Безвыходное пособие для демиурга

У каждого выдающегося человека были невидимые помощники: даймоны, ангелы, эльфы, нимфы – этих существ сонмы.

Но я ни разу не слышал, чтобы эти помощники помогали творить таким безумным способом! Ни один значимый деятель культуры никуда не исчезал надолго. Да, они любили запираться и проводить время в одиночестве, в ночных бдениях, но они всегда оставались в нашем измерении!

Небо за окном пылало розовыми всплесками. Солнце поднималось над этим миром. Нормальное, не черное, не костлявое. Обычное.

Боги, как я запутался всего за пару дней одиночества!

Нет, не может человек быть один – он существо стадное. Одиночество – это ноша, поднять которую в состоянии только кто-то очень сильный.

Я так устал бродить в дебрях собственного разума, что отдал бы половину жизни, дабы просто напиться с друзьями и послушать, как у кого из них стучит кардан в машине, да кто устал затирать реестровые записи в «Висте». Как я хотел просто сидеть с друзьями и слушать, какие их подружки алчные, какие чиновники – крохоборы, как безумно растут цены, как в американских школах опять начались перестрелки…

Да, я хотел стать писателем, но не такой же ценой! Сочинять романы – это обычная, хоть и приятная, но – работа. А вместо этого мне подсунули ужас, прилетевший на крыльях ночи. Я вовсе не хотел быть узником собственных книг!

Я представил себе, как буду, не разгибая спины, десятилетиями строчить мистическую дурь. А в моем мире Лера выйдет замуж, родит ребенка или даже двух. И мои книги будут иметь ошеломительный успех, только вот я всего этого не увижу.

Нет, я хотел совершенно не этого!

Я не собирался писать «Пособие для демиургов» собственной кровью! Я не хочу расплачиваться за славу годами такого вот милого заточения! Зачем все это, вообще, нужно, если мне никогда не ощутить вкуса настоящей жизни, если не увидеть собственных детей, если не подержать в руках изданных романов, которые я еще даже не придумал?!

Монитор «ноута» мигнул и уснул, превратившись в черное зеркало.

Я увидел свое мутное изображение и ужаснулся. Это – не я! По комнате метался какой-то сумасшедший со вздыбленными волосами, горящими глазами.

Я заскочил в ванную, и застыл перед зеркалом.

Бог мой, как я изменился! Лицо осунулось, стало треугольным. Щеки опали, глаза стали красными головешками: видимо, от недосыпа полопались нити капилляров. Губы растрескались и были покрыты кровяной бурой пленкой. Красавец! В гроб краше кладут.

А, может быть, я давно в гробу и есть? Сознание еще борется, умирает, создает образы, бьется в паутине мыслей, но вынырнуть из этого опиумного сна, от недостатка кислорода, уже не может.

Хроники вампира, блин!

Сейчас крышка гроба, то бишь крыша дома откроется, в нее заглянет бородатый черный копатель. Он-то думает, что в таком огромном саркофаге горы драгоценностей, а тут только я – маленькое золотце. Вот он обрадуется!

Я украдкой посмотрел на потолок: нет, ну это бред!

Я потоптался в нерешительности.

Написать свой жутко знаменитый роман я всегда успею. Еще ведь неизвестно, что там будет в конце, когда инквизитор Лев Григорьевич встретится с «Некрономиконом»: может быть, они заключат пакт о ненападении, возможно, от их встречи поменяются полярности осей земли и в России вырастут пальмы, а Соединенные Штаты под национальный гимн пойдут ко дну, точно «Титаник».

Есть вариант, что книга убьет инквизитора, и сама, через диктаторов-марионеток, будет править миром. Из меня тогда могут сделать пророка, а могут и убить в конце повествования, как ненужного свидетеля.

В общем, мне бы понравился финал, когда «Некрономикон» и инквизитор убивают друг друга или замораживают лет на двести, а я остаюсь в истории величайшим писателем-фантастом. И когда Джордж Мартин вручит мне премию, он мне подмигнет, мол, мы с ним-то знаем, что произошло на самом деле! Не впервой литераторы спасают мир от кошмаров, придуманных ими самими.

Я воровато огляделся по сторонам.

Да черт с ним, с романом! Новый напишу, но только дома. Нужно выбираться отсюда, пока совсем с ума не сошел.

И чем это меня околдовали? Какое издание книг, какая признанная слава может быть здесь, в мире праха и тлена?

Есть малая доля вероятности, что я выпал из окна, получил сотрясение мозга, и сейчас либо под капельницей, либо в доме скорби. Измененное, так сказать, сознание. Милая версия, ничем не хуже остальных. В ней даже есть тень надежды.

Если я сошел с ума, то могу обратно в этот ум вернуться. Нужно только сильно захотеть. И не романы строчить, а бежать отсюда, да поскорее!

Я вышел из ванной и несколько минут смотрел на входную дверь: она меня завораживала, звала все проверить.

Каким бы великим не был мозг, создающий для меня иллюзию полноценной жизни, его ресурсы не бесконечны. Невозможно создать целый город миражей, населенный тысячью людей, каждый из которых наделен личными фобиями и физически отличается от всех прочих!

Жить в сказке и не облазить каждый волшебный закуток? Что же я потом скажу своему сыну, что, провалившись в мифическую страну, я не искал приключений, не дрался с драконами, а, как прилежный «ботаник», строчил странные тексты? Нет, так не годится!

Я с сожалением посмотрел на свой «ноут». В конце концов, я всегда могу вернуться, и когда меня накроет волна черного вдохновения, я усну, как это было в первый раз. Каждый раз сидеть за клавиатурой вовсе не обязательно.

Я тряхнул головой, убеждая себя самого в правильности своих решений, и открыл дверь.

Ключи я предусмотрительно пихнул в карман.

Ну что: с чего начать знакомство с этой реальностью?

Я оглядел лестничную площадку. Все как всегда. Даже люк на чердак – и тот открыт.

Вот с вершков и начнем.

Я залез на крышу. Здесь было сумрачно. Под ногами хрустел керамзит. В некоторых местах шмотками валялась старая стекловата. Крыша просвечивала дырами в шифере и щелями на стыках. Здесь царило запустение. И властвовала тишина. Не слышно ни голубей, ни ворон. И это странно.