Бессердечный

— Ты не плохой человек, — отвечает он, и я выдыхаю. — Но я понимаю, почему Ретт так отреагировал. Ты понравилась ему. Но предала его. Как Дамиана.

Шейн вздрагивает, качает головой, а затем делает глоток пива.

— После этого он уже не был таким, как прежде, — говорит он. — Не знаю, как человек может справиться с двумя такими потрясениями, следующими одно за другим.

— Вы общаетесь? — спрашиваю я, приподняв брови. — Как у него дела? Он счастлив? Встречается с кем-нибудь?

Шейн осматривает помещение, и я вижу, что он хочет мне что-то сказать, но не знает, как это сделать.

— Общаемся, — признается он, делая еще один глоток.

— И?

— Ты должна отпустить его, — осторожно произносит он, прежде чем положить руку мне на плечо и по-дружески сжать. — Прошло уже больше года. Разве тебе не кажется, что пришло время двигаться дальше?

— Как он?

— Это имеет значение? — Шейн хмурит брови. — Ты не можешь изменить произошедшее, и, думаю, будет несправедливо рассчитывать на то, что он захочет дать тебе второй шанс. Разве нет?

На глаза наворачиваются слезы, и я пытаюсь их сморгнуть. В своих бредовых иллюзиях я никогда не задумывалась о том, как было бы справедливо, ведь любовь по своей сути несправедлива. Она требует жертв. Любовь — это медаль, у которой две стороны: радость и боль. И ты никогда не знаешь, какой стороной она повернется в следующий раз.

У справедливости и любви нет ничего общего.

— Вероятно, я должен тебе сказать, — говорит Шейн, наклонившись ближе. — Один из парней пригласил его сегодня выпить, как в старые добрые времена.

Мои глаза округляются.

— Не знаю, появится ли он. Может, «Железные короли» устроили свое празднование, и он будет с ними. Я просто подумал, ты должна знать, что его пригласили, — говорит он.

Я оглядываюсь, как всегда высматривая его, но не вижу. Делая огромный глоток, я смотрю на Сета, который сидит в углу с ребятами. У него сейчас самый лучший момент в его жизни, и в ближайшее время он не захочет уходить отсюда.

Схватив телефон, я пишу Бостин. Сегодня суббота, почти ночь, и я уверена, что она сейчас где-то в городе пьяная в хлам. Вчера она пришла на мою автограф-сессию в качестве моей «ассистентки» и помогала успокоить некоторых слишком рьяных фанатов, которые так сильно фанатели, что едва могли сдерживать себя, будь они неладны.

Она не отвечает.

Шейн извиняется и снова подходит к стойке бара, и внезапно я оказываюсь в одиночестве. Сейчас это как нельзя лучше характеризует мою жизнь.

Исследуя указательным пальцем ободок стакана, я уношусь мыслями далеко-далеко. Шумный бар отходит на задний план, и я погружаюсь в свои мысли, пока какой-то мужчина не натыкается на меня, облив мою блузку пивом.

— Ох, черт, извините. — Он чертовски пьян, и я знаю, что это было случайно, но все равно злюсь. Он смеется и исчезает в толпе, а я встаю с места и направляюсь к женскому туалету. Мне повезет, если там будет сушилка. А если нет, мне конец.

Там меня ждет очередь из трех женщин, и, судя по виду, который открывается, каждый раз, когда дверь распахивается, там всего одна кабинка.

Кто ставит одну кабинку в женском туалете в баре, который находится в городе с не одним миллионом жителей?!

Я проверяю телефон — ответа от Бостин все еще нет — и скрещиваю руки на груди, ненавидя прикосновения влажной ткани, прилипающей к коже.

— Я охренеть как ненавижу, что ты его сестра.

Этот голос.

Я поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с ним.

— Ретт, — говорю я, впитывая его в себя. Он примерно в двух шагах от меня, и знакомые пряные нотки его одеколона Viktor & Rolf будоражат поток воспоминаний, которые так хороши, что я готова расплакаться.

Он протягивает мне серую футболку с логотипом бара. Должно быть, он видел, что произошло, и купил ее в баре. Обычный жест доброты, который дает мне больше надежды, чем я хотела бы признать.

— Я не в силах это изменить, Ретт, — наконец говорю я. — К тому же, не нам выбирать себе родственников.

Сотни раз я представляла себе, как натыкаюсь на него, и каждый сценарий немного отличался от предыдущего. Но ни один из них не смог подготовить меня к тому, что я почувствую сейчас — я готова упасть на колени, обнимать его ноги, молить о прощении и клясться сделать все возможное, чтобы завоевать его доверие. У меня не осталось гордости.

Очередь движется вперед, и две девушки заходят в туалет вместе.

Его присутствие заполняет то небольшое пространство, которое нас разделяет, а взгляд впивается в меня.

— Я скучала по тебе, — говорю я, губы немеют и дрожат, когда я улыбаюсь. Я хотела сказать ему об этом сто раз, даже если он уже это знает. — Так сильно скучала.

Ретт ничего не говорит в ответ.

— Значит, ты сейчас в Филадельфии? — Ох, я не умею вести светские беседы, но и он не очень-то помогает мне.

Девушки покидают уборную, а женщина передо мной заходит.

Он всматривается в мои глаза, и я понимаю, что отдала бы все, чтобы узнать, о чем он думает. Но я не могу прочитать его мысли. Его непроницаемое, безразличное выражение лица нервирует меня, и в помещении внезапно становится на двадцать градусов жарче.

Через несколько минут открывается дверь в туалет. Я следующая.

— Спасибо за это. — Я поднимаю футболку и вхожу, только не ожидаю, что он присоединится ко мне, заперев за собой дверь.

— Что ты делаешь? — Я нервно смеюсь, расстегивая пуговицы своей блузки. Он видел меня голой и раньше, но это было тогда. Переодевание перед ним сейчас, с этим неумолимым взглядом, направленным в мою сторону, сбивает мое дыхание и поднимает волну тревожных бабочек в животе. Расстегнув последнюю пуговку, я бросаю блузку в мусорную корзину и в рекордные сроки просовываю руки в рукава футболки, но Ретт хватает и оттаскивает ее, рассматривая меня.

Я никогда не чувствовала себя более уязвимой.

Он осматривает меня сверху вниз снова и снова, так, будто видит мое тело в первый раз. Дольше всего его глаза задерживаются на моей груди. Его дыхание тяжелое, грудь поднимается и опадает. Грудь и плечи Ретта массивны, больше, чем раньше, а вены на руках выпирают, когда он напрягается.

Хотелось бы, чтобы он сказал хоть что-то.

— Ты счастлив, Ретт? — задаю я вопрос, на который хотела узнать ответ уже долгое время.

— Я выгляжу счастливым? — Он смотрит на мои губы, и внезапно я понимаю, что не могу дышать.