Бей или беги

— Почему ты меня не убил, пока я спала? — опомнилась Томасин, возвращая фляжку хозяину, — Зачем помогаешь?

— От живой тебя будет куда больше пользы, чем от мертвой, — заявил незнакомец.

Томасин напряглась — ей ужасно не понравился его тон, как и подобное заявление, прозвучавшее от того, кто был лучше вооружен и явно превосходил ее в силе и массе. Она выплюнула остатки мяса прямо на пол, бросила пакет мужчине и попятилась к безопасному, неподвижному мертвецу. Ее пальцы сами собой нащупали рукоятку ножа под одеждой.

— Что тебе нужно!? — зашипела Томасин, — Ты хочешь, чтобы я расплатилась с тобой за еду?!

— Чего?

— Я убью тебя! — вспыхнула девушка, — Я не позволю…

— Да перестань, — фыркнул ее собеседник, — о чем ты вообще? На кой черт ты мне сдалась? Ты омерзительно выглядишь и, кстати говоря, пахнешь не лучше мертвяка. Мне просто нужна твоя помощь, чтобы выбраться отсюда.

— А… — растерянно обронила Томасин, почувствовав себя отчего-то уязвленной. Она прекрасно знала о всяких вещах, что происходят между людьми, пусть и предпочитала не вдаваться в подробности. Однако осознание, что она вызывает отвращение даже у потенциального насильника, внезапно оказалось крайне неприятным. Отвращение. Маленький лесной зверек был гордым. Она сама выбрала свое отшельничество. Захотела бы… Нет.

Томасин прикусила губу. Она запуталась в собственной логике. Прежде ясные, понятные мысли, выстроенные на чистых инстинктах, обернулись лабиринтом позабытых человеческих слабостей и хитрых мотиваций. Она понимала насилие, понимала торги, как и обмен одних благ на другие. Поведение ее товарища по несчастью не вписывалось в доступную Томасин систему координат. Очень, очень странный тип.

— Эй? Что не так? — заинтересовался он, — Извини, если прозвучало грубо, но…

Извини — повторила Томасин про себя непривычное, чужое слово. Еще лучше!

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил мужчина, — Как тебя зовут? Ты одна живешь в лесу? Или с кем-то?

— Вовсе не одна! Я живу в лагере, — выпалила Томасин и испуганно зажала себе рот руками. Ей нельзя было этого говорить — слова вырвались против ее воли. Непонятный порыв, завладевший девушкой, спутал ей все карты. Обычно она не разбрасывалась такими сведениями перед незнакомцами, но ей отчего-то захотелось доказать ему, что она не какая-то дикарка, болтающаяся тут без дела, а… что? Часть чего-то большего? Лагеря, семьи? Как же это жалко! Отец был бы в ужасе от ее поведения.

— Ладно, черт с тобой, — сдался ее собеседник, — как насчет того, чтобы подняться на поверхность?

Девушка кивнула почти с благодарностью — переведя тему, он ее выручил. Она не готова была продолжать разговор, пока не совладает со своими противоречивыми эмоциями. Она уже придумала план отступления: выбраться, убежать в противоположную от лагеря сторону, еще немного поохотиться, а заодно навести порядок в голове. Но перед этим прикончить этого ублюдка. Он, быть может, и не так уж плох, но, кем бы ни был этот человек, ему нельзя знать про лагерь.

— Что надо делать? — спросила она, чтобы отвлечься.

— Я тебя подсажу, а ты должна будешь привязать веревку к дереву и скинуть сюда, — с готовностью ответил мужчина.

— А если я сбегу?

— Тебе лучше этого не делать.

— Почему это? — нахмурилась Томасин.

Она снова проверила покойника, проверяя, не упустила ли чего-то при прошлом осмотре. В тусклом утреннем свете он выглядел еще безобразнее — раскуроченное вирусом тело, кожа с лица почти полностью слезла, свисая неопрятными лоскутами, пасть с кривыми зубами была надорвана по краям в зловещей улыбке. Даже мертвец потешался над уставшей, измученной девчонкой.

Она не понимала, зачем озвучила свое намерение смыться, бросив товарища на произвол судьбы, тем самым совершив очередную фатальную ошибку. Еще бы в открытую сообщила ему о своем намерении прикончить его напоследок, завладев вожделенным рюкзаком.

Потому Томасин и не любила разговаривать — недостаток социальных навыков оборачивал любое ее взаимодействие с другими людьми в пытку. Она чувствовала себя глупо и неловко.

— Неважно, — отмахнулся мужчина, помедлив с ответом, — так что?

— Хорошо, я спущу веревку, — зачем-то пообещала Томасин.

Мужчина поднялся на ноги и собрал вещи в рюкзак. Они приступили к делу. По возможности избегая лишних прикосновений, девушка вскарабкалась на сцепленные руки своего товарища и потянулась к далекому квадрату неба. Ей пришлось основательно потрудиться, карабкаясь вверх, и, выбравшись наружу, она долго переводила дыхание, чувствуя тянущую боль в изможденном теле. Подъем дался ей тяжело.

Утренний воздух холодил бисеринки пота на коже. Томасин поежилась и прислушалась — лес молчал. Поляну вокруг ямы испещряли бесчисленные следы ног — мертвецы здесь основательно потоптались, будто пытались изображать неуклюжие танцевальные движения. Девушка заключила, что им с соседом по яме сказочно повезло, что больше ни один из монстров не сверзился вниз.

Томасин размотала веревку и обмотала ее вокруг дерева. Ее плохо слушались замерзшие пальцы, потому ей не сразу удалось завязать один из узлов, которым ее научил отец. Над ямой она поколебалась, раздумывая, стоит ли осуществить обещание или все же уйти. В рухнувшем мире обещания утратили прежнюю силу, куда важнее было спасение собственной шкуры.

Но… у этого типа был рюкзак, полный, скорее всего, различных сокровищ, вроде вяленого мяса, зажигалки и одеяла.

Томасин сбросила конец веревки в яму. Она слышала, как мужчина выбирается на поверхность, но предпочитала не смотреть в его сторону, прикидываясь, что оценивает окружающую обстановку. Лес еще спал, хотя где-то вдалеке уже раздавались первые птичьи трели.

— Видишь, — проговорил незнакомец, отряхиваясь от земли после подъема, — можешь быть хорошей девочкой.

Она медленно подняла на него глаза и просканировала оценивающим взглядом. Недавний узник оказался еще молод, хотя и значительно старше Томасин. Она мало интересовалась внешними данными окружающих людей, но выцепила детали, заставившие ее насторожиться. Длинные темные волосы и лицо — слишком чистые, одежда без дыр и заплаток. Все обитатели лагеТомасин, одиночки или бродяги, с кем девушке доводилось сталкиваться прежде, выглядели совершенно иначе из-за скверных условий проживания. Она легко догадалась, кто мог позволить себе горячую воду и прочие радости прежнего мира, достойную пищу, амуницию и… оружие.

Томасин заметила кобуру с пистолетом, выглядывающую из-под края его кожаной куртки.

К черту рюкзак — решила она, потянувшись к оружию, но опоздала. Незнакомец оказался проворнее, и теперь дуло пистолета было направлено прямо на Томасин.

— Побудешь еще немного хорошей девочкой? — проговорил мужчина совсем другим тоном, холодным и властным, — Покажешь дорогу к вашему лагерю?

Бей или беги. Убивай или убьют тебя — скомандовал отец. Все мысли разом вылетели у Томасин из головы. Остались только инстинкты, придавшие ей сил для рывка. Она попыталась завладеть пистолетом, но тщетно, и все же смогла отвести дуло от себя, чтобы пуля прошла по касательной, лишь слегка оцарапав бок. От оглушительного звука выстрела заложило уши. На мгновение девушка оказалась в прострации. Она не сразу вспомнила про свой нож и замахнулась.