Бездна

– Меня ввело в заблуждение название фотографии «Счастье жить в этом мире», в котором я не уловил иронии.

– А все я со своими чертовыми галстуками! – объявил Тарик, чтобы завершить эту тему.

И гости заговорили о другом.

Возвращение домой было ужасным. Я был вне себя. Разъярен и пришиблен.

– Зачем ты устроила это аутодафе? – спросил я ее, когда мы сели в такси. – Захотела выставить меня дураком, тупицей, который ничего не понимает?

– Ах, ну да, мы же так гордимся званием критика!..

Ее тон был вызывающе презрительным. Она даже не удостоила меня взглядом.

– Я вовсе не считаю себя критиком, черт подери! Подумаешь, один раз написал статейку. Я просто выразил свое впечатление от твоей работы.

– Ну так это ложное впечатление, – бросила она, по-прежнему не глядя на меня.

Я чувствовал, как бешено пульсирует кровь в висках. Меня душила ярость, но что я мог поделать? Выскочить из машины? Смешно. Промолчать? Это было бы самое разумное. Но я уже не мог сдерживаться.

– Да за кого ты себя принимаешь, Пас? Что ты о себе возомнила?

Она упорно глядела в правое окошко на мелькавший за стеклом Париж. Лучи фар встречных автомобилей мягко скользили по ее замкнутому лицу, на миг выхватывая его из темноты.

– Ну как же: звезда фотографии – и какой-то жалкий критик… Можно подумать, тебе ничего не перепало от моего «ложного впечатления»!

Знаю, это было подло. Но слово уже вылетело. Пас обернулась, ее губы скривились в презрительной усмешке:

– Это ты о деньгах? Очень благородно с твоей стороны…

Но меня уже понесло, я шел напролом:

– Ага, теперь мы считаем деньги презренным металлом?! А ведь ты называла их залогом независимости. Интересно, сколько же этого «металла» ты отваливаешь на аренду своей новой студии?

Меня жгла обида, и я опускался все ниже и ниже, пока машина отважно взбиралась на крутой холм Монмартра. Mons martyrum, гора Мучеников. Меня дико раздражала эта ее новая студия, куда я пока еще не был приглашен. Пас вышла из такси первой. По иронии судьбы у меня не оказалось при себе наличных, а у таксиста не было аппарата для приема карты. Пришлось мне разыскивать банк.

Когда я вошел в дом, окно гостиной, выходившее в маки, было открыто. Пас курила, слушая песню Далиды [93] . Она сидела ко мне спиной и, услышав мои шаги, обернулась. По ее щеке сползала слеза.

Она была так хороша со своим круглым носиком, с пухлыми дрожащими губами, что я больше не стал доказывать свою правоту. Уподобившись полицейскому, который сдается террористу.

– Прости! – вот и все, что я сказал.

* * *

Тарик из кожи вон лез, убеждая Пас приехать, и добился своего. Неделю спустя мы выходили из самолета в аэропорту Марко Поло. Думаю, она хотела загладить свою вину перед Тариком, который обещал ей никогда больше не заводить речь о «самозванцах». В искусстве это слово подобно взрывчатке.

93

Далида (настоящее имя Иоланда Кристина Джильотти, 1933–1987) – звезда французской эстрады, певица и актриса итальянского происхождения. – Прим. перев.

Я дождусь, когда тебе исполнится пять или шесть лет, чтобы ты узнал все это: мы спускаемся по трапу самолета и садимся в один из мощных катеров, которые мчат своих пассажиров, словно ковер-самолет; там можно стоять на корме, где ветер лагуны будет трепать твои волосы. Потом ты увидишь вереницу колоколен и дворцов, которые выступят из воды, словно кувшинки, и попадешь в иное измерение. Город на воде – такое, в принципе, не должно было существовать. Разве только в сказках, которые я тебе рассказываю на сон грядущий, мой маленький козлик. Ибо в таком случае почему бы не существовать и городу в облаках, как в истории про Джейка и магический боб?

Итак, мы прибыли в Венецию к началу биеннале, когда возбуждение участников и зрителей уже достигло апогея. Выставка современного искусства проходила на стрелке Таможни [94] .

Это одно из самых красивых мест в Венеции. Место, где город рассекает воды Большого канала, словно форштевень корабля. Больше чем стрелка – ворота Светлейшей республики, la Serenissime, как называли прежде Венецию. Пять тысяч квадратных метров на треугольнике суши, стратегическом форштевне Дорсодуро.

94

Таможня (здание XVII в.) стоит в месте впадения Большого канала в лагуну, на небольшом мысе, который вонзается в лагуну, как острие стрелы. Выделяется небольшой башней с позолоченным шаром наверху, изображающим Землю и увенчанным статуей Фортуны. – Прим. перев.

Именно здесь на протяжении веков корабли, прибывшие с Востока или из стран Европы, выгружали свои драгоценные товары: сирийские шелка и шерсть, александрийские кораллы, персидский перец, карри и шафран – такой красный, что он походил на высушенную и растертую в порошок кровь, предназначенную для вампиров, уходящих в долгое плавание. И именно здесь, на Таможне, эти знаменитые товары оценивались, после чего их перегружали на барки и везли к Большому каналу, в сердце города, где им предстояло услаждать зрение, обоняние и желудки венецианцев, доставляя им все более пикантные удовольствия и впечатления.

Но главное, со стрелки Таможни открывается лучший вид на Венецию; отсюда она выглядит роскошной куртизанкой, распахнувшей полы своего плаща, дабы обнажиться на триста с лишним градусов. Слева – площадь Сан-Марко и Дворец Дожей. Справа – Джудекка и остров Сан-Джорджо.

Мы едва успели переодеться. Нас поселили как раз напротив Таможни, на том островке Джудекки, который словно нехотя уступает первенство своим соседям. Наш номер в отеле, бывшем монастыре, выходил в сад с целым морем роз. Из окна был виден округлый венецианский skyline [95] , в сумерках мерцавший золотистыми отсветами. Облачаясь в черный костюм, я размышлял над ответом Казановы госпоже де Помпадур, которая спросила: «Венеция? Вы и вправду живете там, на воде?» – «Мадам, Венеция не на воде, она в небесах». И верно, этот город, построенный на болотах лагуны, в конечном счете парит в поднебесье…

95

Здесь: окоем, линия горизонта (англ.).

Гости прибывали в гондолах из черного дерева, которые словно требовали тишины, когда замедляли ход, чтобы причалить к набережной: тшшшшшшшшшш…

Здесь уже собралась целая толпа. Безупречно одетые бизнесмены и отставные министры нетерпеливо топтались на старинных плитах, которые русские и кенийские красавицы царапали своими острыми каблучками. Пас не уступала ни одной из них, она была великолепна в своем платье от Missoni, которое выгодно оттеняло ее обнаженные золотистые плечи. Внутри, вдоль стен длинных нефов из розового кирпича, были развешаны картины Польке [96] и стоял фантастический куб из беличьих и лисьих чучел – творение Адела Абдессемеда [97] , сплав живой и мертвой природы – натюрморт в буквальном смысле слова. «Образ должен оглушать, но без ненависти, как мясник оглушает быка», – объяснял автор инсталляции норвежской королеве Соне. Мы пересекли темное помещение, где под стеклянными колпаками дремали фосфоресцирующие макеты городов будущего. Я чувствовал себя ребенком в этом вихре творческой фантазии, вдохновения, свободы, дерзко бросавшей вызов маразму окружающего мира.

96

Зигмар Польке (1941–2010) – один из крупнейших мастеров немецкого постмодернизма. – Прим. перев.

97

Адел Абдессемед (р. 1971) – французский художник алжирского происхождения, концептуалист, работы которого построены на смешении и трансформации культурных клише, стилей разных исторических периодов и художественных направлений. – Прим. перев.

На втором этаже девять распростертых мраморных фигур Каттелана [98] производили эффект разорвавшейся бомбы. Это было и великолепно, и страшно.

Моя рука подрагивала в руке твоей матери… а она даже глазом не моргнула. Это отсутствие реакции добавляло к моему страху еще и недоумение. И все то же равнодушие на втором этаже, когда мы буквально уткнулись в «Fucking Hell» – кошмарное творение братьев Чэпменов [99] .

98

Маурицио Каттелан (р. 1960) – итальянский художник-самоучка, не имеет художественного образования, живет в Нью-Йорке, работает в основном в жанре инсталляции. – Прим. перев.

99

Братья Динос (р. 1962) и Джейк (р. 1966) Чэпмены – английские концептуалисты, которые работают практически всегда вместе. Для своих инсталляций создают множество миниатюрных раскрашенных пластиковых фигурок, в данном случае это звероподобные нацистские солдаты, истязающие обнаженных мутантов. – Прим. перев.