Бесконечность любви, бесконечность печали

Вадим недоуменно посмотрел на друга.

–  Да, я знаю, это против правил!
– не выдержав взгляда, Клюев вскочил со стула и принялся мерить нервными шагами кабинет.
– Но и ты пойми: все так переплелось! Оля, как выяснилось, давно дружит с Катей, наблюдала ее как врач. Зимой первой диагности­ровала беременность, положила на сохранение в свое отделение...

–  Ты ничего не говорил, - укорил Вадим.

–  Да я сам недавно узнал. Они не общались несколько послед­них месяцев, пока Оля случайно не встретила ее в больничном дворе. Катя приезжала на консультацию к кардиологам по поводу сердечной патологии плода. Наши ей помочь не могут, дали на­правление на аборт.

–  А я здесь при чем?

– сухо и как-то отстраненно бросил Вадим.

Она нашла клинику в Германии. Вот копии их переписки, - остановившись у стола, Клюев взял в руки файл.
– Я был в кардио­центре, специально все отснял. Так называемый синдром гипопла­зии левых отделов сердца. Крайне сложная врожденная патология сердца и магистральных сосудов, характеризуется наличием мно­гочисленных врожденных пороков сердца, а именно: умеренная или выраженная гипоплазия или атрезия митрального клапана, левого желудочка, аортального клапана и гипоплазия восходящей аорты разнообразной степени, - зачитал он.
– Без специализиро­ванной кардиохирургической помощи сто процентов детей поги­бают в течении первых дней жизни. Хирургическое лечение вклю­чает три этапа: сначала операция Норвуда (выполняется в первые часы и дни после рождения), второй этап - двунаправленный кавапульмональный анастомоз, или операция Геми-Фонтена (на третьем-шестом месяце жизни), и третий этап - тотальный кава­пульмональный анастомоз, выполняется в возрасте от двух-трех лет при массе пациента двенадцать-пятнадцать килограммов.

–  То есть? Расшифруй, - попросил Вадим, отвыкший от обилия специализированной медицинской лексики.

–  А то, что сердечко размером с грецкий орех должно быть про­оперировано сразу после рождения. Дети с таким пороком долго не живут. При гипоплазии левых отделов речь идет о нескольких пороках сердца и главных артерий. Ребенка может спасти не от­дельное хирургическое вмешательство, а серия из трех операций. При этом правый желудочек будет приведен в такое положение, чтобы поддерживать циркуляцию крови по телу. Гипоплазия ле­вых отделов сердца - это редкий, один из тяжелейших пороков, которые только есть... Клиника готова помочь ребенку Кати. Как ты понимаешь, вопрос в деньгах.

–  А что ее немецкий друг? Не в состоянии оплатить?
– нахму­рившись, поинтересовался Ладышев.

–  Не знаю. Не спрашивал. Оля тоже ничего не знает. Ясно одно: денег у нее нет, а помочь ей могут только там. В общем... Ничего от тебя не прошу, права такого не имею... Но... мне кажется... Ты единственный, кто может выручить. Времени почти не осталось... В общем, решай, - Клюев положил файл на край стола, а сам снова присел на стул.
– Видишь ли, матери разные бывают. Лера прямо в роддоме ребенка бросила, а Катя сражается... Аборт делать от­казывается, говорит, что умрет вслед за ребенком... А для нашего ведомства это всего лишь плод с патологией, - развел он руками.
– Десять лет не могла забеременеть, а тут...

–  Я знаю, - перебил его Вадим и жестко добавил: - Только я тоже не мать Тереза.

–  Да, конечно...
– Саня виновато опустил голову.
– Ты как-то го­ворил, что у тебя есть выходы на детский медицинский фонд в Германии. Может, их попросить?.. Просто по-человечески...

Разговор прервала неловкая пауза. Двое мужчин старались не смотреть друг другу в глаза. Молчали долго. Первым не выдержал Клюев: сгреб со стола файл с бумагами, бросил его в выдвинутый ящик, но только собрался задвинуть, как услышал:

–  Давай сюда... Я подумаю... Ладно, бывай!
– взяв файл, Вадим встал, протянул руку.
– Жду звонка.

–  Спасибо!

Проводив друга до двери кабинета, Клюев вернулся к столу.

«Если в нем осталась хоть капелька чувства, поможет... Для Кати это единственная надежда...» - вздохнул он.

15

После посещения кардиоцентра Катя двое суток почти не по­кидала свою комнату. Вставала изредка, лежала, укутавшись с го­ловой в плед. Никаких эмоций, никаких мыслей. Пусто в голове, пусто в душе... Нет сил ни сопротивляться, ни бороться - все бес­смысленно. Приговор оглашен. Пусть не ей, а ее ребенку - значе­ния не имело. Она уйдет вслед за ним...

Не без оснований она сравнивала свое состояние с состоянием приговоренного к смерти невиновного человека. Тупое равно­душное ожидание, что в любой момент может скрипнуть дверь, ей завяжут глаза, приставят к виску пистолет. Доли секунды - и все... Хотя нет, ей предоставили выбор: она может умереть, когда в ней будут убивать ребенка, или спустя несколько месяцев, вслед за ним сразу после его рождения...

Отец с мачехой эти дни ее почти не тревожили. Тихонько стуча­лись в дверь, звали к столу, но, получив вялый отказ, не настаива­ли. Не кормить же дочь силой! Вели себя, точно родственники того же приговоренного к казни. Вынужденно смирились с тем, что это приговор судьбы: апелляцию никто не подаст и никто не примет.

Единственный, кто время от времени безапелляционно трево­жил ее и при этом вызывал позитивные эмоции, - ребенок. Ее ма­ленькая девочка внутри продолжала расти, толкалась, готовилась прийти в этот мир, не догадываясь, что он ей уготовил и насколь­ко она будет беззащитна, покинув материнское чрево. Но пока жи­вет в нем - требует своего. Значит, придется что-то съесть.

И Катя заставляла себя через «не могу» вставать с кровати, плелась на кухню, что-то жевала. Возвращаясь в комнату, подхо­дила к компьютеру, механически просматривала почту (в основ­ном ссылки на социальные сети), равнодушно выключала и снова укладывалась в постель, проваливаясь в забытье...

На третьи сутки среди ночи ее разбудил сигнал мобильника. Последнее время ей никто не звонил, никто не писал. Видно, не находя слов утешения, молчал и Потюня. Протерев глаза, Катя на­щупала очки, взяла в руки телефон.

«Срочно посмотри почту!» - прочитала она сообщение, пришед­шее с неизвестного немецкого номера.

«Кто бы это мог быть? Оксана?» - удивилась она, встала и подо­шла к столику с ноутбуком.

В почтовом ящике дожидались несколько посланий: ссылки из тех же социальных сетей и одно, отправленное непосредственно в ее адрес.

«Генка...
– сразу распознала она ник Вессенберга.
– Несколько месяцев не переписывались. С чего бы это?»

«Привет! Вернулся вчера из командировки, зашел в сеть, а там наши только и обсуждают, что твою историю. Больно и обидно, что ты не написала лично мне, и я узнаю от общих друзей, что тебе нужна помощь. Как бы то ни было, мы с тобой друзья. Но сейчас не об этом. Тебе удалось найти клинику или ее по-прежнему надо искать? Ответь, пожалуйста. Я хочу помочь. Генрих».

Катя поправила очки, еще раз перечитала короткое послание. Со времени зимнего приезда Генриха в Минск, казалось, минула вечность. С тех пор она не писала ему по одной простой причине: после довольно резкого отказа выйти замуж считала, что в их от­ношениях поставлена точка. В том числе и в дружеских. Все оста­лось в далеком прошлом - и ее юношеское чувство, и его запозда­лая любовь. О том, что она не ошибается, говорило и отсутствие писем от Вессенберга.

Конечно, не случись ее категоричного «нет» на предложение руки и сердца, первый, кому она поведала бы о своем горе, несо­мненно был бы Генрих. Но после своего отказа Катя считала, что не имеет морального права просить о помощи, да и не хотела. От­ныне и навсегда, по ее разумению, любая ее просьба могла быть истолкована не как нечто бескорыстно-дружеское, а как «ты мне - я тебе». Однако того, что нужно Генриху, она дать не могла: любовь не приходит по желанию - это дар небес.