Бессонный патруль (Сборник)

– Хорошо.
– Михаил Михаилович внес замечание в протокол.

Подписали.

Во двор между тем набралось народу - соседи, знакомые... Любопытно ведь, ни с того, ни с сего-милиция!

Как? Что? Почему? Каждый, кажется, вполголоса норовит высказать свои соображения и догадки, а шум - хоть святых выноси.

– Хотел поговорить с тобой, да, видно, тут не получится. Пойдем в машину, - сказал Бычков, и Алим молча направился за ним к "Волге".

Игорь Алексеевич поднял стекла - так тише.

– Что же ты права до сих пор не получил? Месяца три, как купил, так ведь?

– Да, купили в апреле. Одни раз сдавал - не получилось. Собираюсь снова...

– Водишь хорошо?

– Научился.

– Небось и по тракту гоняешь?

– Нет, там не езжу. В селе только... Когда учился, а потом поставил и все.

– Не ездишь, значит Не ездишь...
– Бычков задумчиво посмотрел на юношу.
– А что с носом у тебя? Где поцарапал?

Алим машинально притронулся к переносице, словно желая убедиться, что старая, уже затянувшаяся ссадина до сих пор не исчезла, с лица.

– Да, это так... Выпил в Алма-Ате на автовокзале, упал с лестницы. Пропахал носом...
– Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.

– Напиши объяснение, как это было. Вот тебе бумага, ручка - пиши.

– А как писать?
– тихо спросил Алим.

– Так и пиши... По существу заданного мне вопроса о происхождении ссадины на лице могу пояснить следующее...

И далее о том, что случилось на вокзале, и когда. Ничего мудренного.

В машину сел Матасов, сказал, что здесь все закончено- копия протокола выемки вручена хозяину дома, и изъятый мотоцикл передан на хранение участковому уполномоченному Бурлубаеву.

– А тут без тебя разговорились, - сказал Бычков.
– Видишь, у Алима ссадина на переносице? Оказывается, на автовокзале упал на лестнице. Пишет объяснение.

– Повезло ему, - заметил Михаил Михайлович.
– На этих ступенях шею сломать можно, а он царапиной отделался, словно на сучок напоролся.

Алим молча протянул объяснение Бычкову. Задумался, вспоминая что-то.

– Нет, товарищ лейтенант, не так было... Вспомнил я.

Это я курину задавил на улице. Здесь, в селе... Не удержался, упал... Вот тогда-то и покарябал лицо.

– Запамятовал, стало быть. Бывает. Вот тебе еще лист бумаги, пиши второе объяснение. Про курицу...

Алим написал.

– Точно, помнишь, что курицу? Соседи видели?

– Видели, наверное, - неопределенно ответил Алнм.
– Курица белая была.

– Пойду проверю. Народу много, может, кто и видел.

Через несколько минут Игорь Алексеевич вернулся.

– А знаешь, Михаил Михаилович. Алим-то верно сказал. Задавил он... Действительно задавил... Только не курицу... Петуха

Ожившее на мгновенье лицо парня снова померкло.

– Так кого же ты все-тaки задавил - курицу или петуха?

Наступило молчание.

– Петуха.

– Ну вот! Так ты у меня всю бумагу изведешь.
– И третье письменное объяснение легло в планшетку старшего лейтенанта. Матасов сказал, что все - пока хватит, можно ехать и ему, Алиму, - тоже придется съездить вместе с ними в Талгар, в райотдел милиции. "Включай двигатель, я только сбегаю предупредить отца".

Задержание хотя и является исключительной мерой процессуального принуждения, но и Матасов и Бычков в данном случае считали, что имеется достаточно оснований предполагать виновность Алима в совершении преступления, за которое по уголовному закону может быть назначено лишение свободы. А раз так-статья 109 Уголопно-процессуального кодекса Казахской ССР дает право на краткосрочное задержание подозреваемого.

... Солнце стояло еще довольно высоко, по уже чувствовалось приближение вечера, и за машиной по нагретому за день асфальту неслась косая короткая тень. Игорь Алексеевич только сейчас вспомнил, что они с Матасовым сегодня так и не пообедали, но эта мимолетная мысль сразу же выпала из сознания и уступила место сложной комбинация фактов, кажущаяся взаимосвязь которых могла значить нечто большее, чем случайное стечение обстоятсльств. Помятые, надломленные ветви кустарника и царапины на переднем крыле мотоцикла... Следы крови на листьях и ссадина на лице Алима. Его путанные объяснения. А отпечаток протекторов шин на месте происшествия? На этот вопрос ответят эксперты... Что еще? Мотоцикл был спрятан в сарае...

Спрятан? Так почему же его владелец сразу показал тайник? И какой смысл вообще прятать мотоцикл? Нет, он его не прятал! Скорее другое... Убрал подальше с глаз, чтобы не думать, не терзаться, напрочь позабыть все, что случилось. Если так, можно, пожалуй, понять и странное поведение Зины... Пока версия кажется надежной.

Михаил Михайлович молча сидел рядом с Бычковым, а на заднем сиденье, понурив голову, о чем-то своем думал Алим.

* * *

В Талгар приехали около семи, начальника уголовного розыска райотдела майора Кенжетаева на месте не оказалось, и Алим провел ночь в КПЗ. Утром его вызвали на допрос. В кабинете он увидел уже знакомого старшего лейтенанта. Вполоборота к нему, подперев подбородок, сидел майор и, казалось, внимательно слушал. На столе перед ним лежала пачка чистой бумаги, а рядом-веером-Алим уловил это сразу - письменные объяснения, которые дал он вчера в милицейской машине.

– Садись, - Бычков кивнул на свободный стул.
– Спалось-то как? Неважно? Ясно, не санаторий...

В распахнутое настежь окно ветерок занес легкий запах бензина. Шторы лениво колыхнулись.

– Вы вызваны на допрос, - сказал майор Кечжетаев.

Прежде чем начать выяснения обстоятельств, послуживших основанием для вашего задержания, я хочу объявить вам, что вы подозреваетесь в совершении автодорожного происшествия, повлекшего за собой смерть человека.

Затем майор назвал дату, время и место происшествия и спросил, может ли Алим сообщить что-либо по существу преступления, в котором он подозревается.

– Я ничего не знаю. нe был я там и ничего сказать не могу. Я уже говорил, что дальше села не ездил.

– Ты мне со вчерашнего дня твердишь, что дальше села не ездил. А ведь неправда это! Неправда! Забыл Бочаровых? Сколько раз ты к Зине приезжал на своем мотоцикле? Вспомни!
– Игорь Алексеевич едва сдерживал раздражение. Тебе что, очная ставка с Ольгой Федоровной нужна?!

Губы юноши дрогнули, плечи бессильно обмякли, словно слова Бычкова враз надломили тот внутренний стержень, благодаря которому он держался все эти дни, и мог разговаривать, работать и даже войти в этот кабинет с какой-то смутной надеждой.

– Успокоитесь, Алим!
– сказал майор.
– Мы вас не принуждаем давать показания. Учтите только, что чистосердечное раскаяние является смягчающим вину обстоятельством, которое суд обязательно принимает во внимание. Подумайте об этом. Время у вас пока есть.

В кабинете стало тихо. Бычков отвернулся к окну, майор подвинул к себе стопку бумаги и аккуратно выровнял ее - листок к листку. Слова, показалось, прозвучали неожиданно и неестественно спокойно, и именно поэтому Кенжетаев почувствовал, что парень все-таки поборол себя, принял решение, и теперь его уже ничто не волнует, так как самое страшное-неунимавшаяся боль, глухая сосущая тоска, страх и неимоверное напряжение, связанное со всем этим, - остались позади.