Безрассудный наследник

Мое лицо пылало.

— А как насчет самой себя, красавица? Ты играла с этим маленьким клитором?

Он подчеркнул свой вопрос, совершив действие, обводя этот узелок, пока я не заскулила.

— Когда ты одна в своей комнате и темнота защищает твои секреты, просовываешь ли ты руку между ног и играешь с этой милой маленькой пиздой?

Я почувствовала, как мое смущение поднимается так остро, что я вспотела. Почему он это делает? Почему он так груб?

И все же я стала… еще более влажной.

— Я… я никогда не трогала себя.

Я не призналась, что думала об этом, представляла, как делаю это, думая о нем.

Я почувствовала, как напряглось его тело.

— Такая невинная, — пробормотал он. Его палец провел по моей щеке. — Посмотри на этот румянец. Посмотри, как ты намокла для меня? Думаю, моей красавице нравится, когда ее унижают, не так ли?

Я не могла говорить. Неужели он действительно ожидал от меня этого?

— Да, думаю, моей красавице — моей красавице — нравится, когда я делаю ей больно, потому что это чертовски приятно, не так ли? — последние два слова он прорычал. — Хм, — он продолжал поглаживать меня между ног, так близко к моему входу, что я одновременно предвкушала и боялась его действий. — Я владею этим, — его слова были ленивыми, такими же ленивыми, как и прикосновения к моей киске. Николай наклонился ближе, так что его рот оказался рядом с моим ухом. — Я буду делать с тобой все, что захочу, — он надавил еще сильнее, и я издала стон. — Буду делать с этой пиздой все, что захочу, когда захочу, и ты будешь просить еще.

Почему мне было так неприятно слышать, как он говорит мне такие непристойные вещи, видит во мне объект, то, что ему принадлежит? Почему это заставляет мое тело напрягаться, а разум — подавать сигнал тревоги?

Почему я хочу, чтобы он делал это снова, снова и снова?

Я сдвинулась на его коленях — совсем немного, но при этом почувствовала его твердость, огромную эрекцию, упиравшуюся мне в попу. Он наклонился ближе, так что его губы коснулись раковины моего уха, а его пальцы медленно поглаживали меня, скользя по моим складкам.

Он что-то сказал себе под нос, несомненно, чувствуя, какая я мокрая, как скользят его пальцы от моего возбуждения.

— Ты чувствуешь, какой я твердый? — в его словах не было ничего, кроме рыка, и я почувствовала вибрацию по всему телу, до самой глубины души, которая и составляла… меня.

Мои глаза закрылись сами собой, и я начала дышать глубже, не в силах ответить ему. Но я знала — ему и не нужен был ответ. Для него это был еще один способ вывести меня из равновесия, смутить из-за отсутствия опыта. Потому что это заводило нас обоих.

— Я никогда в жизни не был таким твердым, зная, что ни один мужчина не прикасался к тебе, что мои пальцы — первые и единственные, которые когда-либо чувствовали весь этот мед, — большим пальцем он обвел мою дырочку, не проникая внутрь, а лишь дразня по краю и заставляя меня еще больше постанывать. — Господи Иисусе, — прорычал он, а затем произнес несколько слов по-русски, которые звучали грубо и жестко. — Знать, что мой член будет первым… единственным, который когда-нибудь почувствует, какая ты тугая, какая мокрая…

Он не закончил фразу, а просто осторожно ввел кончик пальца в мою киску. Хотя это было не больно, его палец был большим, широким и толстым и заполнил меня. Давление было сильным, а полноты было достаточно, чтобы мои внутренние мышцы сжались.

Он издал ворчливый звук и вытащил палец, еще раз обведя им мой вход.

— Черт, ты такая тугая, я представляю, каково это — протиснуться через все это напряжение и вскрыть твою маленькую вишенку.

Его слова были такими грубыми, не похожими ни на что, что я когда-либо слышала раньше. И все же они вырвали из меня стон, заставили мои соски напрячься и заныть. До боли. И тут я поняла, что полотенце развязалось: узел, которым я закрепила его вокруг груди, ослаб, и материал оказался на моей талии. Я издала удивленный звук и уже собиралась потянуться за ним, чтобы снова прикрыться, но он издал неодобрительный звук, заставив меня замереть.

Он отстранился, и я чувствовала его взгляд на моей груди, и так остро, что мои соски напряглись еще сильнее.

— Нет, нет. Ты оставишь все как есть. Позволишь мне смотреть на эти идеальные маленькие сиськи и трясти ими, пока я буду трахать тебя пальцами и заставлять кончать у меня на коленях. И ты будешь чертовски краснеть для меня, твоя пизда станет такой влажной, потому что ты смущаешься, зная, в какой позе находишься для моего удовольствия. Не так ли?

Из меня вырвался придушенный звук — от смущения и удовольствия.

— Держу пари, ты никогда не слышала такой мерзости.

Татуированный большой палец провел по моей щели.

— Держу пари, я провоцирую скандал с моей милой новой женой-девственницей.

Я прикусила нижнюю губу, зубы впились в плоть с такой силой, что я почувствовала вспышку боли и привкус меди на языке.

Через секунду пальцы руки Николая, которая не была зажата между моих бедер, схватили меня за подбородок и повернули мою голову в его сторону.

— Посмотри на все это совершенство, на всю эту безупречную, идеальную, блядь, плоть, — пробормотал он. — Моя девочка такая чистая. Но я это быстро изменю.

И прежде чем я поняла, что он собирается сделать, он провел языком по моей нижней губе и застонал.

— Такая сладкая, куколка. Вот кто ты, моя маленькая куколка, с которой я могу делать все, что захочу.

Я была оскорблена, унижена, так завелась, что не могла дышать. Николай за один день сделал со мной такое, чего я никогда не испытывала на собственном опыте, чего и представить себе не могла.

— Насколько сильно я тебя пугаю, Амара?

От того, как он произнес мое имя, как усилился его акцент на этом единственном слове, мои внутренние мышцы болезненно сжались. Еще одно движение языком по моей нижней губе, и вот он уже проталкивает его в мой рот.

— Не достаточно сильно, — сказала я и сама не поверила в то, что эти слова сорвались с моих губ. Конечно, какая-то часть меня понимала, что я должна бояться его, но я также знала, что он не причинит мне вреда. Я не знала, как, не знала, почему эти мысли вселяли в меня уверенность, но осознавала, что это правда.

Он отступил всего на дюйм, наши лица оказались так близко, что, казалось, между нами не мог поместиться даже лист бумаги. Николай пристально смотрел мне в глаза, его свободная рука скользнула вверх и обхватила мое горло, пальцы сжимались так медленно, что я почувствовала, как дыхание начало покидать меня, а сердце забилось в бешеном ритме.

— А теперь? Теперь ты боишься меня, маленькая куколка? — он не стал больше сжимать пальцы. Он не собирался причинять мне боль. Он испытывал меня, проверяя, что между нами происходит.

Во всяком случае, так я себе говорила.

Но я ничего не сказала и вместо этого прильнула к его руке, приблизив наши носы настолько, что они соприкоснулись. Его глаза были прикрыты, а ноздри раздувались. Все, что я чувствовала, — это его притягательный, пряный аромат. Он заполнил мою голову, опьянил меня, как Николая после курения косяка, сладкий аромат которого пропитал всю комнату.