Бесконечность любви, бесконечность печали

–  В таком случае...
– Андрей Леонидович попытался скрыть рас­терянность за паузой.
– Спасибо на добром слове, но извиняться передо мной все равно не стоит. По двум причинам. Первая - я действительно впервые слышу об утреннем... инциденте. И вто­рая - я стараюсь не смешивать личное со служебным. Зина тоже не смешивает, хотя ей, конечно, это сложнее. Так что вы напрасно о ней так подумали.

–  Теперь еще более виноватым себя чувствую, - Ладышев ус­мехнулся.
– Перед Зиной - дважды.

–  Будем считать это рабочим моментом. Разрешите вопрос? Вы давно знаете... что мы...

–  Встречаетесь?
– поспешил на помощь шеф.
– Давно, с начала весны. Счастливых людей заметно издалека, а если уж они посто­янно на глазах... Не стоит больше от меня прятаться. Работе это не мешает, так что все в рамках, - закрыл тему шеф и тут же спросил:

–  Далеко собрались в отпуск?

–  Здесь будем, - не сразу ответил Поляченко. Видно, еще не свыкся с мыслью, что их с Зиной тайна - уже не тайна.
– Мне ба­бушка дом в деревне под Волковыском завещала. Поживем не­дельку. Надо крышу подлатать, на рыбалку Егора обещал сводить,

–  продолжил он чуть смущенно.

Кто такой Егор, Ладышев знал - сын Зины.

–  А почему вы интересуетесь?

Вадим задумался. Отменить отпуск двух ключевых фигур ком­пании было бы не по правилам: заявления он подписал, люди спланировали поездку. Имеют полное право на отдых.

–  Вадим Сергеевич, если вам нужно, чтобы мы остались, можем изменить планы и перенести...

–  Не надо ничего переносить. Одна просьба: постарайся бы­стрее узнать адрес доктора. Хотя бы город.

Есть одна зацепка. Вернее, надежда на зацепку. Я нашел «ВКонтакте» страницу дочери Автуховича. А молодежь, она же та­кая - то сэлфи выложит, то новое место жительства объявит. Пока там Минск значится, но я слежу... Ну и по другим каналам, конечно, пытаюсь прощупать.

–  Это вы неплохо придумали с соцсетями, - похвалил Ладышев, вспомнив, кстати, что сам давно не заглядывал на свои страницы

–  завел несколько лет назад по примеру других и забросил. Надо зайти, вспомнить пароли.
– Поезжайте в отпуск, отдыхайте. А я здесь дом буду обустраивать, участок. Мать теплицу хочет поставить, но меня эта идея не вдохновляет. Едва не поссорились вчера, - поделился Вадим.

–  Теплица - это хорошо, - не согласился Поляченко.
– Вернемся

–  поможем.

–  Ловлю на слове. Все, жду новостей.

После общения с Поляченко Ладышев почувствовал: напряже­ние дня чуть спало. Хорошо, что рядом такие люди. Просто по-че­ловечески хорошо.

Посмотрев на часы, он поймал себя на мысли: не хочется воз­вращаться в город. Проскочив съезд с кольцевой в сторону офиса, поехал прямо - домой в Крыжовку...

16

...Прошло четыре недели, как Катя получила подтверждающие документы из клиники, а вместе с ними шанс на жизнь для своего ребенка. Она и сама словно ожила. Тревожному и безрадостному существованию неожиданно пришел конец. Будто кто-то всемогу­щий там, наверху, раздвинул свинцовые тучи, пропустил солнеч­ные лучи, снова дал возможность дышать, наслаждаться жизнью, радоваться самому прекрасному состоянию женщины на земле - беременности.

О плохом Катя старалась не думать. Верила: после того, через что ей пришлось пройти, все будет хорошо! Не случайно ведь до­брая весть настигла ее в тот самый драматический момент, когда она собиралась умереть вместе со своей девочкой. А значит, кри­тическую точку они точно преодолели.

С этого момента и все дела, связанные с отъездом, решались как бы сами собой: и.о. главного редактора без лишних вопросов под­писал отпуск за свой счет, в поликлинике тут же выдали на руки необходимые копии документов, в немецком консульстве за день открыли многократную визу.

Немецкие врачи теперь консультировали ее дистанционно, пе­риодически запрашивали те или иные анализы и ждали ее приез­да. Прибыть необходимо до двадцать восьмой недели беременно­сти. Ей даже разрешили лететь самолетом: оказывается, если мать чувствует себя нормально, то и ребенку в утробе даже с таким диа­гнозом ничего не угрожает.

Радовало, что не докучал Генрих - ни письмами, ни звонками. Совершив благое дело, он как бы дистанцировался, и за это Катя была ему благодарна. Пусть родится ее девочка, пройдет опера­ция - дальше посмотрим. Может, к тому времени он окончательно успокоится: чувства ведь не вечны, особенно если нет подпитки в виде ответной реакции.

«Он молод, перспективен. Зачем ему обуза - женщина с боль­ным ребенком?
– успокаивала она себя.
– А нам с Марточкой и од­ним будет хорошо».

Катя спокойно и целенаправленно готовилась к отъезду и пер­вым делом наняла репетитора по немецкому. Занимались каждый день, кроме выходных, по полтора-два часа. Повезло, что не при­шлось никуда ездить: соседка посоветовала внучку, преподавате­ля вуза, которая все лето проводила у нее с детьми. Как говорится, не было бы счастья... Ведь она давно мечтала усовершенствовать иностранный. Вот только не знала, что главным в ее жизни станет немецкий, а не английский, и начинать обучение придется с нуля.

Приближался день отъезда, и ей уже пришлось задумывать­ся о вещах второстепенных - например, об одежде. Сейчас конец июня и довольно тепло, но какое лето будет дальше? Теплое, су­хое, дождливое? И, главное, надолго ли она задержится в Герма­нии? Вторая операция запланирована через четыре месяца после первой - но с какого дня начнется отсчет? Стопроцентно известно только то, что предстоит кесарево. На каком сроке - доктора опре­делят на месте. И разрешат ли приехать в Минск между операция­ми, никому не ведомо.

Что их ждет после второй операции, Катя и не загадывала. Главное - две первые, а это минимум полгода, осень и часть зимы. Предусмотреть все сложно, и в один чемодан нужные вещи не затолкаешь. Выход предложила Арина Ивановна: если до зимы у Кати не получится приехать, они с отцом обязательно ее навестят и привезут все необходимое.

Дальше - по обстоятельствам. Скажут доктора оставаться под наблюдением до заключительной операции, значит, она останет­ся там на все четыре года. Разрешат уехать - вернется домой. Одно Катя знала точно: эмиграция не для нее, но ради жизни ребенка она готова временно ее принять.