Безумное такси

– Лиля, вам плохо?
– только идиот будет человека в подобном состоянии разбирать по имени-отчеству.

Реакции, которая последовала незамедлительно, Афанасьич вряд ли мог ожидать, а тем более предвидеть: непосредственный руководитель вдруг бросилась ему на грудь и, заливаясь горькими бабьими слезами, поведала историю, потрясшую душу этого повидавшего виды человека до самого основания. Естественно, не открывая настоящей фамилии шефа. Это и понятно не Боровикову же было исповедоваться этой затерянной в людской массе, нежной еще, непосредственной натуре! А Афанасьича на стройке уважали все даже приблудные собаки, отиравшиеся рядом с объектом в обеденный перерыв в ожидании остатков от рабочих "тормозков".

– Ну не могу я к Толику подойти после того, что пороизошдло тогда в баре!
– рыдала грозная начальница, по-девчоночьи уткнувшись лицом в грудь. И дорогущая рубаха прораба, словно промокашка, покорно впитывала её слезы.

– Не реви, тут подход нужен, - Афанасьич тем не менее не спешил отлучить её от своей рубахи.
– А хочешь, я подойду и все расскажу Толику?

– Ни в коем случае!
– у Лили даже слезы моментально просохли.
– Эх, ты, я тебе как хорошему человеку...

– Все, молчу, - покорно прижал к груди руки прораб.

И молчал, страдая за них двоих. До того самого дня, когда Лилю прямо от рынка увезли к Склифу. Тогда Афанасьич поехал в Мытищи.

– Здравствуй, Лялька!
– сказал Толик, улыбаясь. И открыл глаза.

– Откуда ты узнал, что я смотрю на тебя?
– спросила Лиля.

– Почувствовал твой взгляд. Мы же все-таки не чужие, - он глядел на неё с такой откровенной жалостью, что Лиля испугалась. И рассердилась одновременно.

– Прекрати меня разглядывать, словно мумию Тутанхамона! Я знаю, что выгляжу не лучшим образом, но не настолько же, чтобы справлять тризну по моим останкам. Лучше раскажи, как и где живешь сам.

– Живу или жил?
– попытался уточнить Поняков, сладко потягиваясь.

– Ну, бестолочь!
– возмутилась Лиля.
– Как ты жил до сего времени, мне известно досконально... не будем уточнять источники информации. Я говорю о настоящем времени.

– Разрешите доложить!
– гаркнул Толян, подхватываясь со стула.
– В настоящее время вместе со своей бригадой обретаюсь в общаге, которую сами организовали в недостроеном доме силами общественности - то есть своими. А что, удобно - работа рядом, да и сторожевых набегает в месяц... в общем, на кусок хлеба набегает.

– С маслом?

– Ну, естественно, - ухмыльнулся Толик.
– Огрызков сейчас по мусорным бакам хватает - зажрались новые демократы, хрен за мясо не считают!

– Грубо, пошло и ни капельки не смешно, - отрезала Лиля, роясь между разговором в стоящей у изголовья тумбочке.
– Где-то же я видела ремешок от своей сумочки... Ага, вот она, - порывшись в сумочке, Лиля протянула брату брелок с ключами.
– Держи вот, бомжара.

– Что это? Ключи от квартиры, где деньги лежат?
– продолжая улыбаться, Толик покрутил брелок перед глазами - на кожаном пятачке красочный значок "БМВ".
– Хм-м, явно не от машины отмычки.

– Ясно, что не от машины. От моей квартиры, - пояснила Лиля, устало откидываясь на подушки - слабость после перенесенного давала о себе знать.
– Хватит по общежитиям шляться, братик, не юноша уже, чай. Поживешь пока у меня, а потом...

– А потом я в нашу элитку насовсем переберусь, - Толян согласно спрятал ключи в карман.
– Нам в ней шеф фирмы обещал восемнадцать квартир отгрузить в виде выслуги лет.

– Мне ли об этом не знать, - Лиля скромно потупилась. Затем вновь распахнула на брата свои огромные глазищи.
– Скажи, Толик, я в больнице?

– Вообще-то, ошибиться в данной ситуации трудновато, - подтвердил он.

– Значит, эти коновалы у меня что-то оттяпали, - она отчаянно задергала руками и ногами под простыней.
– Нет, вроде бы все на своих местах. Почему же ты смотришь тогда на меня, как на ископаемое? Я что, на него похожа?

– Почти, безжалостно подтвердил Толик, подавая ей зеркало с тумбочки.
– Ты очень похудела, Лялька.

Она глянула на себя и ужаснулась - почти как Нинка тогда...привязанная простынями...И тут же успокоилась, взяла себя в руки.

– Ничего, смотреть ещё есть на что. А откуда ты, братик, знаешь, что я похудела?
– подозрительно прищурилась она на него.
– Ведь ты меня пять лет не видел, вот!

– Зато за полторы недели насмотрелся от души, - рассмеялся Толик. Слава Богу, все позади.

– Сколько, ты сказал?
– ахнула Лиля.
– Я здесь валяюсь уже десять дней? Без памяти, как мумия? И с каким же диагнозом, позволь спросить?

– Общее нервное истощение, - сообщил ей брат.
– Ну что ты на меня уставилась? Так мне сказал твой лечащий врач.

– Врет он, как сивый мерин, - убежденно сказала Лиля, откинувшись на подушку.
– Так ему и передай. Ты чего зубы скалишь, братик?

– А ты сама ему об этом скажи, - расхохотавшись в полный голос, предложил Толик.
– Лечащий врач стоит у тебя за спиной.

Лиля мгновенно кувыркнулась с боку на бок - по ту сторону кровати стоял молодой человек лет тридцати - жгучий брюнет, судя по выбивающимся из-под белой шапочки волосам, и с улыбкой смотрел на нее.

– Ну как, похож я на сивого мерина?

– Н-не очень, - призналась Лиля, кутаясь в простынь, как бабочка в защитный кокон и одновременно сгорая со стыда.

– О-о, мы уже краснеть умеем, - рассмеялся врач.
– Значит, дело идет на поправку.

– Можно?
– в щель приоткрывшейся двери просунулась Нинкина голова. И тут же, ойкнув, скрылась из поля зрения.

– А ну, заходи, - приказал брюнет в белом халате.

Нинка появилась вновь, зажимая в руке чем-то набитый полиэтиленовый пакет. Судя по распространившемуся вокруг аромату - апельсины. Да и по виду тоже - их округлые бока выпячивались сквозь оболочку пакета.

– Нинулька!
– обрадовалдась Лиля.
– Можно, я её поцелую?
– жалобно попросила она врача.

– На здоровье, - разрешил тот.
– Но лучше бы мужчину - сразу повышает тонус.

– Ну, за неимением лучшего...
– отпарировала Лиля, обнимаясь с Нинкой.
– Слушай, по твоему виду и отношению к тебе медперсонала я догадываюсь - ты тоже проторчала возле моей кровати все эти полторы недели. Я не права?

– Еще как права, - подтвердил врач.
– Кстати, меня Егором звать.