Бесконечная любовь

Я ожидаю, что она отстранится, начнет бороться, ударит меня. Но вместо этого я чувствую, как она напрягается, ее губы раздвигаются под моими, и мой язык проникает в ее рот. Она на вкус такая же сладкая, как всегда, как имбирная газировка и конфеты, и я углубляю поцелуй, переплетая свой язык с ее языком, вдыхая ее.

Я так чертовски тверд, просто от ее поцелуя. Я знаю, что она чувствует, как мой член прижимается к ее животу, но я не давлю сильнее. Я просто хочу поцеловать ее прямо сейчас, и я знаю, что она остановит меня через минуту, когда придет в себя. Нет никаких шансов, что она трахнет меня сегодня ночью, и я не думаю, что я бы это сделал, даже если бы она умоляла. Я хочу верить, что я бы не стал, по крайней мере, придерживаясь того, что сказал ей в последний раз, когда она была мокрой и кончала на моих пальцах: в следующий раз, когда я трахну тебя, это будет потому, что ты хочешь, чтобы я трахнул тебя. Не та фантазия, за которой ты хочешь спрятаться.

Я имел это в виду тогда, и я все еще имею, даже если каждая клеточка моего тела кричит, что мне нужно быть внутри нее. Если это когда-нибудь снова произойдет между нами, я хочу, чтобы это было по-настоящему. Потому что она хочет меня именно таким, какой я есть, именно таким, каким она меня теперь знает.

На кратчайший миг я чувствую, как ее язык скользит по моему, чувствую, как ее пальцы впиваются в мои бицепсы, когда она целует меня в ответ. Я чувствую, как она выгибается на мне, как ее бедра прижимаются к моим, как мой твердый член трется между нами, когда из ее рта в мой вырывается тихий стон.

А затем она отстраняется, как я и предполагал, тяжело дыша, когда она проводит рукой по задней части рта. Непреднамеренная похотливость этого жеста заставляет мой член подпрыгивать, и я стискиваю зубы, сдерживая волну желания, которая грозит утащить меня под воду, когда Шарлотта яростно качает головой.

— Нет, — резко говорит она, только одно слово, словно оно имеет неприятный привкус во рту. А затем она разворачивается на каблуках, направляясь к ванной, хлопая за собой дверью.

Я опускаюсь на потрескавшийся стол на одной стороне комнаты, наклоняюсь, чтобы поправить джинсы. Я стону себе под нос, чувствуя, как шевелюсь под тканью, этого ощущения достаточно, чтобы заставить меня пульсировать, и предэякулят стекает по моему стволу. Я слышу, как включается душ, и на короткую секунду я думаю о том, чтобы высвободить свой член и дать себе облегчение, в котором я так отчаянно нуждаюсь.

Но последнее, что мне нужно, — это чтобы Шарлотта вышла и застала меня за этим. Поэтому вместо этого я неохотно сжимаю себя, опускаясь в соседнее кресло со вздохом.

Однако одно можно сказать наверняка.

Я определенно приму душ после того, как она закончит.

18

ШАРЛОТТА

Я все еще чувствую поцелуй Ивана, обжигающий мои губы, когда я с силой открываю краны душа, слушая, как вода журчит в трубах, прежде чем, наконец, включается струя. Он никогда не целовал меня так раньше. Я ожидала, что он прижмет меня к двери, посадит на край стола, подтолкнет к кровати и снова бросит на нее. Я ожидала страсти, силы, чтобы он взял то, что он так явно хочет от меня.

Но он этого не сделал. Он просто поцеловал меня, и это было почти… сладко?

Это чертовски сбивает меня с толку. Иван — сильный мужчина, мужчина насилия и жестокости. Теперь я это знаю. Но со мной он другой. Он осторожен, внимателен, и когда я сказала «нет», он тут же остановился, хотя я видела, как сильно он хотел, чтобы это было «да». Я чувствовала это, когда он целовал меня.

Я никогда не спала ни с одним мужчиной, который бы так возбуждался от меня, как Иван, и который бы так отчаянно хотел меня. И с каждым днем все труднее игнорировать, как сильно это меня заводит. Он самый запутанный мужчина, которого я когда-либо знала. Я должна его ненавидеть. Я ненавижу то, что он сделал. Я ненавижу то, что он мне лгал, и то, что он взорвал мою жизнь.

Но я не ненавижу мужчину, который отвез меня на озеро и рассказал мне о себе. Который рискует всем, чтобы доставить меня в некое подобие безопасности, когда он мог бы просто вырваться и оставить меня с Брэдли, или даже до этого, когда его братья приходили за мной в мою квартиру. Он мог бы тогда сбежать, но не сбежал. Он пришел за мной, и даже если по моему мнению, он сделал все неправильно, он все равно спас меня.

Какого черта, Шарлотта? Я закрываю лицо руками, и стону в ладони. Мой разум явно сбивается с толку от дней, проведенных с этим мужчиной, и от умопомрачительного удовольствия, которое приходит каждый раз, когда я поддаюсь тому, что он мне предлагает физически. Я сейчас ищу ему оправдания, ищу в этом лучшее, и не могу поверить, что я действительно это делаю.

Но что, если есть что-то хорошее? Я думаю о том, что я сказала ему в закусочной сегодня утром, что он нехороший человек, и о том, как он не спорил со мной. Я увидела тень на его лице, когда я это сказала, но он принял мое суждение. И разве по-настоящему плохой человек не попытался бы спорить со мной, чтобы оправдать себя?

Я уже не совсем та хорошая девочка, которой была раньше. Хорошая девочка, — практичная, рациональная, безопасная девочка, какой я была раньше, не рассказывает о фантазиях о том, как ее преследуют, ловят и шлепают в темной паутине безликому незнакомцу. Она не трахается с мужчиной, который так удачно оказался у нее в квартире в ту же ночь, когда ее похитили, не один, а два раза за одно утро. Она не позволяет этому мужчине ласкать ее, наклонив ее над раковиной в ванной, узнав, что он все это время лгал.

И она определенно не промокает до нитки, когда он целует ее, словно любит ее, в очередном захудалом мотеле.

Он не может любить ее. Это невозможно. Прежняя я считала бы, что такой человек, как Иван, не способен на настоящую любовь. Но я уже знаю, что мир не такой черно-белый, как я когда-то думала.

Я хочу того, чего не должна. Получаю острые ощущения от того, что нахожусь в бегах от закона. Адреналин от того, как мы бежим из закусочной, возбудил меня больше, чем я хотела признать, фантазии о том, как Иван останавливается на обочине дороги и дергает меня к себе на колени, заполнили мой разум, пока мы мчались по шоссе. Я представляла, как наклоняюсь и расстегиваю его молнию, заставляя его кончать моим ртом, пока он едет. Я представляла, как он трахает меня еще до того, как мы вышли из машины, когда мы подъехали к парковке сегодня вечером.

Я была мокрой еще до того, как он меня поцеловал. И теперь…

Я тянусь вниз, проводя пальцами между ног. Я скользкая, горячая, мой клитор пульсирует под кончиками моих пальцев. Я хочу выключить воду и выйти к Ивану голой и мокрой, сесть на край кровати и втянуть его рот между моих бедер. Я хочу, чтобы он наклонил меня, как он сделал это после того, как я спустилась на него, только на этот раз я хочу его член, а не его пальцы. Я хочу…

Я хочу того, чего мне не следует. То, о чем я не должна думать, что делает меня лицемеркой, даже представляя это.

Упираясь рукой в стену, я скольжу пальцами вниз, просовывая два внутрь себя. Я чувствую, как мгновенно сжимаюсь вокруг них, бедра выгибаются в мою ладонь, отчаянно желая освобождения. Но это не моя собственная рука, которую я хочу, чтобы она терлась между моих ног, даже когда я засовываю эти два пальца между своими складками, и тру ими по моему клитору.

Иван был твердым как камень, когда целовал меня. Интересно, он сейчас там, неистово дрочит себе до быстрого, грязного оргазма, прежде чем я выйду из душа. Прежде чем я кончу…

Я сильно кусаю губу, дыхание перехватывает. Я могла бы кончить вот так. Я так близко. Но в последнюю секунду, когда я провожу пальцами по своему опухшему клитору, я отдергиваю их. Я должна бороться с этим. Я не могу сдаться. Я так близка к тому, чтобы позволить Ивану сорваться с крючка. Придумывая для него оправдания, что я не должна этого делать. И каждый раз, когда я заставляю себя думать о нем, я приближаюсь к черте, которую не должна переступать. Которая отправит меня в его объятия и сделает почти невозможным вытащить себя снова.