Бессердечные изгои. Падший враг

Воцарилась тишина, пока я переваривал его предложение. Это необычно, может, даже немного рискованно, предлагать такую цену за довольно жалкое деловое предприятие. В этом не было никакой логики, лишь желание усмирить его требовательную жену.

Каждая практичная клеточка в моем теле говорила согласиться. Лучшего предложения не будет, с успехом «Чайки» или без него.

Может, дело в его сравнении смерти Грейс со смертью какой-то дворняжки, а может, потому, что он даже не удосужился приехать на похороны моей невесты. Черт возьми, возможно, это даже из-за недавнего внезапного успеха «Калипсо Холла», но я понял, что не тороплюсь с продажей театра, какую бы цену мне ни предложили.

– Действительно, неприличная сумма. – Я поднял глаза, замечая, что его нетерпеливый взгляд чуть ли не прилип к моему лицу.

– Я же говорил, – Арчи довольно цокнул языком. – Тогда мне стоит поговорить с моим адвокатом?

– Если хочешь, и приятной дорогой беседы. – Я поднялся, разглаживая кашемировый свитер. – «Калипсо Холл» сейчас не продается. Сделка отклонена.

Я порылся в кошельке в поисках нескольких купюр, после чего кинул их на стол в непосредственной близости от Арчи, прежде чем выйти из ресторана. Воздух больше не едко горячий – первый признак начала осени. Я позволил ногам бесцельно нести меня по улицам. Мне некуда идти и не с кем встречаться.

Что-то не укладывалось в моем отказе Арчи. Обычно я не позволял чувствам брать верх и диктовать мои действия. Я прагматик. В обычных условиях то, что Арчи сравнил Грейс с собакой, не стало бы для меня поводом отказаться от выгодного предложения. Мне всегда удавалось успешно разделять чувства и деловые решения.

До сих пор.

Почему?

Не то чтобы моя любовь к Грейс усилилась за последние несколько недель.

Я пришел к порогу «Калипсо Холла», удивляя самого себя. Театр даже не по пути к моей квартире.

Прошло две недели с тех пор, как Уиннифред обещала связаться со мной по поводу нашего обмена информацией, и я все еще не получил от нее весточки. Учитывая, что у нее нет моего номера или адреса, я не был особо шокирован. Постоянно маячить у нее на виду – дурной тон, но небольшой толчок в правильном направлении не повредит.

Пока ты помнишь, что это не страсть, а бизнес. Эта женщина зануда. Наивная, милая и недостойная тебя. Помни об этом.

Я зашел в театр, прошел мимо билетных касс и ларьков. В плохие дни, а так обычно и бывало в «Калипсо Холле», здесь пусто, могли забрести несколько студентов-художников и равнодушные туристы. Теперь же он был переполнен семьями, парочками и приезжими.

Толкнув плечом дверь, я зашел в зал посреди спектакля, прислоняясь к стене. Я ожидал увидеть Уиннифред. Но вместо нее на сцене замена, которая работала два раза в неделю, когда у Уиннифред были выходные. Девушка по имени Пенни.

К черту Пенни.

Она металась по сцене, плакала, причитала и бросалась на Тригорина. Но ей не хватало той особенности Уиннифред, которая превращала Нину из трагической героини в опасное существо. Нина в исполнении Пенни была просто трагичной. Ни больше ни меньше.

Но Уиннифред? Она – сила, набирающая мощь и скорость.

Отличная работа, идиот. Это определенно не страсть.

Я ушел раздраженный, зная в глубине души, что мне следовало продать этот чертов театр еще вчера.

* * *

Прошла еще одна неделя.

Риггс вернулся в город из Финляндии. Арья уехала с Луи в гости к подруге в Омаху, а это означало, что Кристиан временно снова в игре для разнообразия. Мы встретились в «Братстве». Риггс был в бейсболке и опустил голову, стараясь оставаться незамеченным. Я никогда не понимал его увлечений женщинами. Считаю, что терпеть даже одного человека слишком тяжело, не говоря уже о нескольких каждую неделю.

Я пил один стакан японского пива за другим, листая книгу по астрономии каждый раз, когда разговор частенько начинал принимать удручающий оборот.

В какой-то момент обсуждение перешло в русло родителей. Каждый из нас троих был сиротой. На самом деле, я был единственным, у кого не так давно был отец. Кристиан и Риггс так жили с подросткового возраста. Не то чтобы Дуга можно было назвать чьим-то отцом.

– Мы знаем, твой отец плохой пример родителя, но что насчет матери? – Риггс толкнул меня локтем, чтобы обратить на себя внимание.

– Что с ней? – Я загнул край страницы, недовольно смотря на друга.

– Ты никогда нам о ней не рассказывал.

– Она умерла, когда мне было шесть. Я почти не помню, как она выглядела, не говоря уже о чертах характера.

А тому, что помнил, я не доверял. Я вырос с убеждением, что Патрис Корбин была настоящим монстром, такую повестку дня продвигал Дуглас. Главным было то, что она волновалась о «Калипсо Холле» больше, чем обо мне, и проводила там свои дни, как можно дальше от семейства Корбинов.

Я знал, что у нее была квартира в Манхэттене и что она часто оставалась там, когда я был ребенком. Еще у нее был любовник, на которого Дуглас жаловался мне, вероятно, чтобы стереть свои собственные проступки. Судя по моим немногочисленным воспоминаниям о ней, Патрис была кроткой и милой. Но опять же, откуда мне знать? Я был всего лишь глупым ребенком.

– У тебя были с ней хорошие отношения? – спросил Кристиан.

– Мне было шесть, – повторил я. – Тогда у меня были хорошие отношения со всем, кроме брокколи.

– Мы просто пытаемся понять, почему ты стал таким, какой есть, – объяснил Риггс, широко улыбаясь. Он закинул руку мне на плечо, обнимая. – Знаешь, полный псих, который подумал, что отношения с Грейслин Лэнгстон хорошая идея.

– Ах да. Ведь я единственный здесь, у кого испорченные отношения с представительницами слабого пола. – Я вернулся к своей книге.

– Дело не только в этом, – объяснил Кристиан. – Нет ничего удивительного, что ты не помнишь свою мать. Тот факт, что ты даже не попытался разузнать о ней что-нибудь… Это уже кажется странным.

– Спасибо за психологический анализ, господа. Лучше занимайтесь своей обычной работой. – Я допил пиво, взял книгу и поклонился на прощание.

После этого ушел.

Дома я достал старый фотоальбом, единственный, который у меня был, и пролистал наши с матерью совместные фотографии до кораблекрушения. Кристиан и Риггс не ошибались, за последние несколько десятилетий я и правда ни минуты не размышлял о своей матери.

В этом было мало смысла. Она была ужасным человеком, возможно, хуже моего отца.