Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
«Что ж, наконец смогу встретиться с риэлтором, - посмотрел он на электронный циферблат в коридоре.
– Чем быстрее выставим квартиры на продажу, тем быстрее вернем Вадиму часть суммы. У него и без того непредвиденные расходы из-за Кати. Не знаю, смог ли бы я так поступить...
– мысленно отдал он должное другу.
– Теперь можно и Ольге рассказать - не хотел раньше времени обнадеживать, дабы не расстраивалась, если не получится... А ведь я обещал ей сегодня съездить в магазин, коляску посмотреть!
– вспомнил он и улыбнулся: -
Переодевшись в бытовке (в багажнике автомобиля с некоторых пор кроме стандартного запаса одежды он возил и строительный комплект), Вадим переобулся, счистил прилипшую глину с сапог, ополоснул их под струей воды, сунул в мешок и поставил в специальный контейнер. Он с детства терпеть не мог грязь, мусор, беспорядок. Притом везде - в помещении, в автомобиле, на стройке - лично контролировал своевременность уборки рабочих мест. Да, педант! Да, такой у него пунктик! Но и в справедливости слов отца «сколько мусора вокруг - столько и в голове» с некоторых пор он не сомневался.
Перед тем как сесть в машину, Вадим посмотрел на небо. Похоже, распогодилось. Даже солнце местами пробивается сквозь косматые обрывки туч. Только на душе никаких просветов, ни одного лучика в его сумрачном царстве - ни от Хильды, ни от Поляченко. Из офиса тоже никто не звонил, от деловых партнеров ни звука... Все словно сговорились. А что если у Хильды в клинике не сложилось? Вдруг передумали, отказали в операции? А у Кати сейчас критический срок, и она решает: или дохаживать, надеясь, что ребенку помогут, или прерывать беременность.
Почему не звонит Поляченко, предположить нетрудно: не удается разыскать Автуховича, который, как они уже узнали, и оперировал Сережу. Зина молчит, видимо, обижена... Хотя, может, и ей докладывать нечего? Падение деловой активности в бизнесе последние месяцы откровенно пугало: похоже, мировой кризис постучался и в двери его офиса. Того и гляди, придется сокращать штат. А команда у него хорошая, проверенная, каждый сотрудник на своем месте. Сейчас сократишь, а потом, когда построится завод, понадобятся квалифицированные кадры...
В мрачном настроении Вадим тронулся с места, и тут раздался первый долгожданный звонок: Хильда!
Пришлось остановиться, чтобы поговорить.
– Добрый день, Вадим! Хочу порадовать: все вопросы с Екатериной Евсеевой решены. В течение дня клиника вышлет ей необходимые для визы документы, подтверждения, рекомендации. Я попросила добавить в счет страховки для мамы и будущего ребенка, поэтому немного задержалась... Так что твоя просьба выполнена.
– Спасибо, Хильда!
– впервые за день Ладышев улыбнулся.
– Безмерно тебе благодарен!
– Не стоит благодарить. Случай действительно сложный, я рада, что удалось быстро решить вопрос. И время на поиски спонсора не пришлось тратить.
– Насчет страховок ты совершенно права: это разумно -
сразу включить их в счет. Здесь я недодумал. Доплачу, как только...– Никаких доплат, это уже наша забота, - категорически отказалась Хильда.
– Я изначально предлагала участие фонда, но ты был против. Отчасти догадываюсь почему... Катя тебе по-прежнему дорога?
– неожиданно задала она деликатный вопрос.
Не ответить на него было бы неправильно. Вадим хорошо помнил разговор с Хильдой после смерти Мартина.
– Не знаю...
– изменившимся голосом произнес он после паузы.
– Но я хочу, чтобы в ее жизни все было хорошо. Она мечтала о ребенке. Пусть хотя бы ее мечта сбудется, если уж моим не суждено.
– Ты умеешь прощать... Это не каждому дано и заслуживает уважения.
Хильда вздохнула. Не хотела, но так уж получилось, что вызвала Вадима на откровенность, сделала больно.
– Опять же не уверен, - возразил Вадим.
– Есть вещи, которые я не смогу простить. Никогда. Но это другой случай.
– Ты о чем?
– Долгая история...
– он снова замолчал, решая, стоит ли сейчас рассказывать Хильде о сыне. Но с некоторых пор между ними не стало секретов.
– Помнишь, я говорил, что много лет назад у меня родился сын? Так вот - теперь занимаюсь его поисками.
– Как? Ты ведь сказал - он умер!
– Мне солгала его мать. А недавно я узнал: она отказалась от него еще в роддоме. Если называть вещи своими именами, оставила умирать. Но он выжил, потому что он - Ладышев, - в голосе Вадима послышалась гордость.
– И я никогда не смогу ей этого простить.
– Так вот в чем дело... Бедный, бедный Вадим! Пожалуй, теперь мне еще более понятен твой поступок: мать, борющаяся за жизнь ребенка, заслуживает помощи и уважения... Ты знаешь, кто отец ребенка Катерины?
Догадываюсь: старый друг, бывший однокурсник. Журналист, живет в Германии. Но, насколько я понял, судьба ребенка его не интересует.
– Вот как?.. Все еще более запутывается. Сегодня в клинике я познакомилась с молодым человеком, который представился Генрихом. И мне кажется, что ты ошибаешься: как я поняла, он не...
– Хильда, пожалуйста, закроем эту тему, - не дал ей договорить Вадим.
– Не хочу о нем слышать. Держи меня в курсе дел, и достаточно.
– Ну хорошо...- вынужденно согласилась женщина.
– Спасибо, что так быстро подключилась и решила вопрос. Извини, но мне надо срочно позвонить. Дай знать, когда вернешься во Франкфурт. До свидания!
– спешно попрощался Вадим.
«Генрих... Вездесущий Генрих...
– скривившись, словно от зубной боли, посетовал он.
– Кому позвонить - отцу Кати или ей самой?
– заколебался он.
– Лучше ему. Заодно извинюсь за утренний разговор».
К телефону долго не подходили.