Беспокойные боги

"Что это такое?" - спросил ближайший ко мне легионер.

Я бросил взгляд на него и на взорванный проем помещения в руинах. В проеме стоял избитый Тайбер Валерьев, на его плечах лежала рука женщины в ночной пижаме, которой он помогал идти. Оба были в крови.

"Бог", - сказал я, слова были едва слышны в шуме.

"Земля и Император", - воскликнул мужчина. "Какой размер!"

"Абба!" Кассандра поспешила ко мне. Из раны у линии роста ее волос текла кровь. "Мы должны идти!"

Один из сьельсинов закричал, и, оглянувшись, я увидел, как он волочится по песку, подняв одну ногу, как будто чья-то невидимая рука схватила его за лодыжку. Извиваясь, он рос и становился полупрозрачным, пока взмахи его рук не стали похожи на косу, одним ударом сбившую с ног троих его сородичей. Зрением я видел эту невидимую руку - усик кривой молнии, протянувшийся сквозь толщу времени.

Mimma ul atta.

Голос богини прогремел, заполнив весь мир. Поднявшие лица сьельсины опустили их, а Кассандра прижалась ко мне. Свежая молния расколола небо, и второй глаз глянул вниз с еще большей высоты, а третий - ближе к нам, между горой и песком.

"Я не верил в демонов", - прошептал легионер, в спешке запинаясь. "Это конец света".

Все бои вокруг нас прекратились. Сьельсин, ставший огромным благодаря хватке Наблюдателя, лежал мертвым на валах руин Вайарту на другой стороне проспекта, со сломанной шеей.

"Это не те демоны, о которых предупреждала вас Капелла", - сказал я. "Ни у кого из вас нет шансов".

"А у тебя?" спросила Кассандра.

"Иди", - велел я. "Иди сейчас же! Беги!"

"Я не уйду!"

"Уходи, черт бы тебя побрал!" Я оттолкнул ее от себя, почти сразу пожалев об этом.

Но ночь еще не исчерпала свой запас ужасов. Когда Кассандра, пошатываясь, отошла от меня с упрямыми, полными боли глазами, земля снова содрогнулась. Песок под нами приподнялся, и, повернув голову, я увидел что-то огромное и белое, скользящее под поверхностью огромной насыпи, удерживаемой неподвижными уплотнителями. Рев, подобный реву какого-нибудь давно заключенного титана, только что вышедшего из Тартара, заполнил весь мир, и насыпь раскололась, как поверхность моря, когда кит взмывает ввысь.

Из него вырвалась рука, огромная, как могучее дерево, в десятки футов от плеча до кончиков пальцев. На ее пальцах сверкали кольца, похожие на пояса борцов, и сияли рубины и гиацинты, огромные, как человеческий череп. Но там, где мертвый сьельсинский гигант был подобен тонкому отражению в затемненном оконном стекле, рука была твердой, как камень. Она упала стукнув по земле, как гром, шесть пальцев сомкнулись на песке. Я забыл, что нужно двигаться, забыл, как двигаться. Затем раздался крик, подобный музыке, которую я слышал в пантеоне, голос одновременно высокий, как небо, и глубокий, как ад, и со стоном, похожим на треск камней в недрах Старой Земли, она вырвалась на поверхность, ее лицо было огромным, как у любого из наших шаттлов, за ним следовали ее плечи, ее титанические груди, как холмы, поднимающиеся из песка. Камни Фанамхары треснули, когда она поднялась, ибо она появилась из-под них и разрушила их основания в щепки.

Ушара обозревала мир под собой, высокая, почти как голограф Дораяики на поле в Дейре, хотя и утопала в песке до бедер. Один из сьельсинов поднялся и побежал к ней, протягивая руки.

"Thnaga-kih, qisabar wo!" - крикнул другой, предупреждая своего сородича остановиться. "Belnna!" Но первый сьельсин не обратил внимания на второго. Рука Ушары мелькнула, казалось, не пересекая пространство между ними, и сомкнулась на бегущем глупце. Сьельсин исчез целиком, раздавленный в этом гигантском кулаке, пока черная кровь не потекла между огромными белыми пальцами.

"Беги, Кассандра!" прошептал я. "Беги, пожалуйста!" Затем: "Рея". Беги к "Рее!"

"Почему это выглядит… как мы? " - спросил легионер рядом со мной.

В этот момент в голову королевы-монстра ударил взрыв, и она вспыхнула оранжевым пламенем. Затем я увидел в ночи огни одного из наших флайеров - одного из тех, что выжили из Мантикоры, который продержался так долго, несущийся мимо нее. Ушара покачнулась, но тут же выпрямилась, по-видимому, не пострадав. Она раскинула руки, молнии заполнили небо позади нее, как крылья, и вспыхнула вторая розетка, больше первой. Корабль взорвался в воздухе, человек и машина превратились в облако дыма и металла.

Затем великанша опустила руку на песок - удар сровнял землю.

Там, куда ударила рука, она и осталась, а вокруг нее поднялись сьельсины, словно привязанные к небу бесчисленными петлями. Многие повисли, извиваясь в воздухе, другие поднялись так высоко, что исчезли совсем. Легионер, стоявший по левую руку от меня, с криком поднялся, и я услышал хруст костей.

"Бежим!" крикнул я и, схватив Кассандру за запястье, повернулся, чтобы протащить ее через бойню к туннелю. Мы не могли подняться по склону, не миновав гиганта. Пришлось бы обойти его кругом, если бы у нас был хоть какой-то шанс добраться до лагеря. Как же я жаждал ракетницу, любой способ подать сигнал тем ирчтани, которые могли оставаться в воздухе.

Я почувствовал, как Кассандра покачнулась, и, крепче сжав ее, обернулся, чтобы увидеть, как ее ноги отрываются от потрескавшейся брусчатки. Она закричала, и я почувствовал, как мои глаза и ноздри расширились, а мой собственный крик ярости и ужаса затопил весь мой мир.

Она была моим миром. Всем. Все, что от нее осталось.

От Валки.

Я не мог ее потерять. Не так. Никогда.

Зарычав, я уперся каблуками, выронил меч и обеими руками схватил ее за запястье. К тому времени ее лодыжки поднялись выше моей головы, и она висела, натянутая, как канат между двумя борцами в играх "Колоссо".

"Абба!"

Я собирался потерять ее. Потерять ее, как потерял ее мать, как потерял Паллино и Элару. Как потерял Сиран, и Корво, и Дюрана. Как потерял Карима, Айлекс и Гибсона. Как потерял Хлыста, Гхена и маленькую Кэт. Я собирался потерять свою дочь, своего единственного ребенка на этой войне, из-за этого чудовища.

Руки Кассандры скользили в моей хватке, сила, удерживающая ее, была неумолима, как прилив. Ее глаза широко раскрылись. Мои каблуки уперлись в песок, и я почувствовал, как меня тащит вверх по склону к бледному колоссу. Заглянув в бесконечность времени, я увидел свое отражение бесчисленное количество раз, в бесчисленных конфигурациях, - везде я, привязывающий свою Кассандру к земле.

Я открыл рот, и бессловесный рев вырвался из меня, крик ярости и неповиновения, который жег мне горло, как песок, как тошнота. Я крепко держал ее за запястье обеими руками, пока не почувствовал, что мои собственные ноги отрываются от земли. Мой желудок скрутило, и старая боль в плече снова застонала. Я почувствовал на себе горящий взгляд, и мое зрение на мгновение переместилось с лица Кассандры. Глаза колосса нашли меня, и их голод и печаль разожгли во мне новое пламя. Я отчетливо почувствовал слезы в своих собственных глазах, слезы не по Кассандре, а по самой Ушаре. Я чувствовал ее горе и горе за нее, глубокое и темное, как любое море.

Niqi.

Это слово прозвучало как похоронный звон.

Niqi. Niqi!

Оно отозвалось во мне, и я почувствовал, как мои пальцы соскользнули, почувствовал, что падаю на дюйм назад, к земле, прежде чем собственная хватка Кассандры удержала меня. И, соскользнув, я понял это слово, снова увидел видение, которое видел в недрах пантеона, увидел себя на троне, королеву чудовищ, сидящую у моих ног. Я видел наших сыновей, черноволосых, шестипалых, бесчисленных, как звезды.

Жертва.