Бесстрашная жертва

знала, это то, что я не могла отослать его, как хотел Бульдог. Только не

сегодня.

А может, и никогда.

У меня не хватило духу сказать Джулиане, что ее повязка не помешает

мне вернуться по своим же следам и найти потайной ход, если я захочу.

– Мы уже приехали? – Спросил я.

Она игриво толкнула меня:

– Вы хуже ребенка. Уже сто раз спрашивали меня об этом.

– Поэтому-то вы и любите меня, – поддразнил я в ответ.

Она ничего не ответила. Я усмехнулся, и ее молчание дало мне

надежду. По крайней мере, она не сказала, нет. И она не вернула мне мое

кольцо. Она все еще носила его на большом пальце, куда я его надел, хотя

Бульдог удивленно поднял бровь, увидев его.

Мы дремали и разговаривали весь день и вечер, сидя у грязной стены, держась за руки. Когда наступила ночь, Джулиана завязала мне глаза, и мы

тихо выскользнули из подземной лачуги. Видимо, в течение дня Бульдог

передумал и разрешил мне остаться. Надолго ли? Все равно. Я проведу с

Джулианой столько времени, сколько смогу.

– Теперь моя очередь показать вам, что такое настоящая вечеринка, –

сказала она стоя за моей спиной и положив руку мне на спину, ведя меня

сквозь густой кустарник.

Когда мы дошли, она развязала мне повязку на глазах. Передо мной на

широкой поляне, с горевшим костром посередине, собрались по меньшей

мере пятьдесят женщин и детей. Некоторые были заняты приготовлением

пищи в больших котлах, другие, стоя на коленях у ближайшего ручья, стирали свои жалкие лохмотья при слабом свете костра. Дети бегали вокруг, многие из них были босиком, хотя стояла поздняя холодная осенняя ночь.

Над открытым очагом несколько человек жарили кабана, поворачивая вертел

и смеясь. Капающий сок и доносящийся запах указывали на то, что еда была

почти готова.

Я заморгал от удивления, увидев, сколько собралось крестьян, Джулиана шагнула ко мне, с улыбкой оглядывая собравшихся.

– А сколько здесь всего живет людей? – Спросил я, остановив взгляд на

маленьком мальчике без ноги на грубом костыле.

– Около восьмидесяти. – Оглядывая собравшихся, ее улыбка исчезла. –

С каждой неделей нас становиться все больше. А кормить и одевать всех

становится все труднее.

С другой стороны поляны вышел отряд людей во главе с Бульдогом.

Они были вооружены и несли несколько мешков.

– Мне кажется, становится все труднее скрываться и от вашего дяди.

Она кивнула:

– Вот почему мы выходим только после наступления темноты. После

того, как убедимся, что все вернулись в пещеры до рассвета.

У нее не было возможности сказать больше. Дети заметили ее и

подбежали. Поначалу они отпрянули от меня, прижимая к себе Джулиану и

принимая ее добрые слова и нежные объятия.

– Я позволю вам оказать эту честь, – сказала она, бросая мне один

мешок. – Раз уж вы сегодня обеспечиваете моих друзей.

Я развязал шнурок и увидел инжир, яблоки, дюжину булочек и

большой кусок сыра.

– Я вижу, что вы убегали из замка через кухню.

– Поблагодарите лорда Коллина за его щедрость, – сказала она детям, все время, улыбаясь мне.

Я улыбнулся в ответ, но, когда начал раздавать детям еду, у меня все

сжалось внутри. Их лица были слишком худыми, а пальцы слишком

нетерпеливыми, когда они сжимали свои сокровища. И пока они ели эти

скудные дары, в их широко раскрытых глазах читался страх передо мной, как

будто они боялись, что я заберу еду прежде, чем они успеют съесть. И на

протяжении всего последовавшего пира боль, грызущая меня изнутри, только

нарастала. Мне хотелось отказаться от своего куска жирной свинины, который кто-то передал мне, и попросить разделить мою порцию между

детьми. Но покачав головой, Джулиана предостерегла меня от этого. Они

терпели меня из-за нее, хотя их настороженные взгляды говорили, что они

предпочли бы, чтобы я ушел. Отказ от их угощения был бы как пощечина.

Жаль, что мне не пришло в голову захватить из замка пару мешков с едой. Я

мог бы взять с собой несколько свертков провизии, которые мы с Джулианой

собрали для бедных крестьян на моей земле. Конечно, этого было бы

недостаточно. Но это было бы больше, чем сейчас.

Заметив, что Джулиана отдала свою порцию, я сунул ей в руки

недоеденную свинину.

– Съешьте мою, – настаивал я.

Она взглянула на нежное розовое мясо и прикусила нижнюю губу. Мне

было все равно, если я кого-то обидел, отдавая свою еду. Гораздо

невыносимее было думать, что она останется голодной.

– На балу я съел столько, что хватит на неделю, – пошутил я, хотя мой

желудок сводило от голода.

– Вы уверены? – Спросила она, глядя на меня круглыми доверчивыми

глазами.

Я успел откусить пару кусочков и готов был проглотить их так же

жадно, как другие мужчины. Но я подтолкнул мясо к ней.

– Абсолютно. Ешьте.

Больше не колеблясь ни секунды, она вгрызлась в мясо. Поверх ее

склоненной головы мой взгляд встретился с взглядом Бульдога, который

грыз кость, но остановился и одобрительно кивнул на принесенную мной

жертву. Моя грудь наполнилась странным удовлетворением. Раньше мне

никогда не приходилось идти на жертвы. Конечно, я кое-что подготовил для

моих самых бедных крестьян и поручил Уильяму доставить все без меня. Но

это никак не сказалось на мне. Мое огромное состояние мешало мне

расценивать это как жертву. Однако сегодня вечером я отдал то, что, как ни

громко это будет сказано, стоило мне дорого. Я останусь голодным. По

причине, которую я не мог объяснить, я чувствовал себя более

удовлетворенным чем, если бы отдал еще одно бриллиантовое ожерелье.

После того как все разделались с кабаном до последнего кусочка, крестьянин, которому лорд Уэссекс выколол глаза, заиграл веселую мелодию