Бернард Шоу. Парадоксальная личность

Это признание Бернарда Шоу стало публичным лишь через 40 с небольшим лет после написания романа. Именно через такое время это произведение "увидело свет", когда имя Шоу уже стало всемирно известным.

Зимой 1879 года ирландец Джеймс Леки - приятель Шоу, привел его на собрание дискуссионного общества "Зететикэл". Во время одной из дискуссий последний не совсем удачно выступил и принял решение приобрести практику в ораторском искусстве. Для этого Шоу стал каждую неделю ходить в "Зететикэл" и участвовать в дискуссиях общества, а также зачастил на все лекции, после которых устраивались обсуждения. Примерно в это же время Шоу стал вести дневник, который нашли уже после смерти его хозяина. Биограф Сэн-Джон Эрвин, читавший этот дневник, пишет: "Часто у Шоу не хватало денег на обед. Нередко попадается запись, сообщающая, что он не смог пойти пообедать в вегетарианский ресторан, потому что у него не было буквально ни гроша. Поэтому он оставался дома и закусывал яблоками и хлебом. Был даже такой случай, когда, покупая билет в театр, он вдруг обнаружил, что ему не хватает одного пенни. Ему пришлось уйти ни с чем, хотя кассир и так наверняка дал бы ему билет, признайся он в своем затруднении. Однако Джи-Би-Эс не упоминал о своей бедности даже в разговоре с друзьями".

"Джи-Би-Эс" - так звали Бернарда Шоу его близкие друзья и товарищи. В апреле 1885 года в дневнике "Джи-Би-Эс" появляется печальная запись, сделанная вскоре после смерти отца. До того семья исправно получала из Дублина фунт стерлингов в неделю, но теперь эти поступления прекратились. Миссис Шоу выплатили по страховому полису мужа около 100 фунтов, но когда она рассчиталась с дублинскими юристами, которые вели дела покойного, оставшихся денег ей хватило только на то, чтобы расплатиться с долгами.

Через годы Бернард Шоу вспомнит и о следующем: "Я был здоров телом и духом, находился в расцвете молодости; а моя семья, в ту пору находившаяся в весьма стесненном положении, остро нуждалась в моей помощи. Однако я предпочел стать для нее обузой, что в соответствии с общепринятыми понятиями показалось бы чудовищным позором любому крестьянскому парню. Но я, не краснея, пошел на этот позор. Я не бросился на борьбу за хлеб насущный. Я бросил на эту борьбу свою мать. Я не стал опорой в старости для моего отца; я сам цеплялся за фалды его сюртука... И я не потерплю, чтобы какой-нибудь романтик выдавал меня за добродетельного крестьянского парня, примерного сына и опору беспомощной матери, заслуживающего специальной главы в смайлсовской "Самопомощи", тогда как на деле я был чудовищно эгоистичным художником, прочно сидевшим на шее у энергичной и деловитой женщины, а надо сказать, что я был голоден и представлял собой немалую тяжесть... Моя мать работала на меня, вместо того чтобы читать мне проповеди о том, что мой долг работать на нее".

***

Вполне возможно, что некоторые читатели увидят в вышеприведённых строчках не только искреннее, но и явно запоздалое покаяние Шоу в адрес своей матери. Однако последние 7-8 строчек текста затрагивают очень важную проблему соотношения личности писателя и его творчества, которая существовала тысячи лет назад до Бернарда Шоу, и, вероятнее всего, будет существовать ещё множество лет. В отличие от А.С. Пушкина, утверждавшего, что гений и злодейство - вещи несовместимые, Бернард Шоу признавал, что первое и второе могут мирно уживаться в одном лице. И что тот, кто способен творить, способен и "вытворять". Кстати, сам А.С. Пушкин, немало "вытворял" в своей личной и семейной жизни.

Общеизвестно, что "Моцарт и Сальери" - "маленькая трагедия" А. С. Пушкина была задумана в 1826 году на основе многочисленных слухов, порождённых ранней смертью В. А. Моцарта. В 1824 году, спустя 30 с лишним лет после смерти Моцарта, в Вене действительно распространился слух, будто Антонио Сальери - знаменитый композитор и придворный капельмейстер, находившийся в то время в психиатрической лечебнице, сознался в его убийстве. Этот слух был подхвачен и некоторыми газетами, в частности "Берлинской всеобщей музыкальной газетой". Однако в том же году в различных мировых СМИ было опубликовано множество аргументированных опровержений. К примеру, в январе 1826 года "Санкт-петербургская газета" напечатала некролог, в котором Сальери был назван "великим композитором". Однако, хотя Пушкин и написал в своей "маленькой трагедии" такие строчки: "Как ты да я. А гений и злодейство - Две вещи несовместные. Не правда ль?", однако сам, вольно или невольно, но совершил по отношению к Сальери, если не злодейство, то очень большую ошибку и глупость. Он на века создал ложный образ Сальери - не как великого композитора, а как "великого завистника" и "вероятного убийцу Моцарта", а также как "ремесленника, лишённого творческого воображения".

8. БЕРНАРД ШОУ - МУЗЫКАЛЬНЙ И ТЕАТРАЛЬНЫЙ КРИТИК

Д.Б. Шоу принадлежит множество оригинальных и парадоксальных высказываний и утверждений, в том числе и такое: "Сколько бы я всего узнал, если бы не ходил в школу!". И это высказывание подтверждается реальной жизнью знаменитого драматурга, который учился ("с грехом пополам") в нескольких школах, но так и не закончил полный курс школьного обучения. Шоу также никогда не учился в университетах и в иных учебных заведениях. Его жизнь и судьба распорядились так, что их "пациент" и "хозяин" в одном лице оказался хроническим и "вечным" самоучкой. И невольно вспоминается такое признание Рэя Брэдбери: "Когда мне было 19 лет я не мог поступить в колледж: я был из бедной семьи. Денег у нас не было, так что я ходил в библиотеку. Три дня в неделю я читал книги. В 27 лет вместо университета я окончил библиотеку...".

У Бернарда Шоу тоже не было денег на обучение в университете, и он тоже приобщался к знаниям с помощью посещения бесплатных библиотек, музеев, театров и общения с людьми, у которых было чему научиться. Ещё в детские и юношеские годы, проживая в Дублине, Шоу получал домашние уроки от своей матери и Ванделера Ли - учителя музыки и приятеля миссис Шоу. И уже тогда у Бернарда проявился интерес к музыке и театру. Многие биографы и исследователи творчества Бернарда Шоу полагают, что его "крёстным отцом", как музыкального и театрального критика, является Уильям Арчер - английский писатель, критик и журналист, сумевший разглядеть незаурядные способности молодого ирландца и ставший на долгие годы его близким другом. Их знакомство произошло по инициативе Арчера, который однажды подошёл к Шоу, представился и спросил:

– Я часто вижу вас в читальном зале Британского музея. Вы готовите какую-то статью?

При первом же общении с Шоу, Арчер был приятной удивлён эрудицией и оригинальностью мышления своего собеседника. Узнав, что Шоу не только не пишет статей, но и нигде не работает, Уильям Арчер пришёл в крайнее изумление. На следующий же день, он договорился с главным редактором одной из лондонских газет, что мистер Шоу "попробует себя в качестве музыкального критика. Редактор поначалу сомневался, достаточно ли хорошо мистер Шоу разбирается в музыке, чтобы заняться критикой. Но тот блестяще сыграл на рояле пьесу Листа - и все сомнения редактора моментально рассеялись. Шоу назначили хорошую оплату - сорок фунтов в неделю, впечатляющую сумму для начинающего критика.

Как известно, основной задачей музыкального, театрального, литературного и иного критика является профессиональный анализ объекта критики, определение его слабых и сильных сторон, а также формулировка объективного суждения об объекте, с окончательной его оценкой. Однако, всё вышеперечисленно возможно только при условии, если критик является знатоком и ценителем того, о чём ведёт речь. И хотя Бернард Шоу не имел специального образования, он не подвёл Уильяма Арчера. Вскоре жители Лондона стали с удовольствием читать оригинальные заметки, очерки и статьи "новоиспечённого" критика, в которых Шоу давал профессиональный анализ музыкальных произведений, а позднее и театральных постановок, - не скупясь на иронические (а часто и ехидные) фразы, смешившие читателей до слёз.

Бернарда Шоу стали приглашать на работу в различные СМИ и ему пришлось резко активизировать своё самообразование - он старался не пропускал ни одного музыкального и театрального события, ни одного концерта и спектакля, дававшихся в Лондоне. Высокого, костлявого и эксцентричного ирландца с огненно рыжей шевелюрой и бородой можно было увидеть не только в концертных залах, в опере и консерватории, но и на улицах столицы, где он мог с профессиональным интересом слушать выступления уличных музыкантов.

Если сравнить любой творческий процесс, к примеру, с судебным процессом, то можно увидеть что в них, в этих процессах, имеются по четыре категории основных действующих лица: в творческом - авторы, исполнители, критики и зрители; в судебном - судьи, прокуроры защитники и обвиняемые. И если в судебном процессе функции его участников строго разграничены, то Бернард Шоу очень часто был не только критиком и зрителем, но и строгим прокурором и безжалостным судьёй. И гораздо неохотнее исполнял роль защитника. Зато обвиняемыми у него могли быть не только авторы и исполнители, но и неподготовленные зрители.