Бернард Шоу. Парадоксальная личность

***

Мать Бернарда Шоу и его самая старшая сестра проживали на Викториа-Гроув, снимая там полдома. Другая сестра умерла от туберкулёза за месяц до приезда брата. Миссис Шоу добывала средства к существованию уроками музыки и получала проценты с небольшой суммы, оставленной ей в наследство дедом. Её дочь подрабатывала пением, кроме того, один фунт в неделю им высылал Карр Шоу - глава семейства, оставшийся в Дублине. К сожалению, Ванделер Ли - учитель музыки и наставник миссис Шоу (а также её бывший любовник) уже не оказывал семье той существенной материальной помощи, которую предлагал в Дублине. Ли, сбрив баки и отпустив усы, открыл на Парк-лейн "певчую лавочку", в которой за приличное вознаграждение брался в двенадцать уроков сотворить из своих учениц очередную примадонну. Безусловно, миссис Шоу уже не могла соперничать с очаровательными девушками, желающими стать, если не примадоннами, то хотя бы любовницами Ли.

Мать и сестра не видели Бернарда более 4-х лет, но вздохнули с облегчением, узнав о том, что он не употребляет спиртное, к которому немало лет проявлял повышенный интерес Карр Шоу. Мать и дочь надеялись, что Бернард, если не сразу, то вскоре устроится на работу в какую-нибудь фирму или контору, где будет получать неплохое жалование, что позволит семье жить если, не припеваючи, то вполне достойно. Но вскоре выяснилось, что Бернард не взял рекомендательного письма из Дублина, по месту своей работы. Через некоторое отец выслал сыну это письмо, где были и такие строки:

"...Мистер Джордж Шоу служил в нашей конторе с 1 ноября 1871 года по 31 марта 1876 года. Он ушел от нас по собственному желанию. Он поступил к нам посыльным, а когда ушел от нас, занимал должность кассира. Этот молодой человек обладает незаурядными деловыми качествами и безупречной аккуратностью. У него очень развито чувство ответственности, и на него всегда можно положиться. Все порученные ему дела он выполнял добросовестно и в срок. Мы расстались с ним с сожалением и будем рады услышать о его успехах...".

Однако радость матери и сестры по поводу такой замечательной рекомендации оказались явно неоправданными - Бернард не спешил устраиваться на работу. Он имел некоторые денежные накопления, сделанные им за последние годы жизни в Дублине, и первые три месяца своей жизни в Лондоне только осматривался вокруг, привыкая к новой жизни. Первым делом он упросил мать выучить его пению. Потом научился, "громыхая басами в нужном темпе, играть в дуэте с сестрой классические симфонии и оратории". Когда сын принялся за свои любимые отрывки из вагнеровского "Кольца Нибелунгов" у матери стали сдавать нервы.

Со временем Бернард Шоу будет сожалеть о содеянном "...Мать ни разу не пожаловалась, но, когда мы уже разъехались, признавалась, что частенько уходила всплакнуть. Как больно казнит меня эта мысль! Учини я даже убийство, и то совесть вряд ли угнетала бы меня больнее. Если бы я мог заново пережить свою жизнь, я посвятил бы себя борьбе за наушники и микрофоны, дабы маньяки-музыканты тревожили звуками одних только себя. В Германии закон велит закрывать окна при игре на фортепиано. Но какой от этого прок ближайшим соседям? Музыкой нужно заниматься только в полностью звуконепроницаемой комнате; в противном случае равняйте эти занятия с уголовным преступлением. Следует также страхом конфискации обуздать громкоговорители...".

Ванделер Ли, несмотря на уже более чем прохладные отношения с миссис Шоу, не утратил нормальных отношений с её сыном. Бернард играл на рояле у Ли на музыкальных вечерах, устраиваемых последним. Это позволило молодому человеку впервые соприкоснувшись с полубогемным музыкальным миром лондонского общества. Некоторое время Бернард также помогал Ли издавать еженедельную музыкальную газету "Хорнет" ("Шершень"), являясь автором большинства статей в ней, а также выполнял обязанности агента по рекламе. Однако в октябре 1877 года, через полтора года после приезда Бернарда в Лондон, "Хорнет" обанкротился и 21-летний ирландец лишился источника своих скромных доходов. Однако миссис Шоу некоторое время утешал возросший интерес сына к музыке. Бернард ходил на многие концерты, на которые удавалось попасть бесплатно или по дешёвым билетам. Посещал он и лондонские музеи, а особенно часто наведывался в Национальную галерею на Трафальгарской площади, куда пускали бесплатно. В это же время он начал заниматься в читальном зале Британского музея, том самом, где Карл Маркс написал большую часть "Капитала".

В течение продолжительного времени Бернард Шоу не проявлял особого желания устраиваться на работу, которая не соответствовала его желаниям и устремлениям. Позднее он откровенно напишет: "Я безотчетно отказывался от всех вакансий... Я был неисправимым безработным. Тянул время, придумывал отговорки, морочил голову себе и людям. Явившись по объявлению, вел себя более чем ненавязчиво... Вспоминаю разговор с заведующим банком в Онслоу-Гарденс - этого мне сосватал один прилипчивый дружок, с которым я как-то пообедал. Разговор шел о возможности "использовать" меня в банковском деле. Я развлекал заведующего блистательно - именно так, хотя само это слово мои благожелательные критики прилепят мне много позднее. Расстались в прекрасных отношениях: заведующий был совершенно уверен, что я без труда подыщу себе что-нибудь еще - служба в банке, конечно, не для меня".

В 1879 году "непрошеной благодетельницей" 23-летнего Бернарда Шоу оказалась миссис Кэшель Хой - писательница и его родственница. Она всё-таки устроила его на работу в телефонную компанию Томаса Эдисона - знаменитого американского изобретателя и предпринимателя. Лондонский филиал этой компании находился в подвалах нескольких домов на улице Королевы Виктории. Бернарда определили в группу монтажных работ и он, целыми днями уговаривал не очень сговорчивых обитателей лондонского Ист-Энда допустить работников компании на их крыши, чтобы поставить изоляторы, шесты и блоки, несущие телефонные провода. Шоу на несколько месяцев обзавелся работой, а став начальником группы, сошелся с американцами. Эти ребята "с удивительной искренностью пели непристойные и жалостливые песни", изъяснялись безобразным языком, "вкладывали в труд дикую энергию, о чем никак не свидетельствовали плоды их усилий", из начальства уважали только американцев, считали Эдисона величайшим гением всех времен и бесконечно презирали своих английских коллег, не терпевших в работе ни спешки, ни понукающих окриков.

Справедливости ради, следует отметить, что американские "ребята", работавшие рядом с Бернардом, имели полное право восхищаться Томасом Эдисоном (1847-1931) - знаменитым американским изобретателем и предпринимателем, получившим в США 1093 патента на изобретения и около 3 тысяч в других странах мира. Тем самым Эдисоном, который вплоть до преклонного возраста работал по 16-19 часов в сутки. Однако знаменитый Никола Тесла - бывший компаньон Эдисона, имел о нём несколько иное мнение: "Если бы Эдисону понадобилось найти иголку в стоге сена, он не стал бы терять времени на то, чтобы определить наиболее вероятное место её нахождения. Он немедленно с лихорадочным прилежанием пчелы начал бы осматривать соломинку за соломинкой, пока не нашёл бы предмета своих поисков. Его методы крайне неэффективны: он может затратить огромное количество времени и энергии и не достигнуть ничего, если только ему не поможет счастливая случайность. Вначале я с печалью наблюдал за его деятельностью, понимая, что небольшие теоретические знания и вычисления сэкономили бы ему тридцать процентов труда. Но он питал неподдельное презрение к книжному образованию и математическим знаниям, доверяясь всецело своему чутью изобретателя и здравому смыслу американца".

Через полгода Бернард Шоу полностью разочаровался, если не в самом Эдисоне, то в его компании - переговоры с домовладельцами часто выводили Шоу из себя: "Сколько бы я ни хорохорился, меня очень нетрудно было сбить, и я, бывало, мучительно переживал резкую отповедь какой-нибудь задерганной хозяйки, принявшей меня по ошибке за коммивояжера". Он написал письмо владельцам фирмы, где сообщал о своем намерении уйти со службы, так как проценты, получаемые им со сделок, не обеспечивали ему прожиточного минимума. Ему увеличили сумму комиссионных, и Шоу проработал там еще некоторое время, до тех пор, пока не произошло слияние компаний Эдисона и Белла. И хотя Шоу предложили остаться на службе в объединенной компании, но он отказался. "На этом моя карьера делового человека кончилась, - напишет Бернард Шоу через много лет.
– А вскоре я даже перестал притворяться, будто ищу место. Итак, за исключением одного-двух дней в 1881 году, когда я заработал несколько фунтов, подсчитывая голоса на выборах в Лейтоне, я оставался безработным, т. е. по существу, а может, и юридически работоспособным нищим. Это продолжалось вплоть до 1885 года, когда я впервые заработал литературным трудом достаточно денег, чтобы полностью себя содержать".

В предисловии к своему первому роману "Незрелость" он откровенно напишет о следующих причинах своего нежелания трудоустройства:

"Должен признаться, что я пренебрегал теми немногочисленными приглашениями, которые получал, не только из-за убеждения, что они не приблизят меня к желаемой цели, но и из тайного страха, что они приведут к чему-либо такому, чего я совершенно не желал: а именно к коммерческим занятиям. Коммерцией я был сыт по горло. Без сомнения, для матери моей было бы большим облегчением, если б я хоть немного зарабатывал. И я, без сомнения, мог бы зарабатывать, если бы действительно захотел. Несомненно и то, что если бы мой отец умер, а мать оглохла и ослепла, мне пришлось бы вернуться за конторку (такова участь обнищавшей аристократии), навсегда оставив надежду приобрести какую-либо профессию, ибо даже профессия литератора, хотя и не требующая специального академического образования и дорогостоящего оборудования, требует, однако, чтобы ты отдавал ей все свое время и силы. Так что я инстинктивно старался увильнуть от любого предложения. И, несмотря на великолепную рекомендацию и безупречную репутацию, я оставался Вечным Безработным. Некоторое время я еще скрывал это (как от самого себя, так и от окружающих), От предложений отказывался довольно мягко. Я даже нанялся на работу в одной телефонной компании (тогда телефоны только появились и были еще сенсацией) и еле-еле удрал с этого места, когда фирму перекупила другая фирма. Я вспоминаю беседу с одним директором банка в Онслоу-Гардэнз (нас с ним, к моему величайшему огорчению, свел один назойливый друг, с которым я как-то обедал, на предмет устройства на службу в этот банк). Я так блестяще (если мне будет дозволено употребить наречие, которым мне столько докучали доброжелательные критики) развлекал его, что мы расстались друзьями, и он заявил при этом, что хотя я, безусловно, без всякого труда мог бы получить место, он считает, что служба в банке мне никак не подходит...".