Безумные сказки Андрея Ангелова
Шрифт:
— Пожалеть его, а?
В 10 часов утра Клюев пошёл искать товар магазинного вида — в помоечные дебри, а нашел старинную икону, которая вчера грела зелёные глаза Михал Михалыча.
— Везучий сукин сын — ты! Только стал бомжевать, а срубил приличный кусок! Через час приедет Леонид, он сбагрит доску, — с завистью сказала меркантильная Тома.
— Лучше отнеси икону в храм и подари. До храма можно дойти за час, — без зависти сказал прозревший Наци.
Фёдор завидовал или не завидовал на расстоянии, его не было.
Зверь
Полярность мнений требовала Слово Главаря. И оно прозвучало.
— Мне до фени, чьи руки будут обладать древней поделкой. Руки попа или руки купца. А находка отдалась Валере Клюеву, ему её и танцевать. — Так прозвучали мысли Профессора. — Как решишь, Валера?
— Я думаю, что моё решение не решает ничего без решения этих перцев! — воодушевленно проговорил Клюев, простирая руку вперед. Там — впереди, по тропке, вышагивала четверка: Фёдор возглавлял процессию, Жора шел за Фёдором, мордовороты с косой саженью в плечах — Тима и Люсьен, в статусе «подчиненных Жоры» — были арьергардными.
Процессии на Главной Столичной Помойке предшествовали такие события.
Жора стоял перед столом Михал Михалыча, в его кабинете. Мордовороты с косой саженью в плечах — Тима и Люсьен, в статусе «охранников Жоры», замерли по бокам Жоры.
Михал Михалыч скабрезно пил пунш, положив ноги на стол.
— Здравствуй, Жора, — Михал Михалыч рыгнул хмуростью. — Я слушаю тебя.
— Что именно вы хотите услышать, Михал Михалыч!? — заискивающе спросил Жора.
— Жора! Ты понимаешь, что увешан косяками как новогодняя ёлка, но не знаешь, какой именно косяк меня — твоего доброго босса, интересует. Так?
— Вы правы, Михал Михалыч!
Михал Михалыч посадил Жору в своё кресло, а сам встал за спиной Жоры и учинил разборку:
— Первое! Ты довёл до банкротства мой банк «Столичный капитал» и теперь его продадут за копейки паразитам-капиталистам. Однако я знаю, и ты сам знаешь, что ты не финансист, а зиц-председатель. Поэтому я не требую отчёта от тебя.
Бледные Жорины щёки налились животворящим румянцем.
— Второе! Армейские дезертиры застрелили моих мордоворотов и грабанули мои 15 миллионов, что были собраны для обмена на кокаин. Этой операцией руководил тоже ты.
— Михал Михалыч! — Жора дёрнул испуганной жопой.
— Сиди, где сидишь, не дёргай испуганной жопой, и слушай.
Жора постарался сделать жопу менее испуганной, а когда это не получилось — постарался ею хотя бы не дергать.
— Здесь ты тоже ни приделах, потому что выходка дезертиров — досадная Случайность.
— Михал Михалыч, когда вы найдёте дезертиров — то они пожалеют, что вы их нашли! — страстно проплакал Жора.
Михал Михалыч вышел из-за спины Жоры и встал на то самое место, где Жора стоял изначально — между мордоворотами. Потом Михал Михалыч вкрадчиво рявкнул:
— Если грабёж инкассаторов — Случайность, то исчезновение рисунка в Случайность не рулит ну никак! Это тщательно спланированная тобою акция, Жора! Несмотря на тщательность,
я её просчитал! Доска стоит полтора миллиона! И ты должен поделиться со мной, куда её затарил после кражи! И тогда я тебя прощу! Обещаю!В кабинет Михал Михалыча без стука вошёл человек в атласном стихаре и бархатной митре. Ноги обнимали сафьяновые ичиги, во рту торчала сигарета. Это был и есть митрополит Кирилл. Он встал у порога и возгласил нараспев:
— Рисунок, он же «Икона Спасителя», представляет из себя дубовую доску прямоугольной формы размером 40 на 20 сантиметров. На иконе изображен Иисус Христос — сын Бога. Согласно заключению научной экспертизы икона принадлежит кисти неизвестного мастера первой четверти 17 века.
Митрополит Кирилл вышел также незаметно, как и вошёл. Оставив после себя запах вонючего дыма дешёвого табака.
— Это реально чудо, Михал Михалыч! Исчезновение рисунка! Зуб даю, что я не имею к пропаже… — преданно запискал Жора.
— Тима и Люсьен! Отведите Жору в Тайную Комнату и отрежьте ему одно яйцо. Одно! — Михал Михалыч поднял назидательный палец. — Не два! Не перепутайте! Заранее пригласите врача-лепилу. После действа пусть лепила рану сразу зашьёт. После снова приведите Жору ко мне.
Мордовороты вразнобой подняли мощные указательные пальцы и синхронно поманили Жору к себе.
— Михал Михалыч! — чуть не сдох от страха Жора. — Разрешите мне подумать здесь и сейчас! Я не в курсе, где доска, но до пределов напыжу мозг!..
— …Дай-ка, Жора, я озвучу реноме, — размышлительно молвил Михал Михалыч, ходя по кабинету. — Если отбросить никчемные междометия, твои дурацкие заверения в честности, и несуществующую в природе мистику, то получится так. После Бойни на Диком Пустыре Столицы ты принёс рисунок к себе на квартиру. Поскольку ему предстояло ночевать там всего одну ночь, а в квартире кроме тебя, 9-летней женщины и охранника никого не было, то… Ты посчитал, что доске ничего не угрожает. Я прав?
Жора со страстной честностью посмотрел на Михал Михалыча:
— Она не женщина, она моя дочка Мила!
В ответ Михал Михалыч велеречиво сплюнул:
— Ты сказал им «Привет», кинул рисунок на диван, сам залез на унитаз и сидел на нём минут 30. Когда ты вышел из толчка, женщина втёрла тебе фразу: «Мол, папа, я готовлю тебе ужин-кушанье, как раз режу лук. Но твоя кухонная дощечка неудобная, принеси завтра новую».
— Ваша угроза лишить меня яйца заставила мой мозг работать, и я вспомнил странные слова дочки!
Михал Михалыч сделал вид, что не слышал. А если слышал, то ему услышанное всё равно или до фени.
— Ты отказался от кушанья, поцеловал Милу в лобик и завалился спать, так как перебздел на Диком Пустыре. И твои нервы просили покоя. Утром ты продрал глаза, шасть, а рисунка нет. Ты дал дюлей охраннику. Тот оказался дюленепробиваемым и заявил, что здесь ни при делах. Ты ему почему-то поверил и решил, что доска самостоятельно удрала вследствие Божественного Вмешательства.
Жора сделал подобострастное лицо: