечным январским утром. Мама под теплым пледом тихо спала в огромном кресле, стоящем у противоположной стены.
Больничная палата была размером с большую комнату их квартиры. Яркое солнце пробивалось сквозь шторы, закрывающие большие окна. Не считая его больничной кровати, мебель в палате была обычная, домашняя. Несколько мягких кресел, картины, журнальный столик, огромный плазменный телевизор на стенке, ковер на полу. Пахло лекарствами и почему-то елкой.