Бессердечные изгои. Падший враг

– Это не плохое настроение. – Ее тон изменился, появилась более ясная резкость в голосе. – Я не могла смириться с мыслью, что нужно оставаться в этой квартире.

– Почему ты ничего не сказала? Мы бы нашли тебе подходящее жилье в Манхэттене. – Я пнул небольшой камень сбоку дороги.

– Дело не только в квартире. – Она покачала головой. – А в моем будущем.

– У тебя не будет никакого будущего, если ты сейчас же не вернешься в Нью-Йорк! – Я встал как вкопанный в нескольких сотнях метров от реки, о которой она говорила. Я кричал. Какого черта я кричал? Не думаю, что я когда-либо кричал за всю свою взрослую жизнь. Нет. Зачеркните это. В детстве я тоже не повышал голоса. Это слишком просто.

Я повернулся к ней и впервые за несколько месяцев, нет, лет, я был жутко и сильно взбешен.

– Я поеду обратно домой через пять часов, и я ожидаю, что ты поедешь со мной. У тебя контракт с «Калипсо Холл» на год. Мне плевать на твое психическое состояние, как никому нет дела и до моего. Договоры должны выполняться.

– Или что? – Ее лицо напряглось. От милашки Уинни Эшкрофт не осталось и следа. Может, она никогда и не была набором невинности и овсяного печенья, как верили люди вокруг. Или, может, она просто росла прямо передо мной и теперь не хотела, чтобы ею кто-либо командовал. Пол. Мир. Я.

– Или… – Я наклонился вперед, легкая улыбка тронула мои губы. – Я засужу тебя, и тебе все равно придется вернуться.

Секунду назад я не думал, что можно было ненавидеть себя еще больше, чем есть. Но я глубоко ошибался. Потому что выражение лица Уиннифред вызвало у меня желание вывернуть все мои внутренности и потом съесть их. Впервые то, что я расстроил кого-то, что-то значило для меня.

Она открывала рот. Потом закрывала. И снова открывала.

– То есть ты хочешь сказать, что после всего, что мы вместе прошли, ты собираешься засудить меня, потому что я сбежала из города и твоему театру приходится терпеть временную актрису для роли, на которую прослушивались где-то две тысячи женщин?

– Да.

– Тебе настолько плевать на все, что случилось со мной, с тобой? – Она вглядывалась в мои глаза. Она ничего там не найдет. Я достиг мастерства в искусстве не показывать эмоции еще десятилетия назад. – О боже. – Она сделала шаг назад, качая головой и грустно смеясь. – Тебе правда все равно, ведь так?

Я ничего не говорил. Почему я в этой истории был плохим героем?

Это она уехала не попрощавшись.

Это она отказалась от роли.

– Ты сдалась, – мягко ответил я. – Какой был смысл всего этого расследования? Наших встреч? Поиска правды? Если ты отказываешься остаться и сражаться за то, за чем приехала в Нью-Йорк? Ты просто убежала обратно к маме и папе. К радуге и пирогам. В то место, которое ты чертовски хорошо знаешь и слишком маленькое для тебя. Слишком скучное для тебя. Слишком неправильное для тебя.

– Наши потребности меняются с возрастом. – Она вскинула руки в воздух. – Это нормально – довольствоваться комфортом!

– Ужасно довольствоваться хоть чем-то, – выдавил я. – Комфорт – это последнее, что должна чувствовать амбициозная, талантливая двадцатилетняя женщина. Ты не должна находиться даже в радиусе сотен миль от комфорта.

Она смотрела на меня с глубочайшим разочарованием.

– Я не вернусь, – наконец сказала она.

– Конечно, вернешься. Ты закончишь свою работу, а потом уедешь. Не волнуйся, я буду рад оплатить тебе обратный билет в Чертвилль. – Я оглянулся вокруг, хмурясь.

– Может, ты никогда не поймешь, и это нормально. У каждого человека свой путь. Но я должна была сделать это еще несколько месяцев назад. Приехать сюда, разобраться в мыслях, во всем, что со мной случилось. Мне жаль, я проигнорировала свои обязанности. Я знаю, это нечестно по отношению к Лукасу, другим актерам и к тебе. Я хотела бы вернуться в прошлое и не соглашаться на эту роль. – Она поджала губы и закрыла глаза.

Поверить не могу, что я чувствовал себя расстроенным. Я никогда ничего не чувствовал из-за действий другого человека. Все эти годы я учил себя не верить в людей. Мне хотелось кричать на нее. Сказать, что это нечестно.

– Все равно по большей части я взяла ее, чтобы приблизиться к тебе. Но я не могу вернуться. Не сейчас. Может, даже никогда. Пришло время ставить себя на первое место. Несмотря на цену. – Она вздохнула, глядя на свои шлепки, которые теперь были покрыты пылью.

И так, на обочине проселочной дороги и впервые за всю жизнь меня бросила девушка.

Она развернулась и ушла, оставляя меня в желтом облаке пыли.

Глава 27. Уинни

Следующим утром я пошла к местному акушеру-гинекологу и сдала большое количество анализов. Мама и Джорджи были рядом и поддерживали меня. Еще они собирались после больницы затащить меня в Коттонтаун на поздний завтрак и небольшую шопинг-терапию, чтобы я не думала о результатах, которые должны прийти в течение четырех недель.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – проговорила Джорджи, когда мы просматривали платья. Она раздвинула между нами вешалки, словно в помещении для исповеди, и уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

– Я знаю, что это ты украла и испортила любимое платье бабушки, которое она сшила мне на выпускной, – бесстрастно проговорила я, смотря на цену милого желтого сарафана.

– Ох, Уинни, я буду до последнего вздоха отрицать, что я как-то причастна к порче этого платья. Я не про это. Мне нужно рассказать тебе кое-что, на что у меня никогда не хватало смелости. Мама знает. Лиззи тоже. – Она покачала головой.

– Ладно… – Я подняла взгляд на нее. – Продолжай, – попросила я. Она нервно сглотнула.

– Пол. – Она облизнула губы. – В ночь, когда вы поженились… Он сильно напился… Он попытался поцеловать меня. Сразу после церемонии. Он не принуждал и не набросился на меня, ничего из этого, но попытался. Я оттолкнула его и сделала выговор. А потом побежала к маме и рассказала ей все.

Я продолжала смотреть на нее, но ничего не говорила. А что еще тут скажешь? Я верила Джорджи. Поверила бы ей и раньше, если бы она рассказала. Видимо, поэтому мама запретила ей говорить.

– Что она сказала тогда? – спросила я. Меня больше волновало, как моя семья отреагировала на это, чем Пол. Я и так уже знала, что он сволочь.

Мама ушла за холодным кофе с дополнительными сливками для нас.

– Она сказала посмотреть, что будет. Что, возможно, он был на нервах. Но если это случится снова, мы определенно должны тебе рассказать.

Вот почему моя семья не говорила о Поле после похорон. Они видели его сущность сквозь маску хорошего парня. Он им не нравился. У них, по крайней мере, были серьезные сомнения.

– Ты же не злишься? – спросила Джорджи, состроив самое милое выражение лица, на которое была способна.

– Нет. Но в следующий раз рассказывай мне обо всем. Мне хотелось бы знать, – я улыбнулась.

* * *

На следующий день Джорджи потащила меня на два занятия по пилатесу, через день Лиззи настаивала, чтобы я помогла ей с обустройством новой детской комнаты.

Я вернулась в мое существование до Пола, примеряя его, как старое платье с выпускного. Легко, но все же странно было снова жить прежней жизнью. Мои дни – водоворот из светских звонков, домашних обедов, вечеринок на заднем дворе и неторопливых прогулок вдоль реки.