Бесконечность любви, бесконечность печали

–  Это ваш ребенок?
– после небольшой паузы уточнила женщи­на.
– Вы - гражданин Германии?

– Да.

–  Тогда почему вы не обратились в клинику от своего имени?
– в полном недоумении спросла она.
– Немецкому ребенку такую операцию обязаны сделать бесплатно.

–  Понимаете, ребенок - как бы не мой... Пока...
– поняв, что за­путался сам и запутал собеседницу, он тряхнул головой и попы­тался объяснить: - Но я его обязательно усыновлю, после того как... Катя приедет в Германию, и мы поженимся.

Генрих умолк.

«А вдруг, как только Катя получит вид на жительство в Герма­нии, фонд откажется ей помогать?» - мелькнула мысль.

–  Поженимся, если она, конечно, согласится, - быстро поправил он себя.
– Биологический отец ребенка - не я. Я всего лишь люблю его мать...
– добавил он и опустил взгляд.

–  Понятно, - произнесла женщина после долгой паузы.
– Но в данном случае нас волнует здоровье малышки, а не ваши отноше­ния. А сейчас, извините, я спешу в аэропорт.

–  Да, конечно. До свидания...
– пробормотал Генрих.

«Мерседес» медленно вырулил с парковки.

«Это хорошо, что вопрос с операцией решен, - подумал он, на­блюдая за автомобилем.
– Сообщить Кате? Пока клиника под­готовит и вышлет документы, пройдет немало времени. А кто сообщит первым, тот и... победитель, - потянулся он в карман за телефоном.
– Я пообещал - я решил. Такое не забывается, такое дорогого стоит...»

В сопровождении отца Катя зашла в приемное отделение род­дома и протянула документы в окошко регистратора.

–  Паспорт... Там ожидайте, - женщина показала рукой на ряд ку­шеток у стены.

–  Все будет хорошо, - присев рядом с дочерью, в который раз за день повторил Александр Ильич.

Всю дорогу он что-то рассказывал, даже шутил, пытаясь от­влечь Катю от невеселых мыслей. Но она не реагировала - как ушла в себя, услышав про отказ Вадима, так и не проронила ни слова, И лицо восковое. Никаких эмоций.

–  ...Мы с Ариной к тебе вечером заглянем. А на следующей неде­ле она отгулы возьмет, съездим вместе в Слуцк, проведаем родные места. На могилки сходим...

–  Евсеева, заходите в смотровую, переодевайтесь, - объявила женщина-регистратор.
– Вещи - или в гардероб, или сопровожда­ющему отдайте. У вас завтра операция, так что, кроме рубашки и халата, в отделении ничего не понадобится.

Катя медленно повернула голову в ее сторону, также медленно поднялась.

–  Доченька, ты только не убивайся так, - подскочил отец и, обняв Катю, зашептал на ухо: - Будут еще дети. Я это знаю, я чув­ствую...

–  Пока, пап, - едва слышно произнесла она и добавила: - Не надо сегодня приезжать... И это хорошо, что вы собрались в Слуцк... мо­гилки навестить...

Освободившись от отцовских объятий, Катя сделала шаг впе­ред и тихо прошептала:

–  Прощай...

Дверь закрылась. Александр Ильич застыл посреди коридора: слова дочери ему совсем не понравились.

–  Вам туда нельзя!
– женщина-регистратор пресекла его робкую попытку открыть дверь в смотровую и войти следом за дочерью.
– Ждите, когда вещи отдадут, или езжайте домой.

Мужчина послушно присел на кушетку, приложил руку к левой стороне груди. Скорее, по привычке, так как боли в сердце он не чувствовал. Но где-то там, внутри, скребло, щемило и... плакало.

–  Вам плохо?
– обратил на него внимание подошедший к реги­стратору доктор.

–  Нет, все хорошо... Душно немного.

–  Вы бы на свежий воздух вышли, - посоветовал доктор и, взяв историю болезни, поспешил к кабинету, куда вошла Катя.
– ...Ека­терина Евсеева? Здравствуйте...
– донеслось до Александра Ильи­ча из-за закрывающейся двери.

Зазвонил телефон. Глянув на регистратора, он решил выйти на крыльцо.

–  ...Да, Арина... В приемном... Молчит, - ответил он и шумно вы­дохнул.
– Переживаю... Еще сдуру ляпнул про Слуцк, про могил­ки... Подожди...
– попросил он и напряг слух.

Из глубины приоткрытой двери в приемный покой послышал­ся шум и возглас: «Женщина, вы куда?» Следом - призывный крик Кати: «Папа! Папа!»

–  ..Арина, я перезвоню!
– почти побежал он назад в помещение.

Заметив в коридоре отца, дочь бросилась к нему на шею:

–  Папа! Только что звонил Генрих! Он договорился с каким-то фондом, и мне уже оплатили операцию! Папа, это... это чудо! Это счастье! Папа, моя девочка будет жить... Боже! Спасибо тебе!
– сло­жив на груди руки, подняла она взгляд вверх.

–  Не может быть...
– не в силах был поверить отец.
– Здесь нет ошибки?

–  Нет! Генрих сказал: прямо сейчас в клинике готовят докумен­ты и сегодня же вышлют мне на почту!

–  Женщина!
– не разделяя необоснованной, на ее взгляд, радо­сти, регистратор напряженно свела брови.
– Больная! Немедленно вернитесь в смотровую! Или вам будет отказано в госпитализа­ции!

–  Я сама отказываюсь от госпитализации!
– повернулась к ней Катя.
– Паспорт верните, пожалуйста.

–  Вы слышали, Александр Иванович?
– обратилась регистратор к доктору, вышедшему из смотровой.
– Она отказывается от госпи­тализации! А медицинские показания? А дальше что, вы подума­ли?

–  Я подумала. Я очень хорошо подумала: дальше я поеду в Гер­манию, потому что там спасут моего ребенка!
– ответила Катя с вызовом и повторила: - Верните паспорт.

–  Мария Афанасьевна, оформите отказ и верните женщине па­спорт, - отдал распоряжение доктор, передав в окошко медицин­скую карту.
– Вам повезло. Поздравляю!
– чуть растерянно произ­нес он, повернувшись к пациентке: - Даст Бог, все сложится. Удачи!

«Какая-то неувязка получается, - недоумевал Клюев, распи­сываясь в журналах.
– Вадим накануне позвонил, предупредил: сегодня вопрос Евсеевой обязательно решится. Даже попросил не спешить, ежели что... А тут объявляется какой-то Генрих, и вроде это он ей помог... Непонятно...»

Поднимаясь в отделение, Саня набрал номер друга, но тот не от­ветил - или занят, или разговаривает параллельно.

Рабочий день закончился почти час назад, и Клюев задержался специально: знал, что прерывание беременности Евсеевой назна­чено на завтра, а потому хотел ее дождаться и определить в свое отделение. Если вдруг у Вадима с клиникой в Германии не полу­чится, то он хотя бы постарается сделать все, чтобы в будущем Катя могла иметь детей.