Бессонный патруль (Сборник)

В субботу и покажу Задонской на отличившегося Ханзаду.

– Его стараниями...

А она, скорая на слово и улыбку, конечно, скажет Ханзаде что-нибудь вроде:

– Вас случайно зовут не Нат? А фамилия не Пинкертон? Позвольте пожать вашу мужественную руку.

– А дальше?

Есть же на моей памяти один случай: как-то поручил практиканту допросить молоденькую свидетельницу, а через год поздравил их с законным браком.

Коллеге, что сидит через стенку, я иногда напоминаю об этом. Мы смеемся. Бывает же!

– Ханзада, - говорю, - где дело номер...

Ханзада не отвечает. Видимо, все еще находится под впечатлением добытой им косвенной улики. Он смотрит куда-то сквозь меня, перебирая пальцами волосы.

– А, чепуха!
– Ханзада возвращается на землю.
– Купили туфли. Ну и что?

РАЗГОВОР В ПЕРЕУЛКЕ

Переулок, по которому я шел, делится на две части: каменную, многоэтажную, с цветной штука-уркои и балконами, и низкорослую, деревянную, обреченную на слом.

А между ними тут и там поднимаются кирпичные остовы будущих зданий. Над земляными грудами взлетают и разжимаются железные кулаки экскаваторов. Где-то натужно работает бульдозер.

"Еще год-два, - подумалось мне, - и все в переулке справят новоселье".

Вот и зеленые ворота с номером 50. А вот щель для корреспонденции в заборе.

"...Письмо с извещением - в газетку, газетку - в журнальчик..."

Но кто вынимал из ящика?

"Вы только ее бабушкой не назовите. Ох, и психанет!" - предупреждала Задонская. Подходя к дому, я вспомнил вчерашний звонок из педагогического. Приятный баритон принадлежал декану факультета иностранных языков. Декан говорил о том, что некоторые обстоятельства вынуждают его обратиться к нам: кто-то обидел их студентку. Да, Наталью Задонскую. Она - староста группы, отличница и вообще... Декан перечислил достоинства студентки и спросил:

– Интересно, что-нибудь предпринимается? Ах, возбудили уголовное дело. И как? Не установлен. Вы говорите.

к концу недели? А быстрее нельзя? Ну, надеемся, справедливость восторжествует... Да, едва не упустил, - спохватился он.
– Будьте добры, поинтересуйтесь хозяйкой. Напряженный момент. Сессия. И гнать из квартиры! Это же трепка нервов! Поговорите с ней построже. Обещаете? Заранее вам благодарен.

"Оперативность, быстрота, - думал я перед домом номер 50.
– Но как объяснить, что у экспертов тоже немало дел. И свои сроки. А про хозяйку декан не забыл".

За калиткой навстречу мне рванулась, гремя цепью, большая черная собака. Вздыбилась, забегала с лаем.

Цепь закреплена у самого почтового ящика. Последнее я отметил особо. Верно говорил Ханзада, постороннему дорога к почте заказана.

– Был недавно кто-то из ваших, - первое, что сказала хозяйка, высокая седая женщина в белом переднике, когда, войдя в кухню, я предъявил удостоверение личности.

Усмехнулась, продолжая мыть посуду.
– А вы зачем?
– она взглянула в упор насмешливо и твердо.

– Я пришел, - начал я, несколько обескураженный таким приемом, - чтобы уточнить ряд вопросов. В общем, допросить вас...

– А то, может, сразу, без обиняков?..
– огорошила меня хозяйка. Ничего, я постоять за себя сумею. Не Камила.
– Бренчала тарелками, полоскала их в тазике, опрокидывала на подставку.
– Живо научу черное от белого отличать...

На что намекала она, я не понял. Не тратя времени попусту, достал бланк протокола допроса, предупредил хозяйку об ответственности за дачу ложных показаний, дал расписаться.

Бабушкой я бы ее не назвал, хотя лицо и казалось состоящим из одних глубоких морщин. Но глаза под широкими бровями сохранили незамутненный карий цвет. Да и морщины в соседстве с крепким горбатым носом скорее обозначали крутой нрав, чем увядание.

– Покажите, если не затруднит, комнату девушек, - попросил я, когда с формальностями было покончено.

Комната просторная. Можно вселить при желании и чегырех. Я ощутил аромат духов. Так целый день пахло в моем кабинете после ухода Задонской.

Хозяйка и здесь нашла себе работу. Обмахнула тряпочкой клеенчатую скатерть, раздвинула шторы, открыла окно. Примерилась: к чему бы еще приложить руку? И все поглядывала на меня искоса, с недоверием.

– Оказывается, и у хозяек бывают любимчики, - улыбнулся я, кивнув на нарядное убранство одной из кроватей.

Другая постель накрыта простым одеялом.

– Выселю я этого любимчика!
– отрубила хозяйка. Перестала поправлять безделушки на туалетном столике.

Воинственно сложила на груди руки.

И опять что-то высматривала во мне заинтересованно и строго. Странно. Вел я себя как будто нормально.

– Как вы думаете, Гуревич способна на кражу?

– Час от часу не легче, - удивилась хозяйка и нахмурилась.
– Кто это у вас додумался? Камила в голоде, в холоде будет - чужого не возьмет. Девушка простая, все свое отдаст, будьте уверены!

– Что ж, предположим, не возьмет. Тогда кассир и почтальон?

Окно выходит во двор, к калитке. Собака и тут следила за мной. Пригнув морду к земле, ощерила зубы.

– Да вот, хотя бы случай вспомнить, - слышу из-за плеча голос хозяйки.
– Как-то Камила нашла пятерку. Вон в сенях. "Ираида Ивановна, не ваши?" Нет, говорю, мои в комоде, на месте. Оказывается, Задонская обронила. А вы - кражу... Ну, насмотрелись?
– Она, кажется, намерена пригласить меня на чашку чая.

– Скажите, кто имеет доступ к почтовому йщику?

Хозяйка подступила к окну. С ответом не торопилась.

– Я имею. А что?

– И только вы?

– Ну, Камила... А эта, - она повернулась к кровати Задонской, - боится красавица. Сама виновата, не подходи к собаке с палкой.
– Пренебрежительно махнула рукой.
– Худой человек. Наливное яблочко, да с червоточиной. Но наговорит с три короба, только слушай...

Я предпочел вернуть разговор к прежней теме. О Задонской успеется. И вот о чем узнал.

Тогда, уходя в сберкассу, хозяйка закрыла сени на висячий замок, а ключ положила, как всегда, в углубленье за дверью. На обратном пути встретила в переулке Камилу.

Во двор вошлп вместе. В почтовом ящике были журнал "Работница" и, кажется, газета. А перед уходом, она видела, ящик был пуст. Извещение о переводов Письмо? От дочери и сына письма приходили, но позже. А Камиле от бабушки. В ящике были только журнал и газета. Она хорошо помнит.