Безумный курортный роман или чокнутый Ромка с курорта
Шрифт:
Но потом обхватила руками колени и, положив на них подбородок, задумалась всерьез. Уже убывающая луна чертила по морской глади желто-белую пунктирную линию, и мысль скользила по ней, устремляясь за горизонт пространства и времени:
– Полагаю, дело не в филологии, а в законах исторического развития. У цивилизаций древности в ходу были языческие культы, связанные с зачатием и рождением. И подобные термины были не просто приличными – сакральными. Но с принятием христианства или ислама – не суть – отношение к ним изменилось, превращая из священных понятий в ругательные. Сто процентов именно по
Море одобрительно булькнуло, словно подтверждая ее догадку и схлынуло, оставляя на ногах пенные пузырьки.
– Откуда ты все это знаешь, Женек?! – изумленно посмотрел на нее Ромка.
– Папа – историк, специализируется по дохристианскому периоду Руси. Давно, правда, исследованиями не занимается – по состоянию здоровья, но кое-что помню из его рассказов.
В этот момент со стороны концертной площадки донесся характерный шум, похожий на бурные аплодисменты. Очевидно, это закончилось водное шоу.
– Гляди, небесные фонарики! – восторженно выдохнула Женька, указывая глазами на медленно поднимающиеся ввысь светящиеся точки. – Красиво как…
Ромка сел рядом с Женькой, взял ее за руку:
– Столетия – фонарики! о, сколько вас во тьме,
На прочной нити времени, протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите мой взгляд...
То яркие, то тусклые фонарики горят.
– Валерий Брюсов, - улыбнулась Женька в ответ и встретилась с ним взглядом. – Спасибо.
– Не за что. Я помню, что ты любишь «Серебряный век».
Женьке было сказочно хорошо. Так, как не было уже очень давно. А, может, и никогда.
Море плескалось, щекоча голые пятки, ветерок поил солено-пряным коктейлем, а по небу плыли яркие фонарики, выстроившееся причудливым клином, словно рисуя витиеватую фразу на древнем языке.
Рука Ромки скользнула вверх и обняла Женьку:
– Наверное, это дико сложно – отрекаться от обычаев предков и принимать новую веру… Наших пра-пра-пра это ведь тоже коснулось.
– Зато в цивилизационном смысле – скачок в развитии, - вздохнула Женька и прижалась щекой к Ромкиному плечу. – Да, есть и другие мнения, но основной вывод этот. Иногда нужно вовремя уйти от старого.
– Умение вовремя уйти – вообще ценная вещь, - Ромкино дыхание коснулось ее волос.
– Честно признать, что перспектив нет, и дальше будет только хуже. И это не только глобальных событий касается. Отдельного человека тоже. Я, например, считаю, что вовремя бросил профессиональный спорт – на пике, именно тогда, когда было нужно. И вовремя перестал играть в КВН. И… Надеюсь, сейчас тоже успел. Даже дважды надеюсь: и что ушел, и что вовремя.
– Ром, ты о чем? – Женька повернула голову и недоуменно посмотрела на него.
– Да так, ни о чем… - улыбнулся Ромка и уставился на ее губы. – Мысли вслух, не обращай внимания. Лучше скажи – не против чисто дружеского поцелуя?
Женька слегка обалдела. Нет, она понимала дружеские поцелуи – в щечку, например. Но Ромка за время сегодняшней прогулки по Сочи делал это раз десять, наверное.
И разрешения не спрашивал.И стало удивительно любопытно, что он имеет в виду. Просто очень-очень, до безудержу!
Но внешне она вновь прилипла взглядом к небу, где в черной глубине тонули превратившиеся в точки фонарики, и лишь легонько наклонила голову в знак согласия.
Ромка прижался губами к ее губам. Легко и совершенно невинно – так целуют родителей или близких родственников. Иногда лучшую подругу - например, поздравляя с днем рождения.
– Спасибо за чудесный вечер! – прошептал он. – Где-то там, на краю земли, я буду вспоминать о нем. Море, небесные фонарики… и тебя.
«Он прощается со мной! – поняла Женька. – Что ж, это лучшее расставание, которое у меня было. Честно и красиво».
Она сидела, как сидела, и смотрела на звезды. Странно, но ни обиды, ни горечи не ощущалось. Женьке было необыкновенно легко и как-то… Безмятежно? Умиротворенно? Сложно подобрать правильное слово. Словно сейчас она была где-то там – среди звезд и галактик, на стыке других миров. Не здесь.
Женька парила в невесомости, наслаждаясь ей, пробуя на вкус. Ее губы мечтательно приоткрылись. Сами собой. Совсем чуть-чуть.
Но Ромка почувствовал это, и его ладони, лежащие на Женькиных плечах, напряглись. Он требовательно заглянул в глаза, ища ответ, но Женька так и сидела с приоткрытыми губами и смотрела мимо него. И, лишь вдалеке, на самом краешке сознания промелькнула по-детски озорная мысль:
«Интересно, что будет делать Ромка дальше? Сорвется или..?»
Ромка сорвался. Шумно вдохнул, сгреб ее в охапку и поцеловал по-настоящему: долго и откровенно. Не спеша изучал, ласкал языком, играл губами. Женька знавала разные поцелуи: нежные и страстные, легкие и горячие, умело подводящие к…
В Ромкиных было то, что она еще никогда не встречала – искренний, незамутненный восторг. Восторг лился безудержным потоком, впитывался в кожу, проникал в кровь.
– Какая же ты сладкая, Женечек! – сбивчиво шептал Ромка, хватая воздух. – В сахаре купаешься что ли? Брусника, настоянная на меду. А кто-то наивный думал, что сможет уйти… просто так. Балбес, да?
И Женьке в этом действе нравилось все: Ромкин вкус, его эмоции, само осознание, что он не удержался.
Она обвила его шею руками и ответила на поцелуй. Да так, что Ромка закрыл глаза и растаял, полностью отдав инициативу.
Море ехидно булькнуло, точно хохотнуло, и окатило парочку целым сонмом колючих брызг, заставляя отлепиться друг от друга. Женьке почему-то вспомнилось, как бабушка разливала водой дерущихся во дворе котов.
– И все-таки зараза ты, Сусанина, - вздохнул Ромка, утыкаясь ей в плечо. – Скажи, что это было-то?
– Недружеские поцелуи! – вырвалось у Женьки само собой.
– Вы на редкость проницательны, кэп! – осторожно улыбнулся он и чмокнул ее голую коленку. – Делать со всем этим что будем?
Женька смутилась и одернула подол, прикрывая ноги:
– А что ты можешь предложить?
– День сурка! Точнее, ночь! – фыркнул Ромка и вдруг, посмотрев на Женьку, рассмеялся: - А, ты же не помнишь! Спрашивала у меня уже. Вчера. Причем этой самой фразой, слово в слово!
– И что ты предложил?