Бесстрашный

— А Рейна и Лика? У них этот опыт есть?

— Чего не знаю, того не знаю, — развёл руками Аршаф. — Опыт, он, может, и у меня есть, да только я ни черта не помню. Такие вот пироги да пышки, старшой. Извини…

Он явно что-то недоговаривал, но насильно выуживать из него информацию мне не хотелось. Доверие — штука тонкая. Потерять его легче лёгкого, восстановить — труднее, чем Эверест покорить или в космос слетать, проверено на собственном опыте…

— Как думаешь, у этой драконицы, что я выпустил, второе сердце осталось? Ну, в смысле, здесь, в наше время?

— Осталось наверняка, — кивнул «вор». — И я даже знаю, где. Мы об этом уже говорили.

— Говорили? Когда?!

— Когда решали, что делать, когда уничтожим Империю.

— Не помню, — нахмурил я лоб. — Разве там было что-нибудь про Байаль?

— Там было про то, что находится в Арладаре, под дворцом императора, — пояснил собеседник. — Мощнейший источник энергии, который Ашкар никому не показывает. Мы думали провести на нём ритуал возвращения драконовой магии. Правила, как это делать, известны. Шестеро ипостасей должны собраться возле него и разрушить защитную оболочку. Что этот источник — Байаль, причём, той драконицы, что сидела в камнях Баат, я понял только сейчас. Скорее всего, император контролировал через этот источник всю магию… всю традиционную магию на землях Империи.

— А сейчас? — перебил я Аршафа. — Сейчас он её контролирует?

— Сейчас у него проблемы, — фыркнул приятель. — Но обольщаться не стоит. Байаль — это огромная сила. А арладарский дворец, насколько я знаю, пропитан магией снизу-доверху, и вся она подчиняется одному человеку — Ашкару. Так что в столицу мы, может быть, и войдём, но с дворцом повозиться придётся. И это ещё не факт, что твоя иммунность поможет. Драконово сердце, пусть даже окаменевшее, способно на многое, я это точно знаю.

— Ну вот, — усмехнулся я, — а говорил, что дуб дубом в вопросе.

— Так это ж известные вещи. Раньше о них каждый пацан знал, — не слишком уверенно пояснил собеседник.

Соврал, сто пудов. Такое я с полпинка понимаю. Учили.

Ну, да и ладно. Видимо, как и в случае с Рей, он просто не может рассказывать всё, что знает, иначе умрёт. Но это сейчас не главное. О главном я, кажется, и без него догадался.

Имперские камни Баат — осколки не первого сердца давно погибшей драконицы, а второго. Того «основания», что когда-то давало ей жизненную энергию. А вот Байаль, что покоится под арладарским дворцом — это её «средоточие», отвечающее за магию.

С нашим же камнем Баат всё в точности наоборот. Он — часть «средоточия». Только другого дракона, но тоже давно погибшего. А «слёзы» и «зубы», что добывались в Урочище — осколки того же самого. Не просто же так они восстанавливают маг-энергию у любого, кто может ей обладать. И камни Баат в пяти городах Империи они восстанавливали точно так же — дарили магию скованной там драконьей душе и поддерживали этим видимость жизни.

Зачем это надо было здешнему императору? А пёс его знает. Возможно, что камни Баат достались ему «в нагрузку» вместе со «средоточием» погибшей драконицы. Возможно, он просто не мог выгнать драконью душу из этих камней и потому использовал их в качестве символов собственной силы и власти. Возможно, наоборот, он сам тянул из этих камней силу жизни драконов, поэтому и поддерживал артефакты из храмов, скармливая им чужие «зубы» и «слёзы». Недаром ведь про хозяина здешней Империи все говорят, что он, мол, владеет магией жизни и смерти…

Сегодня длящееся несколько сотен лет равновесие было разрушено. Лично мной.

Хорошо это или плохо, мы, я надеюсь, узнаем, когда доберёмся до Арладара и спросим об этом прячущегося там императора…

В лагерь около Прошт мы прибыли следующим утром. Всю ночь провели в дороге. Местные лошади отличались завидной выносливостью, не спать могли целые сутки, так что какая-то часть бойцов попросту дрыхла в седле, давая своим скакунам возможность самим выбирать, куда и за кем идти. Ещё лучше чувствовали себя те, что ехали в «вагенбурге». Там бодрствовали только возницы, да и те менялись практически каждый час.

Пользуясь положением «большого начальника», я мог бы без всяких затей затребовать для себя место в одной из повозок, но сон нифига не шёл, и от идеи поспать в относительно комфортных условиях пришлось отказаться. До самого лагеря, чтобы убить время, я раз за разом мусолил в мыслях беседу с Аршафом, да прислушивался к собственным ощущениям: а вдруг я тоже чего-то почувствую? Что-то такое, что происходит в разлитом по всей Империи магическом поле и что повлияет и на меня.

Единственное, что удалось почувствовать к концу путешествия — это усталость. Физическую и моральную. Так что когда мы добрались до лагеря и я вошёл в свой шатёр, то понял: желание надавить на массу минут эдак на шестьсот, слава богу, пришло. А поскольку Рейны поблизости не обнаружилось, я завалился спать с совершенно спокойной совестью…

Объятья Морфея приняли меня как родного. Я будто плыл по волнам беспробудного сна, ничего не видя, не слыша, не ощущая… до той поры, пока вдруг не выплыл в знакомую белёсую муть, ту самую, в которую провалился с вершины Пустой горы и где общался с «погонщиком».

Тогда он предстал предо мной в виде бесплотного духа, голоса, идущего отовсюду, звучащего в моей голове, словно бы я говорил сам с собой.

Сегодня могущественная сущность предпочла показаться мне в виде серого клочковатого облака, висящего над уходящим в земную твердь чёрным колодцем.

«Хочешь спросить, сон это или явь?» — предвосхитил он уже вертящийся на языке резонный вопрос.

«Хочу», — не стал я отнекиваться.

«Вопрос философский, дуалистический, — усмехнулся погонщик. — Явь, если ты в это веришь. И сон, если нет. Понятно?»

«Хитро, но понятно. Принцип неопределённости в чистом виде. Хочешь — верь, хочешь — нет, но пока сапогом по морде не треснешь, нихрена не определишь… Зачем, кстати, притащил сюда? Не можешь исполнить обещанное? Новые вводные появились?»

Сказанное мной «погонщику», сто пудов, не понравилось. Серое Облако на мгновение потемнело, раздулось, как будто решило закрыть колодец, над которым висело, но уже через миг, опомнившись, вернулось к обычному состоянию и размеру.

«Я никого сюда не притаскивал. Ты сам пришёл».

«Я?»

«Ты. Поскольку мир изменился, и ты это ощутил. Ощутил, но не понял».

«Чего я не понял?»

«Не понял, чем это может помешать твоей мести. Поэтому забеспокоился».

«А это и впрямь может помешать?»

«Может. Поэтому я и позволил тебе опять появиться здесь, под горой. Я обязался исполнить твоё желание, а свои обещания я всегда выполняю».

Я мысленно хмыкнул, но спорить не стал. Фиг знает, какие ограничения накладывает мироздание на существа, обладающие такими силами, какие не снились ни людям, ни магам, ни, может быть, даже драконам. Последних я, правда, вживую и в натуральном виде ни разу не видел, но — чем чёрт не шутит…

«Драконицу, что ты выпустил из шаонарского камня, звали Ти’ану, — сообщил погонщик. — Она умерла много веков назад. Её предал тот, кому она доверяла».