Безвыходное пособие для демиурга

У меня остался единственный человек, которому я все еще не боюсь доверять. И это счастье. У других и этого нет!

Мир людей – это поиски кого-то в полном одиночестве и отчаянии. Кого-то, кто мог бы выслушать, не давая советов, не насмехаясь.

Мир людей – грызня одиночек. Это данность.

И предательство – норма выживания, иначе – сожрут с потрохами, скинув на самое дно социальной лестницы.

Но я не просто не понимаю этого, я еще это и не принимаю.

Я догадываюсь, почему меня втянуло в волшебную пещеру, где я смог написать роман и вернуло назад. Этому миру не хватает доброты. Меня вернули для того, чтобы хоть кому-то стало чуточку теплее и светлее.

Там, в пещере, я честно пытался что-то сделать, но я – всего лишь Гера – странник, идущий по Млечному Пути. Думаю, ничего у меня не получилось, и никому я там не помог.

Но, главное, я точно знаю, за кем я сюда пришел. За человеком, который едва ли не зеркально отражает меня самого, но при этом он вовсе не моя вторая половина. Именно за это я и полюбил.

Вселенная, вмещающая в себя десятки параллельных миров, для меня замкнулась на Лере.

Может быть, она – лучшее, что можно придумать в этой жизни. И если я когда-нибудь все-таки напишу настоящий роман, пусть даже тот, который держал меня на привязи в призрачном мире волшебной пещеры, то, высшей наградой будет не восторг публики. Главным будет то, понравится ли вся эта «писанина» единственному и главному читателю в моей жизни.

Мне казалось, я строю карьеру, но это была иллюзия, самообман. Я долго не решался на близость с девушкой, боясь тем самым все испортить, а оказалось, что это – все равно. И истинная любовь она не стоит над миром наших желаний, она просто есть, и все.

– Гера, давай уйдем. Мне здесь неуютно.

– А легко! – я подозвал официантку, которая возилась у стойки.

Мне показалось, что она наблюдала за нами и даже украдкой утирала слезу. Возможно, она думала о любовнике или о муже, и мы ей напоминали какую-то ее личную романтическую историю, или просто казались идеальной парой.

Я понял, почему Валерии здесь плохо. Она чувствовала зависть. А я стал каким-то толстокожим.

Расплатившись, мы выскочили из ресторана и отправились к ближайшему киоску.

И, как на первом курсе, мы купили четыре банки джин-тоника, отправляясь просто бродить по улицам.

– Так ты помнишь? – Лера открыла банку и сделала первый глоток. – Я думала, ты обо всем позабыл.

– Ты о том вечере? – засмеялся я. – Как же, такое забудешь! У меня тогда в кармане осталась лишь десятка, а запасная банка с тоником лежала в пакете. Но в банке той оказалась дырка, и я остался без спиртного.

– Точно. – засмеялась Лера. – Мы тогда впервые взялись за руки.

Я покраснел:

– Вот только не надо думать, что у нас чувствуют что-то одни женщины, а у мужиков всегда одна проблема: с кем бы ночь провести.

– Сердишься? – Лера взъерошила мои волосы. – Ну, значит приходишь в себя. Слушай, а, может, махнем на Чертово колесо?

– Нет! – я даже испугался. – Лучше как-нибудь без всей этой чертовщины.

– Прости, я не подумала.

– Да это ты прости. Можно и на колесо. Это всего лишь аттракцион. Меня просто заносит.

– Да я уже передумала. Мы не все деньги оставили в ресторане?

– Я прибыл сюда с тремя экю, и вызвал бы на дуэль всякого, кто посмел бы сказать, что я не могу купить город. – я раскланялся перед Лерой.

Прохожие шарахнулись от нас.

– Понятно. – Лера присела передо мной, изображая реверанс. – Сударь, а не будете ли вы так любезны, не угостите ли даму мороженым?

– Фи, да кто же тоник мороженым заедает? Где ваш вкус, мадмуазель?

– Спасибо, что не миледи. Надоело следовать правилам приличия, да и скучно это: опять трескать селедку второй свежести.

– Ах, вот вы, значит как? Попрекаете, сударыня, ладно! Отныне я стану молчаливой галлюцинацией… Галлюцинацией с мотором: ужасной, но симпатичной!

– Иди уже, галлюцинация, за мороженым!

– Вот она: доля истинного мужчины: считать копейки в очереди за батоном и кефиром, ибо остальное все уже потрачено на удовольствия для прекрасных дам!

– А ты как думал: меня теперь придется всю жизнь завоевывать, и то, что я тебя познакомила с родителями, еще вовсе не означает, что я сказала «да».

– Но вы и не сказали «нет», и это «пфекфасно».

– Бог мой! Я-то, может быть, и королева, но ты, Гера до Бэкингема не дотягиваешь.

– Зато у меня нет конкурента в лице толстого и глупого короля!

– Я бы так смело заявлениями-то не расшвыривалась.

– Значит так?

– За мороженым, сударь, за мороженым!

Через минуту я упал перед Лерой на колени, протягивая ей эскимо:

– Не соблаговолит ли сеньора принять сие маленькое подношение в знак глубокого уважения и почтения.

– Опустились до мелкого подкупа, сударь? Ай-яй-яй! Дарить нужно от чистого сердца и бриллианты, чтобы подчеркнуть ими мою красоту.

– Виноват, исправлюсь. Там есть водка «Рубин». Рубины они чего-нибудь у тебя подчеркивают?

– Я состою из одних достоинств, а вот кое-кто до сих пор запомнить не может, что «Дитям – мороженое, а даме – цветы!»

– Ну, и пожалуйста, сам съем.

– И этот человек претендует на мою руку и сердце? Зачем мне ребенок? Мне нужен муж, который в трудное время подставит, так сказать, плечо.

– И чтобы радости и горести – пополам?

– Ну вот, соображаешь, когда захочешь.

– Тогда мне не остается ничего другого. – я откусил кусок мороженого, и протянул остальное Лере. – Начинаем делить все поровну.

Лера запрокинула голову и захохотала.

Последняя неловкость и натянутость между нами пропали. Да, мы были прежними. Почти…

Я посмотрел на Леру, но мысли неожиданно вернулись к прошлому.

Теперь я внезапно понял, что Николай Петрович вовсе не генерал-лейтенант, а маг, оживший благодаря моим опусам. И, на самом деле, я все-таки умер той ночью, но бог сжалился надо мной и позволил мне в царстве Харона не присоединиться к прочим мертвецам, а написать роман, о котором я так грезил. Но вернул меня в реальность Петрович и именно потому, что меня все равно убьют. Временные потоки и события не изменятся, а я смогу попрощаться с Лерой.

И, на самом деле, уже не важно, соглашусь ли я работать на военную разведку или откажусь – в любом случае из секретных лабораторий я не выйду. Никогда.

Я вернулся единственно ради этого последнего вечера. Попытка побега ничего не даст.

Это, на самом деле, не страшно, осознавать, что все в твоей жизни происходит в последний раз. Просто душа не хочет этого принимать – и все…

Смеркалось. Мы сидели с Лерой на берегу реки и смотрели, как в воде отражались первые звезды.

Целый вечер вдвоем. Последний.