Безымянная. Часть1. Путеец

– Мне сегодня чужой кошмар приснился, – сообщила девушка, усевшись на край софы и подобрав под себя ногу.

– Как это, чужой кошмар?

– Это трудно объяснить. Но по ощущениям так, словно я смотрела то глазами этого человека, то наблюдала за ним со стороны, а иногда выглядывала из-за его плеча, – гораздо менее решительно, чем вчера, говорила она, что, в общем, не удивительно.

– Так, – с интересом подняв глаза, кивнул, словно подгоняя ее, путеец, уже стянувший сапоги и усевшийся за стол, – а что за человек?

– Похоже… убийца, – пожав плечами и приглушив голос, сказала она, отводя взгляд.

– Да-а? – протяжно и с нескрываемым удивлением выдал путеец. – Расскажи?

– Нет. Это просто дурацкий сон, чего там интересного… – сморщив лоб закачала отрицательно головой.

– Тем более. Глядишь, я и трактовку найду. По крайней мере, раньше получалось.

Девушка еще помедлила, потом, собравшись с мыслями, подобрала под себя вторую ногу и взялась за рассказ.

После небольшого, несколько беспокойного и невнятного вступления, видимо призванного вызвать у слушателя ощущение ее равнодушия и скепсиса к содержанию повествования, с заминками и покашливаниями, наконец, начала.

Снился ей молодой парень, примерно лет двадцати восьми, тридцати. Невысокий, но с обаянием и огоньком, внешне аккуратный и со стержнем, в общем, как говорится, располагающий к себе.

Обрывками пробежало его детство, проведенное в небольшом провинциальном городке. Того быстрей единой бессвязной линией пронеслись отрочество и юность, пока бег отрывистых эпизодов не замедлился на одном действии. Молодой человек приблизился к припаркованному автомобилю, открыл заднюю дверь и ударил тонким длинным ножом сидящего за ней мужчину в строгом костюме. Закрыл дверь, спрятал нож и скрылся в подворотне, так, что прохожие, заполнявшие улицу, кажется, ничего не заметили, продолжая двигаться в прежних направлениях. Парень бросил нож в сливную решетку проходного двора, снял забрызганные кровью перчатки, сунул их в урну около пышечной, через несколько кварталов вошел в туалет столовой, снял с лица медицинскую маску вымыл руки, сменил бледно-зеленую ветровку на длинный пуховик горчичного цвета и, собрав все в пакет, вышел на улицу. Повернул за углом налево, бросил пакет в урну при гастрономе, через пару сотен метров купил в кондитерском магазине торт и букет гербер в цветочном ларьке рядом. Сделал круг по окрестностям, остановил маршрутку и отправился в сторону центра. Сошел за узким мостом. Не спеша, прогулочным шагом и с остановками прошел до отеля с красными зонтами на окнах. Вошел внутрь, отдал цветы и торт служащей на стойке регистрации. Получил от нее карту с названием номера, поднялся на лифте на четвертый этаж. Вошел в открытую дверь и, наткнувшись взглядом на сидевшего в кресле за журнальным столом человека средних лет в сером костюме и бордовой рубашке с цепким и тяжелым взглядом, но пустым и неприметным лицом, протянул вперед небольшой деревянный ящик примерно 20х20х30 см. Мужчина взял его, в ту же секунду нетерпеливо сдвинул тонкую крышку и вынул из него одну из сфер, похожих на маленькие жемчужину, но с легким свечением в центре, отчего весь их цвет освещался мутновато-алым. Он с силой зажал сферу в руке, и она провалилась в кожу ладони, медленно теряя свой цвет в глубине плоти. Спустя мгновение над его плечами мигнул и угас образ змеи, мужик расхохотался, когда парень выскочил прочь из кабинета. На выходе из отеля к нему приблизилась стройная женщина средних лет и, обнюхав воздух вокруг и злобно улыбнувшись, вручила ему конверт с наличными.

Молодой человек вышел за дверь, но вместо светлого осеннего пейзажа набережной перед ним лежало железнодорожное полотно, залитое ночным холодным дождем.

Кроме того, слева от него стоял ребенок, точнее девочка, лет около десяти, которая, держа его за руку, указывала вперед. Ее голову покрывал красный берет, из-под короткого синего пальто торчал край серой юбки в мелких цветах, на ногах блестели темно-красные ботинки с круглыми носами, а в тонких косичках виднелись узкие алые ленточки, завязанные бантами.

Девочка указала вперед еще раз и, сорвавшись с места, побежала по шпалам, понемногу исчезая в темноте, а молодой человек тем временем запрыгал на месте, хлопая себя по груди и животу ладонями, так, словно за пазуху попал раскаленный уголь. Резко расстегнул куртку и одним махом разорвал на себе спортивную кофту и футболку, после чего, трясясь, уставился на собственный торс. Его кожа приняла вид полупрозрачного серовато-розового материала, под которым виднелись исправно функционирующие органы: сердце сокращалось; желудок переваривал пищу; легкие часто раздувались и уменьшались, впитывая кислород; но кроме них в свободных местах лежала темная многократно изломанная тонкая трубка с расположенными по всей ее длине, горящими алым сферами, точно такими же, какие парень только что передал мужику с седоватой головой и мертвыми глазами.

Он судорожно огляделся и побежал вперед, кажется, стараясь догнать девочку, которая уже скрылась из поля его зрения.

– Значит говоришь бежит? – сказал путеец, глядя в сторону.

– Да. Побежал, – кивнула девушка.

– Хорошо.

Путеец встал с места и, присев перед кроватью на корточки, выволок из-под нее большую сумку с раздутыми стенками и, открыв ее, вытащил чуть слежавшийся старый потертый армейский тулуп большого размера. Встряхнул его и сказал, с улыбкой:

– А ну, примерь-ка!

– Зачем? – засмеялась она.

– На улице нынче холодно и сыро. Так что в самый раз.

Девушка с неохотой встала с софы и, поправив рукава свитера, осмотрела тулуп, подняв его на вытянутых руках. Внутри четко виднелись линии отреза овечьих шкур, а снаружи некогда бежевую замшу покрывал еле заметный темный налет, не считая потертостей и мелких сквозных отверстий от кое-где расползшихся швов. Вместо пуговиц на правой стороне болтались короткие скругленные деревянные бруски, а на плечах торчали нитки, видимо от когда-то пришитых на них погон.

Она накинула тулуп и, опомнившись только теперь, взялась натягивать ботинки, все это время не снимая странную улыбку с лица.

Уже на улице девушка уселась на скамейку, когда путеец, осмотрев ее еще раз, поднял воротник тулупа и застегнул его так, что он стал напоминать торчащую вверх трубу.

– И почему я не бегу от этого бреда? – послышалось из тулупа.

– Может, от того, что от одного ты уже сбежала? – не заставил себя ждать ответ.

В открытую путейцем дверь вышел Аркадий Гаврилович и одним махом запрыгнул на метровый столб, оставшийся от старого забора. Кот выпятил грудь и, навострив уши, уставился в темноту, обернув хвостом лапы.

Где-то вдалеке слышался шум автомобильной дороги, старый тускло светящий фонарь качался на ветру за путями, то проявляя контур бетонного забора, то вновь погружая его во мрак. Из-за угла этой железнодорожной будки городские отсветы, сливаясь воедино, казались ей чем-то далеким и даже не совсем реальным, словно отчетливый сон с осознанием самой себя в нем. Словно стоит только проснуться, и он распадется, оставив лишь четкие очертания объективного этой непролазно серой реальности.

Девушка, заскучав, стала пялиться на небо, где среди неплотно расстеленных туч иногда проблескивали редкие звезды. Вдруг совсем рядом послышалась череда звуков осыпающейся щебенки и сбивчивого топота. Через секунду в усеченном конусе фонарного луча появилась расхлябанная и бубнящая что-то бессвязное мужская фигура в длинной расстегнутой куртке с капюшоном горчичного цвета. Девушка насторожилась и замерла. Мужчина, меж тем увидев свет в окнах, прошел по тропинке и остановился перед столбом, где восседал Аркадий Гаврилович, огляделся и пробормотал:

– Она здесь, она точно сюда… – тут же взявшись нести околесицу, – не бояться, не бояться, молчать, слушать, молчать, слушать, отвечать, отвечать, тук-тук-тук, – двигаясь вперед, укорачивая и без того неширокий шаг уперся в дверь и постучал, дрожа и морщась.

– Открыто, входите, – послышалось из дома.

Гость секунду помедлил, помотал головой, наверное, в надежде собраться с мыслями и, аккуратно приоткрыв дверь, вошел.

На фон желтоватых занавесок, закрывающих окно, налипло две тени, чьи хозяева заняли места за столом. После того как дверь закрылась, звуки разговора, пробирающиеся сквозь стену, скомкались и растеряли отчетливость произносимых слов, оставив различимыми только настроение и степень накала диалога, где вопросы несли тяжелый гнетущий фон, а ответы расхлябанный и болезненно-растерянный характер.

Девушка прильнула к стеклу и уставилась в тесный зазор между оконной рамой и краем занавески. С этого ракурса рассмотрению поддавался только путеец и только со спины. Но и при всем неудобстве и неполноте теперь виделось очевидно, как он изменился с первых же слов практически полностью и, создавая впечатление гораздо более прямого сильного, более отчетливого, словно его стало гораздо больше, чем раньше, можно сказать, он принял образ гиганта, не меняя при этом собственной формы.

Девушка разинула рот и замерла несмотря на то, что и до этого особенно не шевелилась. Гость тем временем забормотал что-то громче и безысходнее прежнего, путеец ударил по столу кулаком, и собеседник свалился со стула на пол.